Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

как, минуя звание бригадира[25], из простого гусара я сразу стал унтер-офицером. Вот как это произошло.

Слева от расположения дивизии моего отца стояла дивизия под командованием генерала Сера, штаб которой находился в Финале. Эта дивизия, занимающая часть Лигурии, покрытую крутыми горами, состояла в основном из пехоты, поскольку кавалерия могла продвигаться здесь только маленькими отрядами в редких проходах, которые соединяли побережье Средиземного моря с Пьемонтом. Генерал Сера, получив от главнокомандующего Шампионне приказ произвести частью своих войск разведку в предгорьях Сан-Джакомо, за которыми простиралось несколько долин, написал отцу и попросил его одолжить ему для этого предприятия отряд из пятидесяти гусар. Отказать ему было невозможно. Отец согласился на просьбу генерала Сера и назначил лейтенанта Лейстеншнейдера командовать отрядом, в который входил и мой взвод. Мы выехали из Мадонны по направлению к Финале. В то время по берегу моря проходила единственная дорога, носившая название Карниз и находившаяся в очень плохом состоянии. У лейтенанта после неудачного падения с лошади была вывихнута нога, и следующим по званию после него в отряде был унтер-офицер Канон, красивый молодой человек, обладающий многими превосходными качествами, хорошим образованием, а главное, большой самостоятельностью.

Во главе своей дивизии генерал Сера на следующий же день направился в направлении горы Сан-Джакомо, покрытой снегом. Там мы расположились бивуаком. На следующий день мы должны были начать движение вперёд в полной уверенности, что нам предстоит столкновение с противником. Но сколь многочислен был враг? Именно этого генерал знать не мог. Согласно приказам главнокомандующего, ему надлежало только разведать позицию австрийцев в этой части фронта. Но ему было запрещено вступать в бой, если враг окажется в большинстве. Генерал Сера понимал, что его пехота, следуя вперёд среди гор, могла обнаружить колонну противника, только оказавшись непосредственно перед ней. В этом случае серьёзного столкновения было уже не избежать, и отступление могло бы оказаться ещё более опасным. Он решил продвигаться очень осторожно и выслать на дистанцию в 2–3 лье впереди себя небольшой отряд, чтобы с его помощью прощупать район и, главное, взять нескольких пленных, от которых он надеялся получить определённые сведения, так как местные крестьяне, как правило, ничего не знали или не хотели говорить. Но генерал понимал также, что отряд пехотинцев сам мог бы оказаться в ловушке, если он его отправит слишком далеко. В то же время, даже при благополучном исходе дела, люди, идущие пешком, принесли бы ему известия, которых он так страстно ждал, слишком поздно. Таким образом, он решил использовать те пять десятков гусар, которых он и послал в качестве своего передового отряда. Так как местность была крайне пересеченной, он дал унтер-офицеру карту, сопровождая её письменными и устными инструкциями в присутствии всего отряда, и отправил нас за два часа до рассвета, не переставая повторять, что нужно обязательно дойти до аванпостов противника, где, как он очень надеялся, нам удастся захватить нескольких пленных.

Унтер-офицер Канон прекрасно развернул свой отряд. Во главе он поставил небольшой авангард, по бокам распределил разведчиков и принял все необходимые предосторожности.

Отойдя на 2 лье от нашего лагеря, мы обнаружили большой постоялый двор. Наш унтер-офицер стал расспрашивать хозяина и узнал от него, что примерно в часе ходьбы отсюда мы можем столкнуться с австрийским отрядом. Хозяин затруднялся назвать его численность, но знал, что впереди него расположен полк очень злобных гусар, которые плохо обращались со многими местными жителями.

Получив эти сведения, мы продолжили наш путь. Но не успели мы сделать и ста шагов, как г-н Канон начал корчиться на своей лошади и сказал, что он страшно страдает и ему абсолютно невозможно продолжать путь. Он передал командование отрядом унтер-офицеру Пертеле-старшему, как самому старшему по званию после него самого. Однако Пертеле заметил, что, будучи эльзасцем, он не умеет читать по-французски и не может, таким образом, понять ни карту, которую, ему передали, ни инструкции, написанные генералом. Он наотрез отказывался от командования. Все остальные унтер-офицеры, так же малограмотные, как и Пертеле, отказались по тем же причинам. То же сделали и бригадиры. Бесполезно было их уговаривать, хотя я предложил, что я буду читать им инструкции генерала и объяснять наше продвижение по карте тому из унтер-офицеров, который захочет взять на себя командование. Но они по-прежнему упирались. К моему большому удивлению, все эти старые вояки отвечали мне: «Бери сам командование, и мы будем подчиняться тебе».

Весь отряд выразил то же самое пожелание, и я понял, что, если и я откажусь, мы и шагу не продвинемся вперёд, и честь нашего отряда будет полностью скомпрометирована. К тому же приказ генерала Сера следовало непременно выполнить, поскольку именно наши действия могли помочь его дивизии избежать очень больших потерь. И я согласился принять командование, но только после того, как спросил у г-на Канона, не сможет ли он всё-таки вновь взять его на себя. Но он опять начал стонать, оставил нас и вернулся на постоялый двор. Признаюсь, я думал тогда, что он действительно заболел, но люди из нашего отряда, которые его хорошо знали, высказывались на его счёт с оскорбительными насмешками.

Не хвастаясь, я должен сказать, что природа наделила меня достаточной храбростью. Я бы даже добавил, что было время, когда мне нравилось находиться среди опасностей. Тринадцать ранений, полученных на войне, и несколько блестящих дел, я думаю, являются достаточным тому доказательством. Вот почему, принимая командование над пятьюдесятью гусарами, которых чрезвычайные обстоятельства поставили под командование простого гусара в возрасте 17 лет, я твёрдо решил доказать товарищам, что если я не имею ни опыта, ни военных талантов, то, во всяком случае, обладаю некоторыми другими достоинствами.

Итак, я встал во главе отряда и твёрдо направился в том направлении, где, как я знал, находился враг. Мы шли уже довольно долго, когда вдруг наши разведчики заметили крестьянина, который постарался спрятаться от них. Они догнали его и привели ко мне. Я начал его расспрашивать, и он сказал, что как будто бы живёт в 4 или 5 лье от этого места, и уверял, что не встречал здесь никаких австрийских войск. Я был уверен, что он врёт из страха или из хитрости, поскольку, по моим расчётам, мы находились очень близко от стоянки противника. Я вспомнил, что читал когда-то в книге «Настоящий партизан», экземпляр которой мне передал отец, что для того, чтобы заставить говорить жителей страны, в которой находишься в военное время, надо иногда их напугать. Я понизил голос, постарался придать моему юному лицу угрожающий вид и воскликнул: «Как,