Пятьдесят оттенков измены. Я – твой трофей! - Эмма Ноэль

— Вам не понять меня! — вдруг начала исповедоваться Мила. — Я мало знала счастья в жизни и понимаю, что значит состояние безысходности, безвыходности. Я даже пережила времена, когда не было монет ни на еду, ни уж тем более — одежду!

— Вы считаете, я не способен вас понять? Вы видимо полагаете, что я родился в золотой колыбели и не знаю цену куска хлеба?

Старик махнул рукой, предлагая спуститься еще ближе к воде. У самого озера было очень спокойно, оно словно забирало негатив и заряжало чистой и доброй энергией. Хотелось просто смотреть на дремлющую гладь и молчать.

— Я называю это «озеротерапией». Здесь как в церкви — сложно лгать. Мое твердое убеждение: Бог живет в природе!

— Вы язычник? — пошутила Мила, лукаво взглянув на Алексея Алексеевича.

— Не совсем, но я уверен, что красота — часть великого замысла. Чистая вода — как душа, к которой тянешься. Хочется находиться рядом и становиться лучше! Меняться! Я видел множество людей, внутри которых засоренные колодцы с жижей вместо воды, они погребают себя сами, но винят в этом кого-то другого…

В его немного сложной речи Мила улавливала призыв к очищению, а пример с колодцем ее завораживал, она вспомнила недавний сон, в котором была погребена на самом дне глубоко и темного колодца и после того, как Иван лишил ее надежды выбраться, ее поглотило липкое вещество — мерзкая жижа. Девушка вдруг поняла, что ответственность за свои неудачи она перекладывает на супруга. Пара бродила вокруг озерца, как вышедшие в тираж старики, они медленно двигались вдоль кромки воды. Алексей Алексеевич поведал о том, как принял свое «наследство», обнаружив, что от империи, не осталось ничего, кроме долгов и гнилой репутации. Его предок был мотом и лентяем и, не желая трудиться, транжирил принятое в дар богатство с большим энтузиазмом.

— Я был смешон! Девушки наивно полагали, что я был выгодной партией, мне даже дали прозвище «золотой теленок». Я долго скрывал ото всех, что за душой не было ни гроша. Затем пришлось продать кое-какую недвижимость и поползли слухи, что я «тухлый» жених. Интерес ко мне резко пропал. Удивительна магия купюр: если их много, ты облеплен массой людей, которые готовы ради тебя на все. Точнее, не тебя они ценят, а твои возможности. А когда их нет, ты остаешься один. И если в этот момент среди стайки шакалов найдется хоть один человек — все не так уж плохо.

Мила понимающе кивала, потому что ощущала почти то же самое.

— Среди всего мусора и вороха, жаждущих легкой жизни девиц рядом осталась только одна девушка — мать моих сыновей, — с тихой грустью произнес пожилой мужчина, глядя на озеро. — Очень много зависит от той женщины, что находится рядом. Она может возвысить или уничтожить. Это тыл и опора! Стимул и генератор! Мила, вы в состоянии влиять на моего сына, почему-то мне кажется вы тот человек, который в состоянии сделать его лучше!

— Я в этом не уверена! — выдавила растерянная девушка, сглотнув комок, сжавший ее горло. Эти откровенные слова царапали ее. Она привыкла приспосабливаться и всегда избегала ответственности. То, о чем он говорил, звучало слишком серьезно. Хватит ли у нее сил победить обстоятельства и, разрушив пряничный домик, переселиться в новое добротное жилье?

— И что мне делать дальше? — спросила она взволновано.

— Стремиться к тому, чтобы жить, а не заниматься имитацией, — просто ответил Алексей Алексеевич и предложил вернуться в дом, чтобы хорошенько пообедать. 

Глава 9. Побег из пряничного домика

— Что главное в жизни? — спросил старик-миллиардер с лукавым прищуром глядя на Милу.

— Ну… Здоровье, наверное… Любовь…

— Не надо выжимать стандарт из затертых общими фразами мозгов. Что делает тебя счастливой?

Девушка растеряно уставилась на него и торопливо зачерпнула конфитюр маленькой серебряной ложкой, чтобы подсластить горечь размышлений. Ей хотелось сказать, что ее радует роскошь! Но она понимала, что это не тот ответ, которого ждет от нее Алексей Алексеевич.

— Я хочу чувствовать безопасность, — произнесла она после долгих размышлений. — Это делает меня счастливой. Просыпаясь, я знаю, что у меня все хорошо, и я буду, сыта и одета. У меня ничего не болит и у меня есть планы на день.

Он дежурно кивнул, но весьма вяло, видимо Мила, не была убедительна.

— Ты хочешь сказать, что твое ощущение этой самой безопасности зависит от материальных благ? Не подменяешь ли ты понятия? Не упускаешь ли что-то по-настоящему ценное?

Девушка густо покраснела и вцепилась в кружку с чаем. Они сидели в беседке на открытом воздухе уже почти час. Пошел слепой дождик, создавая особенное настроение.

— Сегодня праздник солнечной воды! — произнес пожилой человек на пороге спальни Милы и скомандовал выйти во двор. Не зная чем себя занять, она валялась на кровати и мечтала о всяких глупостях, планируя провести в постели целый день. Девушка почему-то скучала по Алексу, ей не хватало его недовольного лица и… голого тела. Вспоминая их последнюю ночь Мила, чувствовала прилив тепла внизу живота и, забравшись под простынь, решила немного расслабиться, сыграть на набухшем органе, ставшем в последнее время очень чувствительным, незамысловатую, но очень приятную мелодию.

Она вспоминала скульптурное тело Алекса, мысленно дотрагивалась да него, ласкала его губами и слегка покусывала, вызывая в нем звериное желание. Мила ощущала мощь его эрекции и жадно впивалась влажным ртом в твердь, заставляя Медведя рычать от удовольствия. Ее увлажненная промежность просила ласки, много ласки. Не в силах выносить эту пытку, она брала его ладонь и направляет в сторону лобка, при этом медленно двигая бедрами. Его пальцы блуждает по ее налившимся желанием половым губам, тело отвечает легкой дрожью. Алекс заставляет ее раздвинуть широко ноги и припадает к влагалищу так жадно, что она почти кричит от удовольствия. Его язык мягок и тревожит каждую клеточку ее жаждущей оргазма плоти. Он нарочно медлителен, чтобы изнывающая от напряжения Мила умоляла его. Алекс лег на кровать, и ее бедра оказались над его головой, она чувствует требовательность и даже агрессию его языка, ставшего твердым и бескомпромиссным. Он управляет ей как марионеткой, придерживая руками раскачивающиеся бедра, сжимая и разжимая ягодицы. Где-то совсем близко его величество оргазм и ритм нарастает… вперед-назад, вперед-назад… Он словно обезумел — погружаясь языком вглубь ее лона, вкушает ее, наслаждается ею… Волна накатывает и смывает остатки ее разума, Мила стонет и выгибается, запрокинув голову…

— Это чудесно! — шепчет она, но тут ее фантазию прервал стук.