Фрида - Аннабель Эббс

пробормотал он.

Даже эта дежурная фраза прозвучала странно и высокопарно, как чужая, как будто он вычитал ее из книги. Почему он не может сказать собственной жене, что любит ее?

– Знаю, глупенький. – Фрида похлопала его по груди. – Я еду всего на неделю, а вы раздули из этого целую историю.

Эрнест выпрямился.

– Извини, что не могу дать тебе больше. Я возлагаю большие надежды на Кембридж. Как только закончу книгу.

Ему захотелось обнять жену, крепко прижать к себе. Но стоял день, внизу крутились миссис Бэббит и горничная, дети. Фрида тем временем отошла к комоду и начала бросать в чемодан нижнее белье.

– Да-да. Иди, работай. Заканчивай свою книгу.

Эрнест повернулся и пошел к двери. И вдруг заметил странную вещь, заставившую его на секунду замедлить шаг. На туалетном столике лежала беспорядочная стопка писем, перевязанная фиолетовой шелковой ленточкой. Наверное, это его любовные письма девятилетней давности. Или от сестер. Или от матери. Присмотревшись внимательнее, он убедился бы, успокоил трепещущее сердце. Однако внутренний голос велел идти дальше, вернуться в кабинет и продолжить работу. Кембридж! Надо отвезти Фриду в Кембридж.

Он стер эти письма из памяти одним быстрым движением, как мел с доски. И ушел.

Глава 24

Монти

– Mutti сегодня приезжает, папа?

Монти аккуратно намазывал масло на тост, чтобы оно доходило до самой корочки.

Отец отложил книгу и вздохнул.

– Могу сказать то же самое, что вчера, и позавчера, и накануне. Она приезжает завтра.

– А открытка сегодня будет, папа?

Монти разрезал тост на пять длинных кусочков и выстроил их рядом с вареным яйцом. Он надеялся, что миссис Бэббит как следует доварила белок. Монти не любил, когда на поджаренных солдатиков попадает недоваренный белок.

– Я не ясновидящий, Монти. Тебе придется дождаться почтальона.

Папа вновь поднял книгу. Монти окунул тост в яйцо. Мама всегда посылала им открытки, когда уезжала, а на этот раз – ни открытки, ни письма, ни телеграммы. Ничегошеньки.

– Тете Элизабет лучше?

Монти окунул тост в яйцо и внимательно обследовал, нет ли на нем сырого белка. Нет, только желток, темно-желтый и жидкий, правильный. Он откусил кусочек и начал сосредоточенно жевать.

– Этого я тоже не знаю.

Отец закрыл книгу и искоса посмотрел на него.

– Скоро наступит время, когда ты не будешь видеть маму в течение длительного времени, Монти. Я решил отправить тебя в школу-пансион.

Монти завертелся на стуле, как на горячей сковородке.

– А я не могу ходить в школу в Ноттингеме?

– Думаю, пансион пойдет тебе на пользу, поможет стать мужчиной.

– А как мальчик становится мужчиной?

Он заглянул в яичную скорлупу: не осталось ли на дне желтка.

– В свое время ты вырастешь. И встретишь девушку, которая тебе понравится.

Отец нетерпеливо поерзал в кресле, и Монти понял: он сердится, что миссис Бэббит не несет кофе.

– А во сколько лет мне начнут нравиться девушки?

Отец удивленно вытаращил глаза.

– У всех по-разному… А, мой кофе! Спасибо, миссис Бэббит.

Миссис Бэббит поставила кофейник на подставку, взяла со стола салфетку, вытерла чашку с блюдцем и отполировала кофейник, так что все заблестело. Отец вновь открыл книгу. От страниц пахнуло плесенью, а с переплета упала чешуйница и заскользила по скатерти.

– Мне будут нравиться все девушки?

На мгновение воцарилась тишина, затем отец сказал:

– Нет, только одна.

– И она остается с тобой навсегда?

Монти задумчиво дожевал последний кусочек тоста. Хлеб остыл, и он пожалел, что не положил на него больше джема.

– Верно, Монти. Это называется брак.

Отец вернулся к книге и начал читать, водя глазами по странице. Теперь Монти стало немного легче, хотя он не понимал почему. Может, потому что его живот был набит тостами с яйцом. В следующий миг он невольно содрогнулся: перед глазами вдруг встало лицо доктора Гросса. Пронзительный взгляд голубых глаз, растрепанные вихры рыжих волос, чудные разговоры об искоренении отцов и жизни в раю. Он услышал внезапный стук испачканного маслом ножа, упавшего на деревянный пол, затем звон пашотницы и чайной ложки, которые тоже упали на пол и заскользили, крутясь, к персидскому ковру.

– Боже мой, Монти! Что ты делаешь? Миссис Бэббит! – Отец вскочил с места, сердито тряся головой. – В этом доме невозможно спокойно позавтракать!

Монти отодвинул стул и оглядел пол. На паркете лежали скорлупки. По ковру размазались нити яичного белка. Опальная ложка с пятнами желтка прокрутилась через всю комнату и улеглась перед дверью. В глазах закипали горячие слезы.

– Все нормально. Ничего не разбилось. – Отец поднял пашотницу и поднес к свету. – Даже не треснула.

Монти облегченно вздохнул, посмотрев на испачканный желтком фарфор, и вдруг заметил краем глаза, что отец наблюдает за ним со странным выражением. Ему показалось, что папина рука дернулась к нему, но затем изменила направление и потянулась к ножу для масла. В горле застрял ком.

– Пойди подыши воздухом.

Хотя отец произнес это негромко и спокойно, лицо Монти пылало от стыда, а ком в горле не давал дышать. Он повернулся и побежал в свою комнату, сдавленно крикнув:

– Марки!

Он бежал, боясь оглянуться, чтобы папа не подумал, что он еще маленький.

Глава 25

Фрида

Поезд в Ноттингем мчался через леса и поля, горящие бронзой, медью и золотом. Деревья переливались алым, янтарным, горчично-желтым, а высокое октябрьское небо сияло такой яркой синевой, что у Фриды закружилась голова. Она опустила глаза и посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, на ноги, на дребезжащий пол купе. Ее терзало чувство потери. Как будто что-то драгоценное выскользнуло из пальцев и разлетелось на тысячи осколков.

Она влюбилась в Амстердам. С какой вызывающей откровенностью город грелся на осеннем солнце! Яркие листья кружили над мостами и улицами, плыли, как старое золото, по каналам, собирались хрустящей ржавчиной в водосточных желобах. Ей нравилось мерцание фонарей на поверхности воды, бесконечные изогнутые мосты, узкие разноцветные домики со ступенчатыми фронтонами, острый и пряный запах маринованной сельди, поднимавшийся от тележек с рыбой. Но не все было так радужно.

В Амстердаме Фрида узнала, что Элизабет разорвала отношения с Отто и нашла другого любовника. Теперь ей казалось, что Отто достался ей по наследству от сестры, которая бросила его, как надоевшую игрушку или сломанное украшение. «Она получила ребенка, которого так хотела я, а самого Отто бросила мне, – думала Фрида. – Как наш отец бросал кости собакам».

Теперь Аскона виделась ей призрачным сном, и не только потому, что Элизабет отказалась от Отто. Фрида поняла, что сестра права: Отто ужасно безответственный. За неделю в Амстердаме он показал себя с худшей стороны. Потерял