Ночь иллюзий - Кит Ломер

— Это Дворец Согласия. Мы пришли сюда вместе. Флорин, надеясь найти мир и взаимопонимание. Ты был много часов в состоянии нарко-медитации. Настоятель Иридани позволил тебе прийти со мной — но я чувствовала, что ты еще не вернулся. — Она еще крепче сжала мою руку. — Это была ошибка. Флорин? Они что-то сделали с тобой?

— Все в порядке, дорогая, — сказал я и похлопал ее по руке, — Просто все немного смешалось. И каждый раз, когда я пытаюсь выпутаться, то сваливаюсь в темноте за борт. Иногда это Носатый и его ребята, иногда Дисс — лиловый ящер, и время от времени ты. У меня есть версия относительно Ван Ваука, и Дисс объяснил свое появление более или менее правдоподобно. Но ты не укладываешься в эту схему. Ты не являешься частью мозаики. Ты не пытаешься продать мне что-нибудь. Может быть, это о чем-то говорит… если бы я знал, как услышать.

— Нам не надо было приходить сюда, — прошептала она. — Давай уйдем сейчас же. Флорин. Мы все равно не поймем. Надежда была напрасной.

— Вы очень добры, мисс Реджис.

— Разве ты не помнишь, как меня зовут?

— Я не могу сейчас уйти. Курия. Не знаю почему, но об этом говорит маленькая птичка, которую называют инстинктом. Все, что я должен сделать, это сломать несколько дверей, заглянуть в несколько темных местечек, ворваться в несколько святилищ, сорвать покров с парочки тайн. С чего я должен начать?

По мере того, как я говорил, она бледнела. Девушка покачала головой, а ее пожатие стало почти болезненным.

— Нет, Флорин! Не надо!

— Я решил. Только укажи мне верное направление и отойди в сторону.

— Пойдем со мной, пожалуйста. Флорин.

— Я не могу. И не могу объяснить почему. Зато я могу рассказать о манекенах с расколотыми головами, и зеленых «бьюиках», и писклявых голосах за ухом, но это займет слишком много времени. И это тоже ничего не значит. Видишь, я учусь. Вот все, что я знаю: надо продолжать бороться. У меня нет доказательств — только ощущение: я чувствую, что раскачиваю чей-то фундамент. Может быть, следующий толчок разобьет его вдребезги. Может быть, я погибну, но это уже не кажется слишком важным.

Я стоял, чувствуя слабость в коленях и отдаленное, неясное жужжание в черепе.

— Я не могу остановить тебя, — сказала мисс Реджис. Ее голос помертвел, хватка на моей руке ослабла. Она смотрела прямо перед собой, не замечая меня. — Через ту дверь, — сказала она и, подняв руку, показала на большую покрытую бронзой дверь в противоположной стене. — В конце коридора есть черная дверь. Это Внутренняя Палата. Никто, кроме помазанников, не входит туда.

Она так и не посмотрела на меня.

— Всего хорошего, мисс Реджис, — сказал я. Она не ответила.

XXXIII

Дверь была большой, черной, украшенной резными фигурками херувимчиков и чертенят. Я ткнул пальцем в протертое пятно на одной стороне двери, и она с мягким шипением ушла вглубь, открыв комнату со стенами из зеленого кафеля. Ван Ваук, Иридани, Трейт и все остальные сгрудились около центральной панели мертвой, без огоньков. Позади них зияла открытая дверь, ведущая в комнату с декорациями. Барделл лежал на полу и довольно тяжело дышал. Манекен с размозженной головой был усажен в кресло. Я произнес:

— Хм, — и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.

— Матерь Божья, — сказал Вольф и начертил в воздухе магический знак. Ван Ваук произнес нечто нечленораздельное. Иридани нервно раздул ноздри. Трейт выругался и потянулся рукой к бедру.

— Гадкий шалун, — сказал я. — Если выкинешь что-нибудь чересчур остроумное, то я превращу тебя в уродливого клоуна с плохим цветом лица.

— Этому следует положить конец, Флорин, — запротестовал, хотя и слабо, Ван Ваук, — так не может больше продолжаться.

Я шагнул в сторону и бросил взгляд на дверь, в которую только что вошел. Это была самая обычная дверь, расщепленная около замка, и за ней — ровная поверхность обычного бетона.

— Согласен, — сказал я. — Вообще-то мы физически не могли пройти столько. Сколько прошли, но вы обратили внимание, что это меня даже не затормозило. Кто хочет наконец раскрыть секреты? Иридани? Вольф?

— Правду? — Ван Ваук издал звук, который мог быть смехом, задушенным в колыбели. — Кто знает, что такое правда? Кто вообще что-нибудь знает? Ты, Флорин? Если так, то у тебя есть преимущество перед нами, уверяю тебя!

— Машина должна быть разрушена раз и навсегда, — сказал Иридани холодным тоном. — Я полагаю, теперь ты понимаешь это. Флорин?

