Иуда (СИ) - Горелик Елена Валериевна

«Седалище треснет — на двух стульях сразу усидеть, — гневно заметил он. — Я и то не решился. А ты полез! Пожалел бы старика!»

«А чего тебя жалеть, урод? — ответил я, отправив гонца в ставку Петра. — Ужом изворачиваюсь, чтобы твои косяки успеть хоть немного выправить. Тебе вообще-то меньше года жизни осталось. Забыл?»

«Ты мне пенял убиенными, что от руки солдат Карла смерть приняли, а сам что творишь! Скольких он погубит уже по твоей милости?»

«Да уж поменьше, чем по твоей, я о том позабочусь…»

Сюрприз с Батурином для шведов получился удачный: они спешили, оторвались от своего тощего обоза ради скорого марша — и явились на безлюдное пожарище. Уставшие и голодные. Однако, в отличие от известной мне истории, где его хоть немного, но снабжал харчами Мазепа, пополнение провиантских запасов на зиму ему не светит от слова «вообще». Я тоже изрядный жмот. А зимушка, ещё раз напомню, ожидается холодная, проберёт до костей даже привычных к низким температурам скандинавов. Если на это наложится ещё и голод, я Карлу не завидую.

Здесь, в этой эпохе, не принято воевать зимой. Но шведский король из тех, кто идёт к своей цели напролом. Попав в отчаянное положение, он может закусить удила и открыть зимнюю кампанию хотя бы для того, чтобы банально не помереть с голоду. А призрак «костлявой с косой» я ему обеспечу.

Прямо сейчас писари штампуют копии моего воззвания, которое затем казаки везут по городам и весям, и зачитывают на площадях. Я призывал людей к тому же, к чему и Пётр: не оставлять шведам ни зёрнышка, ни сухой хворостины, а самим валить подальше с пути следования его армии, «ибо лютеранский король веру нашу поклялся искоренить, а людей православных извести». Мои слова легли в подготовленную самим Карлом почву. На фоне резни, которую шведские солдаты устроили в землях Белой Руси, в мой поклёп — про его клятву искоренить православие — поверили все без исключения.

Мазепа умел красиво и правдоподобно лгать. Грех было не воспользоваться его несомненным талантом.

И вот я держу в руках ответ шведского короля. Вернее, это не Карл писал. Покопавшись в памяти Ивана Степановича, узнал руку шведского канцлера, графа Пипера. Сухой деловой стиль, никаких словесных кудряшек и реверансов. Просто и тупо предлагает деньги. Много денег. Полмиллиона наличными — это баснословная сумма по тутошним меркам, не у всякого короля такие средства в распоряжении. У Карла, насколько я знал, есть два миллиона, и он вот так за здорово живёшь готов отдать мне четверть своей казны? Либо у него дела куда хуже, чем я думаю, либо он не собирается платить, но пытается меня спровоцировать на необдуманные действия.

«Полмиллиона! — ахнул Мазепа, когда я любезно пересказал ему содержанье письма. — Согласишься?»

«Нет, конечно».

«С чего бы? Такие деньги — истинно королевский дар».

«То-то и оно, что Карл никогда не был замечен в щедрости и раздаче подарков. И слову своему хозяин: захотел — дал, захотел — обратно взял. Сукин сын попросту проверяет, торгуюсь я или говорю серьёзно».

«Не вздумай сказать, будто ты всерьёз намерен на него войной идти. В жизни не поверю, что ты такой дурень».

«А кто сказал, что я войско против него поведу? Я здесь в осаду сяду, и пусть он Полтаву до китайской пасхи штурмует. Тот раз Келин с четырьмя тысячами солдат город несколько месяцев держал и отбился. Теперь у нас гарнизон вдвое больше, а припасов — втрое».

Я не стал сообщать Ивану Степанычу, что зимой Карлу всего Будищанского леса не хватит, чтобы обогреться, не говоря уже о приготовить пищу. А ещё не стал ему напоминать, что Пётр тоже не будет сидеть на зимних квартирах, если Карлуша начнёт активно действовать после прихода серьёзных холодов. Генерального сражения зимой, ясное дело, никто из них не даст, но осады и партизанские рейды будут в товарных количествах. А главные силы шведов я оттяну на себя.

