Суд праведный - Александр Григорьевич Ярушкин

это будет стоить значительной суммы…

— У меня только сто рублей, — глядя в пол, проговорил Белов.

— Только? Да этой суммы хватит с лихвой, — оживился Озиридов. — Приступим к составлению условий.

Присяжный поверенный выдвинул ящик стола, достал линованный лист бумаги и застрочил пером, повторяя вслух то, что пишет:

— …Поручаю ему, Ромуальду Иннокентьевичу Озиридову, уголовную защиту моего отца, крестьянина Анисима Павловича Белова, в выездной сессии Томского окружного суда в селе Сотниково по обвинению в лишении жизни Кунгурова за обусловленное вознаграждение сто рублей, с тем, однако, условием, что до дня заседания уголовной сессии уплачиваю ему, Озиридову, шестьдесят пять рублей, а остальную сумму, тридцать пять рублей, уплачиваю после судебного заседания в том лишь случае, если моему отцу будет вынесен оправдательный приговор, а если будет по суду только смягчение вины, то вознаграждение в тридцать пять рублей я ему, Озиридову, платить не обязан… — присяжный поверенный поднял голову. — Надеюсь, против такого условия не возражаете?

— Мне всё равно, — глухо отозвался Пётр.

— Любопытно… — покачал бородкой Озиридов. — Расписаться надо. Грамотный?

— Могу.

Озиридов пододвинул Петру исписанный лист бумаги и подал ручку. Пётр довольно чисто вывел свое имя и фамилию.

— Смотри, как ловко! — похвалил Озиридов. — Учился?

— Ага.

— Постой-ка… — вдруг воскликнул присяжный поверенный. — Ты же из Сотниково! Не ученик ли Николая Николаевича?

Услышав имя своего учителя, которого он, с одной стороны, недолюбливал неизвестно за что, а с другой — уважал за то, что тот мог ответить на любой вопрос, Пётр впервые сдержанно улыбнулся:

— В прошлом году к нему в класс ходил.

— Выходит, деятельность Симантовского приносит кое-какие плоды, — как бы про себя проговорил Озиридов. — Обязательно передайте Николай Николаевичу, что Озиридов шлет ему алаверды.

— Как? — не понял Пётр.

— Это по-кавказски значит «Господь с тобой», — улыбнулся присяжный поверенный и громко добавил: — Алаверды! Запомнили, молодой человек?

А Высич тем временем уже второй час кружил по городу, обходя стороной мрачные фигуры городовых в серых шинелях и с шашками на боку, изредка ныряя в аптеки и магазины, чтобы чуть отогреться и осмотреться, нет ли слежки. В легком пальтеце, позаимствованном у приятеля, чувствовал он себя не очень уютно, а главное, не знал, что же ему делать. Самым смешным в его положении было то, что он никак не мог припомнить, с какого, собственно, момента за ним увязалось очередное «гороховое пальто». Вдруг это случилось, когда он только-только вышел из дома присяжного поверенного? Нет, возвращаться туда было нельзя ни в коем случае! Высич ощупал в кармане тощий бумажник и усмехнулся. Все деньги, высланные в Нарым его маменькой, все еще надеющейся, что блудный сын в конце концов образумится, остались в квартире Озиридова.

— Фортуна! — без особого уныния вслух проговорил Высич. — Хоть револьвер продавай!

Он поднял воротник в тщетной надежде, что от этого станет теплее, и, уже не оглядываясь, устремился вниз по Николаевскому проспекту к толпившимся у Новобазарной площади извозчикам.

— Милейший! — окликнул он крепкого мужика с лопатообразной бородой, сидящего на облучке и глубокомысленно закидывающего в заросший рот крупные кедровые орехи.

— Садись, барин, с ветерком промчу! — мгновенно обернулся извозчик.

— Мне далеко надо.

— Поди, не на край света? — загоготал тот.

Высич улыбнулся:

— Не совсем. В Сотниково.

