Мужик и камень - Анна Александровская

под нос и ускорился в шаге.

Ясно было одно. План визита потерпел неудачу.

***

Следующий день был суббота. С грустью Филолет

Степанович подумал, что ему не надо на работу. Придется остаться

дома с самим собой. Внешне он выглядел вполне обыкновенно:

аккуратно расчесанные волосы, ровный пробор, предельно чистая

выбритость, свежесть и выспавшийся вид. Но только внешне в нем

не наблюдалось изменений. Внутри же вертелись какие-то

странные противоречия, которые были неупорядочены и так быстро

сменялись, что он и сам не мог их уловить и хоть малейше

разобраться в их сути. После неудачной пытки зацепить и

проанализировать хоть одно неопознанное противоречие, он

оставил эту идею и более не возвращался к ней.

Чтобы отвлечься, Гомозов начал было перебирать вещи в

шкафу, но тут же бросил, из-за неэффективности данного метода.

Тогда он надумал прогуляться и освежить голову морозом, но и эта

мысль оказалась несостоятельной. Ведь выходной. А в выходной

эти «вампиры» шастают, точнее, летают, по улицам и даже холод их

не пугает. Правильным он счел остаться дома. Остался. Впрочем и

дома он не находил себе места… кроме единственного… Слился с

диваном, словно ящерица с камнем, принял маскировку,

накрывшись халатом в тон обивки, и бездвижно лежал,

уставившись на белизну потолка, старательно усеянную

многоточиями мух, которых за все время переквартировало у

Гомозова несчетное количество. Так Филолет Степанович лежал и

убеждал себя в том, что «отдыхает» и «наслаждается тишиной», как

в дверь постучали. Он вскочил с дивана и подбежал к окну.

Желаемое предположение сбылось. За окном, укутанная в

теплые одежды, как всегда, бледная, стояла Елена. Завидев

Филолета Степановича в окне, она помахала ему, и Гомозов ринулся

к двери.

– Надеюсь, вы не слишком расстроились, что я пришла? –

спросила Елена, внимательно вглядываясь в лицо Гомозова, как

только дверь распахнулась.

– Не слишком, – тут же ответил Филолет Степанович, и сам на

себя обозлился за столь поспешный ответ.

– Вы впустите меня? – пожимала плечами женщина. – Не

весна же, и даже не осень… Холодно…

– Да, проходите, пожалуйста, – подхватил Гомозов уже строже

и нерасторопнее. – Дома вам будет гораздо уютнее.

В голове Филолета Степановича, наконец, становилось

свободнее. Мысли теперь приходили в порядок, собирались в строй

и готовились ровно маршировать, и лишь одна из них, самая

тревожная, выбивалась, и все норовила устроить дебоширства.

Гомозов ощущал, что в мысли этой заключалась невероятная сила,

та сила, что способна перевернуть что угодно на своем пути,

подчинить себе все и засесть в голове генералом. Он страшился ее и

ничего не мог поделать с ней. Но пока эта мысль не претендовала

на трон.

– Вы приходили вчера?! – вдруг спросила женщина, и

Филолету Степановичу показалось, что от такого неожиданного

неприятного вопроса он даже сжался и погорбился.

– Я? Приходил?.. – замешкал он. – Ну… Как бы так… Как

бы…

– Не нужно. Не отвечайте. Я знаю, что приходили, –

вступилась Елена. – Я слышала, как моя соседка что-то кричала

вам.

Гомозов почувствовал, что его бросает в краску.

– Что она вам кричала, я так и не разобрала… – Елена

застенчиво вскинула глаза на Филолета Степановича. – Но в окно я

видела, как вы удалялись. Мне грустно было за этим наблюдать…

Вы так и не решились зайти. Верно, не хотели быть напористым.

Извините, что не пришла к вам раньше, сама. Были дела.

– Ничего, – выдавил Гомозов.

Ненадолго воцарилась пауза.

– Точнее, не то, что бы дела… – вдруг нарушила тишину

женщина и испуганно остановилась. – Что ж я вру! Почему я вру?!

– вспыхнула Елена. – Не было у меня никаких дел…

Филолет Степанович находился в каком-то странном

оцепенении, наблюдая за женщиной.

– Я лучше пойду, – тихо пролепетала она. – Я пойду… – Елена

направилась к выходу.

– Да что с вами происходит?! Куда вы? – вскрикнул Гомозов. –

Пришли – так оставайтесь! Вас никто не гонит! Я даже вас ждал,

представьте себе! А вы, как малое дитя, ей Богу! Что-то все ходите

вокруг да около. Скрываете, таите. А теперь вон, не успели

согреться – уходить собираетесь… В такой-то холод!

– Извините меня, Филолет Степанович, – едва слышно

выговорила женщина.– Я, наверное, пойду. Извините…

– Да, за что?! За что мне вас извинять?! Заладили «извините,

извините», – Гомозов решительно зашагал вслед за Еленой. – Что ж

это такое?! Что с вами происходит? Ничего не понимаю! Давайте-

ка, оставайтесь. Сейчас согреем чаю, и попьем горяченького. Ну?

Что вы? А?! Позволите мне ваше пальто?

Женщина чуть заметно кивнула и отдала пальто Филолету

Степановичу.

– Так что оставайтесь! Непременно оставайтесь! – говорил

Гомозов, уже вскидывая предмет одежды на вешалку. – В такой-то

холод уходить собрались! И никуда я вас не пущу! Неужели вы

думали, что в такой-то холод я вас отпущу?

Внезапно Филолет Степанович почувствовал, как что-то

теплое и нежное упало ему на плечи, Елена обнимала его и

оказалась так близко, что мужчину тут же бросило в жар. Гомозов

ощущал, как тонкие женские пальцы приятно сдавливают его шею,

легко душат в сладком объятии, и от этих прикосновений по всему

телу разливается терпкая дрожь.

– Скажите еще… – просила Елена.

– Что?

– Вашу последнюю фразу, – шепотом обожгло ухо.

– Я никуда вас не отпущу в такой холод, – повторил Гомозов и

крепче прижал к себе худощавое женское тело.

– Еще!

– Я никуда вас не отпущу…

И тут дыхание Гомозова перекрыли женские губы, они были

такие мягкие и упругие, что мысли в голове Филолета Степановича,

зашагали строем прочь, и вовсе скрылись за сбитой туманной

дымкой, не оставив и намека их недавнего присутствия. И наконец,

в голове Гомозова сделалось свободно и мирно.

***

Зима все еще держала над природой свою власть, Елена вновь

не появлялась около двух недель. Каждый из этих дней,

наполненных ожиданием, переносился Филолетом Степановичем

все труднее и труднее… Наверное, на работе мало нагружают –

объяснял он себе, вот и занята голова всякими ненужными

мыслями. Однако в самой глубине души он ощущал, что истинная

причина кроется в чем-то ином. И назвать это что-то определенным

именем, ему было не под силу. Гомозов оставался верен себе: «Нет,

ни в коем случае человек не должен подчиняться своим порывам,

он должен жить по уму и только».

Пусть он и связался с этой беспечной женщиной.

«Женщины… – лепетал он про себя. – Да и что с них взять?! Они

не очень-то любят думать. Неглубокие в помыслах создания.

Женщины – они и в Африке женщины. Нужно сторониться их, себе

же во благо. А что же касается до помощи другим, то это полезное

дело. И