Кажется, в тот раз Карл обиделся, когда в него дохлой кошкой со стены попали. Обещаю ему не менее увлекательные приключения под стенами Полтавы, когда он сюда явится.

Вот то-то и оно, что я не знаю, когда его шведское величество соизволит прийти. Всё изменилось.

2

Мои намерения активно поучаствовать в подготовке полтавской крепости к обороне полетели псу под хвост: накрыло новым приступом. И на этот раз оба лекаря добились своего, уложив меня в постель на две недели. Командование я передал двоим — Скоропадскому и Келину, возложив на первого организационные вопросы, а второму передав военную власть. Это не очень хорошо: не тот случай, когда две головы лучше. Но я знал, что Келин справится с подготовкой города к осаде, а Скоропадский управится со снабжением. Он хоть и глуховский полковник, но ему скорее должность генерального обозного подходила. И Незаймая я к нему в помощники определил, пусть парень поучится, а заодно присмотрит, чтобы у Ивана Ильича не возникло соблазнов заняться политической деятельностью. Даже подыхая от «грудной жабы», я обязан был контролировать своё окружение, иначе тут сразу начнутся всякие майданы и «чёрные рады». Ведь чем ближе Карл, тем больше будет желающих к нему перебежать.

Или я эту публику не знаю. В конце концов, я Мазепа или где?

А по прошествии двух недель со дня получения письма Пипера — кстати, не отвечал я намеренно, ссылаясь на болезнь и стараясь потянуть время — ударили морозы. Причём, сразу после сильнейшей метели температура ушла в минус настолько резко и сильно, что ночью я слышал, как лопались от лютого мороза стволы деревьев. Поутру выяснилось, что речка Полтавка, протекавшая по территории города, разом промёрзла до дна. Снега и вовсе по пояс навалило.

Нам здесь, в Полтаве, хорошо, дров запасли на год вперёд. Пётр Алексеевич, надеюсь, тоже приготовился к атаке генерала Мороза. А каково сейчас шведам? Распорядился, как немного потеплеет, посылать разъезды на разведку. Ждать этого пришлось дней пять, пока природа не смилостивилась. Разъезды, вернувшись в город спустя ещё десяток дней, принесли вполне ожидаемые новости: где-то в трёх дневных переходах от Полтавы они видели насмерть замёрзших шведов. Не на биваках тех смерть застигла — в разведке. Кто-то из хлопцев божился, будто видал шведа, замёрзшего вместе с лошадью и так и стоявшего конным монументом. Верилось, конечно, с трудом, но мало ли, может, парень и не сильно приврал.

И лишь когда лекари дозволили мне заниматься кабинетными делами, я соизволил написать ответ на письмо Пипера. После сражения с генералом Морозом, надеюсь, у Карла спеси поубавилось.

Взгляд со стороны.

Чудом уцелевшая крестьянская мазанка — здесь даже дома лепят из глины, палок и навоза, почти как в Германии — едва вмещала короля и офицеров его ставки. Впрочем, печь здесь неплохая, можно было не опасаться холода. Жаль только, что они сейчас доедают последние крохи провианта, стараясь растянуть их хотя бы ещё на недельку.

Хозяева мазанки благоразумно сбежали, сохранив свои жалкие жизни. Но они же вывезли и уничтожили почти всё съестное. Шведам повезло лишь наткнуться на плохо прикопанные мешки с зерном, которое тут же перемололи на муку ручными мельницами и напекли хлебных лепёшек. С учётом имеющихся в обозе припасов, впрочем, этого хватит и в самом деле на недельку, самое большее — на восемь-девять дней.

А что делать дальше, король не ведал.

Проклятый гетман прислал новое письмо. Жаловался на нездоровье, но при этом клялся, что будет стоять до конца за свои земли и привилегии. Но ведь король уже обещал Малороссию своему другу Лещинскому. Нет, если пересмотреть прежние планы, Станислав вряд ли посмеет обидеться, однако выглядеть это будет некрасиво. А Карл менее всего желал показаться в дурном свете.

— Следует ли и далее придерживаться прежнего плана, ваше величество? — спросил Пипер, зябко поёжившись под двумя плащами: он почему-то сильно мёрз даже рядом с печкой. — Гетман ясно даёт понять, что его интересуют не деньги, а власть и почести. Может быть, пообещать ему то, чего он желает, а затем…