Полдень XXI век 2003 №5-6 - Журнал «Полдень XXI век»

Трудно сказать, почему мы так уповали на дождь, это был безотчетный инстинкт, никакой логики. Но уверенность в том, что стоит начаться ливню, как можно отправляться на поиски, была столь сильна, что мы принялись заправлять фонари.

13 июля

Спешу записать, пока не стерлось впечатление. Черная полоска на горизонте расширялась. Подул ветер, но жара не спала. Ночь наступила почти мгновенно. Отсутствие поры entre chien et loup на экваторе помножилось на то, сколь быстро надвинулись тучи. Давно я не видел такой темноты — к ней не привыкают глаза, ибо света нет совсем, ни намека, как в подземелье с замурованным входом. В половине девятого начался ливень — без предупреждающего накрапывания и шума листьев. Он надвинулся стеной, как огромная волна, и мы оказались заложниками мощных струй, бьющих, словно из пожарной помпы. Крыша тут же стала протекать, мы с трудом нашли пятачок сухого пространства, сдвинули туда спальные мешки и лежали без сна, слушая раскаты грома. Монотонный звук дождя постепенно заслонил собой все остальное, и я почти уснул, как вдруг где-то вдалеке раздалось… Я точно сейчас не могу сказать, что именно раздалось, но Марсель тоже услышал и потянулся за спичками, чтобы зажечь фонарь. В полной темноте невозможно было бы понять, что происходит, если б не m-r Beaudoin, снабдивший нас подробнейшим описанием сего, за неимением лучшего определения, природного феномена. Ибо звук, издаваемый тысячами крыльев в намокшей листве слишком своеобычен, чтобы его можно было сравнить с тем, как садятся на землю крупные хищные птицы — возможно, потому, что последние редко организовываются в стаи, их сообщества крайне ограничены в числе. То, что мы сегодня слышали, скорее похоже на шлепание колес многих пароходов по мутной воде, если оттуда вычесть стук машин.

«C'est са, — прошептал Марсель, — ils sont arrives!»

О том, чтобы спать, не было и речи; о том, чтобы выходить — тоже, поскольку ливень ничуть не уменьшился, и к тому же света ручных фонарей едва ли было достаточно, чтобы что-нибудь увидеть, поэтому мы с нетерпением ждали рассвета. Гамма звуков, издаваемых непонятными существами, постоянно менялась — то это был ровный гул, потом из него можно было вычленить влажный треск ломающихся веток и отрываемых листьев, хлопанье набрякших водою крыльев, какую-то утомительную возню, судя по всему, в нижнем ярусе леса, у самой земли. А затем — да-да, раздалось самое обыкновенное хрюканье!

Марсель вскочил словно ужаленный и стал вытаскивать из ящика каучуковый дождевик. Мне стоило больших трудов утихомирить его и убедить в том, что следует все-таки дождаться света, тем более что дождь уже начал стихать.

Признаться, мне тоже было невтерпеж, но здравый смысл взял верх, и мы приподняли в фонаре фитиль, чтобы пока суд да дело надлежащим образом экипироваться. Мы достали дождевики с капюшонами, зарядили револьверы (кинув плюс к этому в карманы по десятку патронов), проверили фотографический аппарат, присовокупили к нему пару дюжин пластинок в светонепроницаемых кассетах и в девятом часу утра вышли из хижины.

Было пасмурно, но дождь прошел, только с веток, стоило их задеть, опрокидывались целые ушаты воды. Хрюканье, как и предполагалось, доносилось с болота.

«Пойдем напрямик, через лес» — предложил Марсель. Но я придерживался другого мнения и сказал, что гораздо безопаснее зайти со стороны горы, так как, во-первых, ветер западный и о нашем присутствии на склоне нельзя будет догадаться по запаху, и, во-вторых, более редкий лес позволит двигаться бесшумно и не тратить лишних усилий. Марсель согласился, и мы пошли вдоль берега, чтобы, не доходя южного мыса, свернуть в лес.

