Опасная профессия - Александр Волков

— Мне это неудобно, — возразил я.

— Ну, почему же?

— А потому, что я буду волноваться: сидит рядом главный редактор и ждет каждой моей странички. Я плохо сделаю эту статью. По-моему, можно все как-то попроще и поспокойнее…

Он задумался на секунду:

— Да, вы, пожалуй, правы. Я вас понимаю. Давайте по-другому: я пойду сейчас в соседний кабинет, и мы с вами оба будем писать — каждый по-своему. Вы иронизировали над напевностью, а я сделаю так, как я представляю себе это обращение. Только одно условие: я буду иногда к вам заходить, спрашивать конкретные вещи — вы прекрасно понимаете, что я не аграрник — ну, а вы ко мне не приходите, не мешайте, я все-таки в невыгодных условиях в этом соревновании.

И на мой недоуменный взгляд:

— Да, я вас вызываю на соревнование, кто сделает быстрее и лучше. Давайте договоримся так… Сейчас сколько?

— Знаете, — говорю, — Алексей Иванович, вы, наверное, тоже проголодались, дома вас ждут, мы как-нибудь сами управимся.

— А у вас молоко осталось?

— Немножко, — показываю на пакет.

— Мне достаточно. И батон у вас остался? Может быть, вы со мной поделитесь?

Я говорю — поделюсь, но воспринимаю все это не очень всерьез, еще и ведет он себя как-то неестественно, картинно. Артист ведь, в театральном учился, помнится, вместе с Аллой Демидовой, в кино снимался. И все-таки такая мысль: «Ну ладно, раз ты со мной хочешь соревноваться, — давай! Я тебе покажу, что ты ни черта не понимаешь в сельском хозяйстве, во-первых, а, во-вторых, напишу я побыстрее тебя, потому что для меня это вопрос не такой уж большой переделки».

Времени было около одиннадцати (вечера, конечно), договорились закончить статью к часу ночи. Поднялась тут суматоха и паника: вызвали уборщицу, срочно подмели соседний кабинет… И началась работа, «соревнование». Аджубей два раза приходил ко мне, спрашивал какую-то нелепицу и снова убегал к себе. Тут же рядом, между нашими кабинетами, курсировал помощник главного Артур Поднек. Без пятнадцати час довольно спокойно заканчиваю статью. Думаю: сейчас я тебе покажу, соревнователь, ты, наверное, там еще и половину не сделал. Приклеил последнюю какую-то вставку и говорю Поднеку:

— Ну, Артур, где твой соревнователь, я все закончил.

Он отвечает:

— А соревнователь не велел тебе говорить, но он пятнадцать минут назад на цыпочках мимо тебя сбежал.

Дело в том, что я сидел напротив открытой двери, и когда он выходил в коридор, я должен был его видеть. Вот он, говорит Поднек, так воровато огляделся и на цыпочках, пока ты не заметил, смылся: наверное, уже дома.

— Так что же он там делал?

— Да ничего не делал. Попросил водочки, закусочки… Объяснил, что ты, мол, видно, расстроен тем разговором, да и устал, а материал действительно нужно сделать с настроением. Он тебя просто решил «завести». Больше, собственно, за этим ничего и не стояло. Потом, говорит, будет рассказывать, как соревновался с Аджубеем и победил.

Утром на планерке Алексей Иванович объявил:

— На открытие первой полосы ставим выступление директора совхоза из Ростовской области. Надо хорошо, крупно дать. Материал хорош!

И подмигнул мне заговорщически: знаем, мол, как досталось, и все понимаем.

Такая вот история. Теперь, описав ее, я задумываюсь: говорит ли она читателю все за себя? Понятно ли, зачем этот человек, блистательный журналист и влиятельный политик, стоящий высоко на иерархической лестнице, вдруг как бы заигрывает со своим подчиненным? Зачем ему, уставшему, конечно, за сумасшедший, как всегда, у редактора день, сидеть на работе лишних два часа, бегать по этажам, разыгрывать всю эту сцену, «соревноваться», пижонить даже с тем же молоком — ради чего все это? Хотел заранее прочесть материал, в котором не был уверен, но появление которого именно завтра кому-то уже пообещал? Да нет же, он его вечером-то так и не прочел! Единственное, что им двигало — стремление снять возникшую у нас напряженность, по-своему извиниться за резкость, поднять настроение корреспонденту, который профессионально выполнил работу, но теперь, уставший и обидевшийся, должен еще что-то переделывать… То, как Аджубей поступил, нельзя объяснить каким-либо расчетом, просто у него проявилась некая внутренняя потребность, может быть, импульсивное побуждение, но продиктованное внутренними этическими нормами… Вот и судите о нем, как хотите, если даже знаете совсем иного толка примеры его поведения.

И еще: он очень ценил профессионализм в работе и глубоко понимал — скажу чуть высокопарно — журналистскую душу. Об этом — другая история, относящаяся еще ко времени моей работы на Алтае.

Как мы ограбили семью будущего космонавта-2

— Вторым космонавтом станет Герман Титов, — сообщил Коля Штанько. Он приехал ко мне в Барнаул, чтобы мы вместе нашли семью будущего героя космоса и написали о ней для «Известий». Говорил, что узнал эту новость от врача космонавтов, с которым случайно познакомился, что это, конечно, очень строгий секрет. Тогда я поверил: ведь все секретили по-страшному, мы не знали тогда Королева, упоминался только безымянный «Главный конструктор», упоминался и «Главный теоретик», оказавшийся впоследствии Келдышем, Президентом Академии наук СССР. Но теперь я думаю, что Штанько получил эти сведения от Аджубея, только это вот и было самым большим секретом.

Коля сказал, что ему известны лишь некоторые отрывочные сведения. Космонавт из военных летчиков, отца зовут Степан Павлович, сестренку Германа — Земфира. Отец назвал их в честь литературных героев, потому что сам он учитель русского языка и литературы, а происходят они все из коммуны «Майское утро», которая была где-то на Алтае. Вот единственная зацепка, от которой можно начинать поиск.

Найти, где была эта коммуна, для меня не составляло труда. И вот в дождливый июньский день мы уже сидим в просторном кабинете председателя сельсовета Александра Николаевича Хорохордина в селе Верхнее Жилино, что по-старому иногда еще называют Журавлихой. Расспрашиваем председателя о культурной жизни села, о том, какое участие в ней принимает местная интеллигенция — чтобы как-то выйти на Степана Павловича Титова. До этого уже просмотрели кучу регистрационных книг, в которых Титовых больше 20 семей, но ни одна не подходит нам ни по одному из названных признаков. Имен совпадающих нет, ни у кого сын не служит в летчиках. А ведь и намекнуть толком не можем на то, кого ищем. Пошли по такому пути — начали опрашивать местных старожилов, интересуемся, мол, историей села. Коля сидит в одном углу с одним человеком, я — в другом, с другим человеком и — ничего! Хотя человек 20 уже опросили, задавая всякие дурацкие вопросы. Правда, много узнали про коммуну, а также про Адриана Митрофановича Топорова, который в Народном доме коммуны 8 лет читал крестьянам произведения мировой литературы, а потом записывал их суждения. В итоге издал поистине уникальную книгу «Крестьяне о писателях».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});