Корона клинков - Елизавета Берестова

— Рассказывайте, орлы.

— А что рассказывать, — пожал широкими плечами парень, явно старший в группе. Я уже всё обсказал господину Петроклу.

— Молчать! — неожиданно гаркнул Петрокл так, что зазвенели кубки на позолоченном подносе. — Молчать! Трое суток ареста за непочтительное обращение к господину легату и нарушение субординации! В карцер на хлеб и воду клопов откармливать!

— Виноват, господин начальник городской стражи, — вытянулся в струнку парень, — виноват, экселенц, готов понести заслуженное наказание!

— Хватит! — хлопнул ладонью по столу Осокорь, которому устроенный Петроклом спектакль уже порядком надоел, — замолчите все. Вопросы и приказы с данного момента отдаю я. Итак, — продолжил он после короткой паузы, — я жду детального отчёта о вашем рейде. И вольно, солдат.

Солдат согласно уставу перенёс тяжесть тела на правую ногу, левую отставил в сторону и заложил одну руку за спину.

— В населённый пункт Камышовый плёс наш отряд прибыл ещё до полудня. Однако оказалось, что Антоний-травник проживает не самой деревне, а в трёх милях, у озера.

Сначала парень рассказывал с короткой отрывистостью, которая, по его мнению, должна была соответствовать военному докладу. Но постепенно под доброжелательным взглядом мягких карих глаз человека, так мало походившего на легата, он почувствовал себя гораздо увереннее, расковался, и его рассказ обрёл живость.

Перед мысленным взором Осокоря раскинулось величественное озеро, пыльная дорога вывела к аккуратному беленькому домику среди абрикосовых деревьев. Навстречу прибывшим поспешил благообразный старик, который доброжелательно поинтересовался, чего желают господа военные.

— Да десятник наш почти что и не бил его, — понурился парень, когда очередь дошла до самого неприятного. — Уж больно дед упрямый попался. Мы ему: «Где твой внук? И когда он до хаты воротится»? А он заладил, не хуже попугая на ярмарке: «Нету у меня никакого внука, господа хорошие, да и не было никогда. Один бобылём живу, аки перст». Раньше, говорит, жил с ним малец один. Только не внук он вовсе, а так сирота-приблуда без роду, без племени, им — травником, на сельской дороге подобранная. Коль сей недостойный отрок является объектом интереса господ офицеров, так он помер. Прямо так нам в глаза, гад, и заявляет: «Без малого полгода, как схоронил душу безгрешную». Ещё могилу рвался показать. Такой вопиющей наглости Ароний, десятник, натурально, стерпеть не смог. Врал старикан. Врал прямо в глаза. Кабы добрые люди в деревне нам не сказали, что не далее, как утром травников малец был жив и здоров, дурацкое вранье могло ещё сойти с рук, а тут десятник аж взбеленился и съездил по нахальной лживой роже. Легонько так, чтобы память, значит, освежилась, и чтоб уяснил себе старик, что не с теми задумал шутки шутить. Так ведь нет! Антоний этот только лыбился разбитыми губами и твердил своё: «Нету мальчишки, и не будет, хоть год тут сидите». Сам тем временем на окошко зырк. Я сразу туда. Думаю, неспроста это, не иначе малой ворочается. Шляпу старую сдвинул, глянул влево, вправо. Никого. Тишина и пустота. Одни наши лошади возле забора от жары маются. Когда я обернулся, десятник с дедом уже полную экзекуцию проводил, со знанием дела. Вдруг старик как то захрипел, задёргался, бух со стула и замер.

«Подымайся, мерзавец, — гаркнул Ароний, — нето за своё глупое притворство поломанными рёбрами заплатишь! Мои ребятки так над тобой сапогами поработают, враз вспомнишь всё, даже чего не знал, да ещё просить станешь, чтоб внимательно выслушали». А старикан лежит себе с блаженным выражением на харе, будто не имеет к происходящему ни малейшего отношения. Десятник краской налился и орёт: «Поставьте на ноги эту падаль, мать вашу»… — парень запнулся, стесняясь повторять в присутствии важного чина грубые ругательства, посредством которых его командир побуждал подчинённых к активным действиям. — Мы наклонились, а травник и взаправду того, помер. Наш десятник обратно в ор: «Какого и разэтакого вы меня не остановили, коли видели, что дедок такой хлипкий попался»! понятное дело, шибко огорчился человек, даже новенькому по уху съездил для душевной разрядки.

— И что было дальше? — осведомился Осокорь спокойно и вежливо. Только почему то все присутствующие, включая недалёкого Петрокла, поняли, что легат взбешён.

— Мы покойника в одеяло завернули и вон вынесли, — чуть запинаясь, отрапортовал солдат. — Десятник в хате засаду устроил. По уму рассудить, травников пацанёнок никуда деться не мог. Рано или поздно проголодается и домой придёт. Голод, он, знаете ли, даже дикого зверя из логова выгоняет, а тут, поди, не зверь — мальчишка.

