Ислам и Запад - Бернард Луис

В конечном итоге оставаться мусульманам или эмигрировать решает священный закон, по которому они должны жить. Главной заботой классических знатоков права было поддерживать этот закон; главная цель современных фундаменталистов — восстановить его там, где он находится в небрежении или отменен. Некоторые правоведы, включая большинство представителей маликитской школы, полагают, что ни один край, завоеванный неверными, не может считаться местом, где действуют исламские законы, и мусульмане так или иначе должны его покинуть, как только у них появятся средства и возможность. По мнению других, сам факт завоевания неверными еще не делает ту или иную землю частью Дома войны. Если священный закон действует и исполнение его, даже под властью неверных, обеспечивается, страна может с юридической точки зрения считаться частью Дома ислама. Правоведов в первую очередь заботит законность судопроизводства и соответствующих документов и легитимность утверждающих их кадиев. Особое значение они придают законам о заключении и расторжении брака, а также о наследовании и прочих имущественных вопросах. В отсутствии первых мусульмане могут обнаружить, что живут во грехе; в отсутствии вторых у них не будет уверенности, что они наслаждаются земными благами на законном основании.

Колониальные империи предоставляли жившим под их властью мусульманам этот вид общинной юридической автономии, а еще раньше мусульманские правители, от первых арабских халифов до последних османских султанов, позволяли христианским общинам жить по своим законам в том, что касалось гражданского права, и обеспечивать собственное школьное обучение и высшее образование. Многим мусульманам казалось вполне естественным ждать такой же любезности от правительства их новой заграничной родины. На деле же они получали гораздо больше личной свободы, но гораздо меньше общинной автономии, чем христианские подданные мусульманских государств.

Возникшая в результате дилемма резюмирована в жалобе, без сомнения, апокрифической, недавнего мусульманского иммигранта в Европу: «Мы позволяли христианам под властью мусульман придерживаться единобрачия и даже вменять его в обязанность, так почему бы им не разрешить нам многоженство под властью христиан?» Осложнения возникают не только, как в этом и других подобных случаях, из-за противоречащих друг другу общественных нравов, но особенно из-за специфического понимания самоотождествления и юрисдикции, никоим образом не соответствующего принятой в большей части современного мира, включая некоторые мусульманские государства, практике. В Турции давно отмененный шариат долгое время неофициально практиковался в отдаленных сельских местностях. В результате множество детей, рожденных в полигамных «браках», были законными с точки зрения шариата, но незаконными с точки зрения государственного права. В отношении живущих под юрисдикцией неисламских законов мусульман правоведы больше всего опасаются обратного, ибо под угрозой оказывается сама структура мусульманской семьи, а значит и мусульманского общества.

Сегодня пришел конец всем колониальным империям, правившим когда-то значительной частью исламского мира. Последняя из них — бывший Советский Союз — находится в процессе распада. Большинство из 60 или 50 миллионов бывших советских мусульман живут в шести независимых республиках, где, по крайней мере до поры до времени, общественная и юридическая системы весьма далеки от мусульманского священного закона, некоторые живут на положении меньшинств в России и других неисламских государствах. Даже после распада империй далеко не всеми мусульманами управляют мусульмане. Две неисламские страны, Китай и Эфиопия, веками правили мусульманскими народностями. В некоторых из новых государств, образовавшихся на развалинах империй, особенно в Индии, Шри-Ланке, Израиле и ряде стран Африки южнее Сахары, существует значительное мусульманское население. Большинство, если не все эти мусульмане не прочь сохранить завещанную империями систему разделения полномочий и судебной автономии (по крайней мере в отношении гражданского права). В этом их позиция существенно отличается от взглядов мусульман, оставшихся в экс-османской Юго-Восточной Европе.