— Еще нет, — сказал я. — Что случилось с Барделлом?

— Он упал и стукнулся головой, — сказал Трейт противным голосом.

— Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.

— Забудь о нем, это просто лакей, — произнес Ван Ваук.

— Тогда кто научил его обращаться с Машиной Сновидений?

— Что?.. Никто. Он ничего не знает. Барделл застонал и перевернулся. По моему настоянию Иридани и Трейт привели его в чувство. Барделл потер виски и оглядел собравшуюся компанию.

— Они пытались убить меня, — сказал он дребезжащим голосом. — Говорю тебе, они хотели убить меня и…

— Успокойся, Барделл, — сказал я. — Я намерен провести эксперимент. Ты готов помочь?

— Что ты имеешь в виду?

— Я признаю, что Барделла нельзя назвать важной персоной, но вы, ребята, кажется, с ним не сошлись во взглядах. А это делает его моим союзником. Ты согласен с этим, Барделл? Становишься ли ты на мою сторону или предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?

Барделл переводил взгляд с них на меня и обратно.

— Подожди минутку. Флорин…

— С этим кончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?

Он кусал губы и дергался. Открыл рот, чтобы заговорить, но что-то лишь невнятно просипел.

Трейт засмеялся.

— Вы поставили не на ту лошадь. Флорин, — сказал он. — Это не мужчина, а кувшин с желе.

— Хорошо, я помогу тебе, — сказал Барделл спокойно, подошел ко мне и встал рядом.

— Трейт, неужели ты никогда не научишься держать свою дурацкую пасть закрытой? — сказал Иридани голосом, выкованным из легированной стали.

— Конечно, будь похитрее, — сказал я. — Это оживляет игру. — Я махнул рукой. — Все назад, к стене. — Они повиновались, несмотря на то, что никто им не угрожал оружием.

— Барделл, включи машину сновидений.

— Но… вы не подключены к ней.

— Просто включи. Я войду с ней в контакт и отсюда.

— Я требую, чтобы вы сказали, что собираетесь делать! — прорычал Ван Ваук.

— Полегче, — сказал я. — До сих пор я плыл по течению. Теперь я беру штурвал в свои руки.

— Что это значит?

— Кое-кто делал намеки, что я ответственен за некоторые аномалии. Согласно этой теории, я и первоисточник зла, и одновременно жертва — бессознательная. Я переношу действия в сферу сознания. Следующий трюк, который вы увидите, будет произведен вполне осознанно.

Иридани и Ван Ваук издали какие-то невнятные звуки; Трейт оттолкнулся от стены и замер в нерешительности. Барделл крикнул:

— Работает!

— Не делайте этого, Флорин! — рявкнул Ван Ваук. — Разве вы не видите ужасную опасность, свойственную… — Он дошел до середины фразы, когда Иридани и Трейт атаковали меня, бросившись в ноги. Я нарисовал кирпичную стену высотой до колена, пересекающую комнату.

И она возникла!

Трейт ударился о нее в полете, перевернулся и шлепнулся на спину, как будто упал с крыши. Иридани успел выставить вперед руки и врезался в кирпичи, издав звук кошки, когда на нее наступают.

— Ради Бога, — выкрикнул Ван Ваук и попытался заползти на стену позади себя. Иридани заблеял, как овца, замычал сопрано, как корова, переворачиваясь и поджимая ноги. Барделл закудахтал, как цыпленок. Трейт просто лежал на месте, как дохлая лошадь.

— На сегодня зверинца достаточно, — сказал я и вообразил, что их не существует.

Они исчезли.

— Теперь мы куда-нибудь выберемся, — сказал я и вообразил, что у комнаты нет одной из стен.

Она послушно исчезла, но пористая поверхность бетона осталась'.

— Сгинь, бетон, — пожелал я, но он остался. Я ликвидировал три другие стены, пол и потолок, мебель и все остальное, обнажив везде грубый бетон, слабо отсвечивающий жутковатым фиолетовым светом.

— 0'кей, — сказал я громко, мои слова ударились о глухие стены и упали замертво. — Попробуем сконцентрировать силы.

Я выбрал место на стене и сказал себе, что его нет. Возможно, оно слегка затуманилось, но не исчезло. Я сузил фокусировку до пятна размером с монету в десять центов. Фиолетовый цвет в этом месте потускнел, и больше ничего. Я сжал фокус до размеров булавочной головки и вложил в удар все силы.

От точки зигзагом во все стороны побежали трещины. Выпал толстый кусок, впустив серый свет и извивающиеся щупальца тумана. Стена рухнула, как мокрое пирожное, почти беззвучно. Я пробрался через мягкий мусор в водовороте тумана. Пушистым грибом-дождевиком впереди блеснул свет. Когда я подошел, он превратился в уличный фонарь, старомодную карбидную лампу в железном корпусе на высоком стальном шесте. Я остановился под ним и прислушался. Кто-то приближался.