Нет, пожалуй, мы не пошли. Мы все-таки скорее побежали, насколько позволял песок, а потом джунгли. Мы спотыкались о камни, промчались лишних полмили по берегу, дали изрядного крюка, потом, тяжело дыша, неуклюже протискивались между деревьями, насквозь промокли, несмотря на плащи, и когда у меня сердце стучало громче гвардейского барабана и, казалось, остается лечь в ближайшую лужу и больше не вставать, нашим взорам открылась пустошь.

«Ого», — только и смог вымолвить мой спутник.

Болото кишело. Сотни мелких, неуклюжих, но проворных тел терлись друг о друга, толклись в грязи, выпихивали оттуда собратьев и вновь опускались в самую гущу, не оставляя ни единого свободного промежутка. Мы, не шелохнувшись, взирали на этот debauche, какое-то торжество падшей, выродившейся плоти, завороженные не укладывающимся ни в какие логические рамки действом, монотонным и бессмысленным. Словно неизвестными месмерическими волнами мы были пригвождены к месту, когда внезапно вся картина переменилась. Из самой глубины туловищ раздалось глухое, угрожающее рычание и, словно по команде, из спин тварей что-то вскинулось и затрепыхалось. Я не сразу понял, что это были крылья, а когда схватился за бинокль, чтобы рассмотреть бестий получше, ничего уже не было видно. Яростно забились тысячи крыльев, и над болотом поднялся рой тяжелых, черных брызг, полностью заслонив от нас происходящее.

«А вы уши развесили, — радостно завопил Марсель, — слоны, mon Dieu! Какие к дьяволу слоны! Это же самые обыкновенные свиньи, только крылатые».

«Да уж, обыкновеннее некуда», — вздохнул я.

И все же в это невозможно было поверить до конца. Как ни банально это звучит, мне трудно было отделаться от ощущения, будто я таки уснул ночью, под шум воды, и вскоре последует холодное и мокрое пробуждение.

«Вниз» — решительно предложил Марсель. И мы стали осторожно спускаться по склону. «Мне сдается, мсье Руденко, — сказал Марсель, — что сейчас к ним можно подойти безнаказанно».

Свиньи резвились, не слишком заботясь о безопасности. Мы неслышно подобрались к камню, торчавшему из пологого склона в десятке метров от границы болота и легли на землю. Ждать пришлось недолго. Пока мы шли вниз, волнение в стане бестий начало стихать. Глина медленно осела, крылья сложились, и мы наконец увидели вожделенную цель своего путешествия — крылатую свинью во плоти. Одна особь выбралась из болота и расположилась почти под самым камнем, так что мы без труда могли рассмотреть сего представителя местного животного мира в подробностях.

Всем — и ростом, и внешним видом, и производимыми звуками (то есть хрюканьем) — существо это как две капли воды походило на домашнюю свинью; у него была голова свиньи, ноги с копытами, коричневато-розовая шкура, просвечивающая местами сквозь жирные подтеки грязи, и жесткая, типично кабанья, щетина. Если существо поворачивалось en face, то и вовсе можно было подумать, что перед вами стоит обыкновенный, только чуть исхудавший боров. Однако стоило бестии развернуться, как картина резко менялась. Во-первых, у нее было ровно две ноги! Не передние, не задние, просто две мощные универсальные конечности, словно у петуха, — соответственно, туловище было в полтора раза короче, и ноги росли из него ближе к голове. Но главное, разумеется, было даже не это, а два полноценных перепончатых крыла. Их, если так можно выразиться, основания, или корни, находились ближе к шее, а сами крылья складывались вдоль спины и представляли собою натянутую на костяк кожу, похожую на остальной покров свиньи, только несколько тоньше. Крылья тоже были покрыты жестким ежиком щетины. Существо передвигалось подобно куропатке, чуть семеня, а когда расправляло крылья, сжимало вместе обе ноги и делало несколько прыжков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});