К перечисленным категориям можно добавить еще одну, совершенно новую, — мусульманские меньшинства, образовавшиеся благодаря добровольному переселению из мусульманского мира в по преимуществу христианские страны, никогда не бывшие частью Дома ислама. Для такого поведения нет прецедентов в исламской истории, и в исламской юридической литературе оно никогда не обсуждалось. И древние, и современные знатоки права рассматривали разные случаи пребывания мусульман под властью немусульман: новообращенный, отдалившийся от прежних собратьев по вере, пленный, посланник или купец, несчастный обитатель мусульманской страны, завоеванной неверными. Неудивительно, что им и в голову не приходило, чтобы мусульманин по доброй воле покинул мусульманские земли и сам поставил себя в столь затруднительное положение. В западных странах всегда находились отдельные мусульмане и даже небольшие их группы — студенты, политические эмигранты, торговцы, — но вплоть до недавнего времени численность их была ничтожно малой и даже отдаленно не могла сравниться с нескончаемым многовековым потоком христианских путешественников, отправлявшихся в земли ислама. Массовая миграция — хиджра наоборот — простого люда, отправляющегося на поиски новой жизни среди неверных, — совершенно новый феномен, ставящий важнейшие новые проблемы, обсуждение которых только началось. Самый расхожий аргумент в пользу таких миграций — дарура, необходимость, интерпретируемая в экономических категориях. Некоторые пытаются добавить сюда пророческий прецедент, ссылаясь на пример Мухаммеда, который перед хиджрой дал разрешение части своих последователей, мекканских мусульман, искать убежища в христианской Эфиопии. На это им отвечают, что те покидали языческий, а не мусульманский город, а мусульманских государств в то время не существовало, так что бегство в Эфиопию не создает прецедента для добровольного переселения из мусульманской страны в христианскую.

Можно задаться вопросом, насколько в массе своей не блещущие образованием новые мусульманские иммигранты в христианские и постхристианские страны знакомы со всеми юридическими тонкостями своего положения и с правовыми и богословскими текстами, на которых обсуждение такого рода тонкостей основывается, но большого значения это не имеет. Тексты отражают заботы, верования и устремления общества, в котором они создаются. Для посторонних они являют собой самый доступный, самый надежный и зачастую единственный источник информации. Для своих эти тексты, как и основанные на них более простые трактаты и поучения, — лишь один из каналов, по которым им передается живая традиция общества. Помимо текстов существуют еще дом, школа, мечеть, базарная площадь и общение со сверстниками. И один из уроков, который можно извлечь из текстов, состоит в том, что традиция прошлого способна лицом к лицу встречать новые проблемы и отвечать на них самым неожиданным образом.

В прошлом году, когда я был в Париже, меня пригласили участвовать в телевизионной программе, где обсуждали книги. На следующий день в магазине, куда я отправился за покупками, меня узнал какой-то молодой человек, сказавший, что видел, как я по телевизору говорил об исламе. Следующая его фраза до сих пор остается для меня загадкой. «Мой отец, — сказал он, — был мусульманином, но я парижанин». Что, интересно, он имел в виду? Что ислам — это местность, или что Париж — это религия? Ни то, ни другое высказывание явно не является истинным, но в то же время их нельзя счесть и полностью ложными. Их взаимодействующие скрытые смыслы отражают дилемму меньшинства, большинство членов которого составляют выходцы из наименее современных слоев страны происхождения, оказавшиеся в ситуации, когда они отличаются от большинства, среди которого живут, не только тем, что исповедуют другую религию, но и тем, что придерживаются в корне отличных взглядов на то, что означает, требует и определяет религия.

Часть II

Исследование и восприятие друг друга

Глава 3

Переводы с арабского

До Возрождения и Реформации, то есть до эпохи, когда Запад захлестнула волна переводов священных книг и классических авторов, арабский был, пожалуй, самым переводимым языком в мире как по числу переведенных книг, так и по числу языков, на которые эти книги переводились. Соответственно арабский был и тем языком, в связи с которым наиболее тщательно и систематически рассматривались проблемы перевода. Отметим, кстати, что первой печатной книгой в Англии были изданные в 1477 году «Изречения и афоризмы философов» (Dictes and Sayings of the Philosophers) — английская версия арабского оригинала, Кишаб мухтар ал-хикам ва махасин ал-килам, написанного неким Мубаширом ибн Фатиком где-то между серединой XI и началом XII века. Первое критическое издание арабского текста появилось в 1958 году.