Осокорю с каждой фразой становилось всё очевиднее, что операция в Камышовом плёсе была бездарно провалена. Они прождали до заката. Стало ясно, что доставить подозреваемого в Осэну к назначенному сроку не получится, и Ароний-десятник решил так:

— Я с новеньким покараулю до утра. Авось объявится. Загулялся, поди. Оно и понятно, дело молодое: он, может, с девчатами хороводится или на озере рыбачит. — Потом помолчал и добавил, — с одного взгляда видать, рыба тут сама на крючок просится.

Осокорь прекрасно понимал, что Ароний просто оттягивал неприятную минуту доклада о проваленном задании, надеясь запоздалой поимкой мальчика хоть как-то исправить положение.

— Итак, господа, — снова заговорил легат, когда парень добрался-таки до конца своего повествования, — подведём наши с вами отнюдь не утешительные итоги. Смерть травника — это не просто оплошность и не грубый просчёт, это — самый что ни на есть настоящий провал. Запомните, господа, крепко запомните: тем, кто не имеет специальной подготовки в области применения средств устрашения, не следует грешить инициативой. Пытки, господа, дело тонкое, а вы ногами… Ну, ладно. Что там у нас остаётся? — он обвёл взглядом потупившихся солдат, — а остаётся нам одно: исправлять допущенные ошибки. Назовите своё имя.

Требование относилось к парню, который докладывал о рейде. Осокорю он понравился: сдержанный, явно не глупый, глаз не спящий. Всё равно без помощника в здешнем бардаке не обойтись. Тогда почему не этот?

— Лергий, — щёлкнул каблуками темноволосый, — старшина подразделения уличного патрулирования.

— Этого молодца я у вас забираю, Петрокл, — заявил Осокорь, — и даже не думайте мне возражать, уличные патрули отлично справятся и без него. Теперь вы, Лергий, слушаете только меня и передо мной вы обязаны отчитываться. Подготовьте лошадей, мы немедленно выезжаем на место событий. Что касается вас, — легат повернулся к Петроклу, — снарядите со мной человек двадцать. А пока я езжу, отправьте людей по постоялым дворам, гостиницам и трактирам, в которых сдаются комнаты. Ищем эльфа по имени Меллорн и его слугу Дурынду.

Петрокл не сдержал смешка, но осёкся, когда мужчина за столом поднял глаза от пергамента, на котором размашисто перечислял приметы подозреваемых.

— Начните с «Жемчужины императора», а затем продвигайтесь к окраинам, по спирали расширяя зону поиска. Надеюсь, вы не нуждаетесь в уроках по обнаружению и слежке?

— Никак нет! — не жалея лёгких рявкнул Петрокл.

— Вот и славно, — легат протянул пергамент, — это должно помочь в случае, если мои знакомцы вздумают прятаться под вымышленными именами. Когда найдёте их, не пытайтесь своевольничать, никаких допросов с рукоприкладством. Следить и только. Хоть центурию берите, но глаз с Меллорна не спускать.

— Осмелюсь господину легату ещё одну вещь предложить, — Петрокл прочёл описание и чесал щеку, с отрастающей за сутки щетиной.

— Что за вещь?

— Надо дать ваше описание страже у ворот, чтобы подозреваемые не могли покинуть город.

Осокорь на мгновение задумался и одобрил инициативу.

***

В езде верхом ночью приятного мало. Но легату Марину Туллию, предпочитавшему, чтобы его звали просто Осокорем, было не до неудобств. Он снова и снова прокручивал в голове рассказ Лергия и получал множество вопросов, которые пока оставались без ответов. Хотя поведение травника, его неприкрытая ложь и стремление выгородить мальчика даже ценой собственной жизни, говорили за то, что Осокорь не ошибся: тот старик, тот. Значит, и мальчик тот самый.

— Вон там, — указал рукой Лергий на узкий перешеек, — видите домик, это наши сидят. Только почему-то свет потушили. Или заснули, или для конспирации.

Чувствовалось, парень хотел выгородить своих, заснувших на посту. Но почему-то эта темнота встревожила Осокоря.

На короткий трёхкратный стук и предупредительное «свои» никто не отозвался. Легат резко распахнул дверь. То, что он увидел внутри в бледном свете разгорающегося утра, ему очень не понравилось. Десятник Ароний и новобранец, имя которого Осокорь так и не узнал, были убиты. Причём убиты слишком быстро. Старший даже не успел обнажить оружие и встать со стула. Второй встать, конечно, успел, но противник не позволил сделать ему и шага. Мысль о том, что побоище мог учинить пятнадцатилетний подросток, заставший по возвращению домой двоих чужих дядек, не могла не вызвать невесёлой усмешки на лице легата.