— Знаю… — потускнело лицо извозчика. — Токмо мы, барин, туды не ездим. Верно ты сказал, далече… — потом лицо его оживилось: — Давай, барин, я тебя до Усть-Ини домчу! А там, глядишь, какой мужик подвернется. Дорога-т проезжая. Соглашайся, барин. Верный совет даю.

Поразмыслив совсем немного, Высич пришел к выводу, что вариант вполне достойный. Махнул рукой:

— Бог с тобой! Поехали.

Извозчик подождал, пока седок укроется медвежьей полостью, крутнул в воздухе кнутом, гикнул:

— Э-э-х! Растудыть твою!

Вскоре Высич уже стоял у мостка через небольшую речушку, впадающую в Иню.

— Ты, барин, токмо на месте не торчи, враз закоченеешь, — напутствовал его извозчик, выворачивая лошадь. — Побегай али вон в кабак загляни, прими для сугреву.

Высич снисходительно слушал его советы. Совсем недавно он, прежде чем прибиться к обозу, везущему из Колпашево в Томск пудовых осетров, протопал по тайге столько верст, что и вспоминать не хотелось.

Так случилось, что несуразную на фоне темного соснового бора одинокую фигуру в папахе, не прикрывающей ушей, и в городском пальтишке на рыбьем меху первым заметил возвращающийся из города Пётр Белов. Еще больше он удивился, услышав:

— Слышь, паря! Ты не мимо Сотниково едешь?

— Да в самое, — хмуро отозвался Пётр, натягивая вожжи.

— А меня с собой возьмешь?

— Ежели вам надо, возьму.

— Друга решил проведать, учитель он, — пояснил Высич. — Симантовский. Слыхал о таком?

— Учился у него, — подобрел Пётр. — Садитесь, барин.

— Вот спасибо, — обрадовался Высич, забираясь на сани.

Пётр с сомнением глянул на его одежду и скинул с себя тулуп, оставшись в коротком полушубке.

— Набросьте, а то не доедете…

— Ну, давай тогда вместе накроемся, теплее будет, — предложил Высич, устраиваясь рядом с парнем.

Верст десять они ехали молча. Белов помалкивал от неловкости, боялся потревожить странного барина, а Высич погрузился в размышления, прикидывая, куда ему податься из Сотниково. Пожалуй, решил он, надо потихоньку двигаться в сторону Челябинска. Одежонку, кое-какие деньги он, наверное, найдет у Симантовского, а в Челябинске, если сумеет до него добраться, разыщет старых товарищей, с которыми сдружился на поселении.

— А вы откуда учителя знаете? — наконец осмелился спросить Пётр.

Да еще по университету. Учились вместе в Москве.

— Аж в самой Москве! — подивился Пётр. — Там, наверное, всему учат?

— Да уж! — заливисто рассмеялся Высич. — В любом случае — многому учат. Меня вот истории учили, Симантовского — юриспруденции. Да так вышло, что мы оба не тем делом занимаемся.

— А вы кто? — поинтересовался Пётр.

Высичу вовсе не хотелось откровенничать даже с таким симпатичным парнем, но и оборвать беседу было бы нехорошо. Ответил он неопределенно, но весело:

— Путешественник.

— Вот здорово, — негромко позавидовал Пётр. — Я слышал про таких. Они везде ездят, окрестности осматривают… Ну и музеи там… Я бы тоже хотел.

— Трудное это дело, — внезапно посерьезнел Высич. — Тут, главное, цель определить.

— А какие города бывают? — спросил Пётр.

Высич усмехнулся. В свои тридцать он успел повидать пару захолустных городишек, расположенных неподалеку от имения Высичей, ну и Москву. Правда, ему на другое повезло: прошел этапом через всю Россию, бедовал не только в Нарыме и Колпашево, ногами, натертыми кандальными цепями, исходил не одну дорогу. Но, конечно, парню, скинувшему ради него тулуп, всего этого не расскажешь.

— Ну вот, скажем, Бомбей… — с улыбкой заметил Высич. — Красивый город, а рядом океан шумит…

Рассказывал Высич интересно, к тому, что знал, не стеснялся приложить собственную фантазию.