Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891 - архимандрит Антонин Капустин

Кончив обхождение, процессия остановилась на площадке между храмом Воскресения и Часовнею Гроба. На минуту все утихло и смолкло. Патриарх, сняв митру, стал на левую лавку преддверия Гробного и прочитал воскресное Евангелие от Марка[209]. Затем сошел на помост, обратился к дверям Гроба Господня и возгласил: Слава Святый и пр. Началось пение пасхального тропаря. В знамение радости державшие хоругви стали быстро вертеть ими. В то же время на духовенство, поющее первую песнь воскресения, посыпались сверху цветочные листья… слабое усилие выразить обдержавший душу восторг! Вы, в безмерном отдалении от места воскресения сретающие Христа и не обретающие слов для выражения своей радости, поймите, в каком состоянии духа должен был находиться тот, кто пел: Христос воскресе из мертвых и проницал взором в глубину светосиянной пещеры, из которой вышел Он, смертию смерть поправши и сущим во гробех живот даровавши!

По окончании предначинательного пения Патриарх с архиереями и двумя архимандритами вошел внутрь Святого Гроба, где и совершена была на сей день Божественная литургия[210]. Все прочие участвовавшие в ходе священнослужители ушли в алтарь большой церкви и разоблачились. Русское духовенство немедленно оставило храм и поспешило на свои Постройки. Вослед ему пошли и мы.

В час пополуночи начался наш благовест. 40-пудовый колокол напоминал нам звоном своим скорее убогую русскую деревню, чем Иерусалим. Но великолепные здания, освещенные многочисленными огнями, к которым мы направлялись, заставляли не поддаваться обману слуха. То, что мы встретили в своей церкви, могло бы также казаться блестящим, если бы в памяти не оставалось еще, так живо и глубоко напечатлевшееся, великолепие только что виденного, несравненного торжества. При троекратном обхождении дома Миссии, на внутреннем дворе которого устроена церковь, у нас также виделось немало духовенства, а именно 17 священников и 4 иеродиакона. Но у нас было то, чего нельзя было найти у Гроба Христова, – прекрасное хоральное пение.

За утреней непосредственно следовала литургия, и обе вместе службы длились не малое время. Мы вышли из церкви, уже воссиявшу солнцу. День был полносиянный и уже по-летнему жаркий. Труженики, бдевшие сряду две или и три ночи, поспешили укрепить себя отдыхом, а значительная часть поклонников, не отдохнувши, занялись увязкою своих мешков и кузовков, ибо в этот же всерадостный день предполагали отправиться в Яффу, где уже ожидал их пароход, долженствовавший унести их на любезную родину.

Во 2-м часу пополудни имела начаться в храме Воскресения Великая Вечерня, называемая здесь в простонародии вторым воскресением. Это единственный день в году, в который во всех патриарших кафедрах Патриарх с своим синодом облачаются в свящ<енные> одежды в комнатах Патриархии и идут в престольную церковь торжественным ходом, в предшествии низшего духовенства. Так было и здесь. Подобная ночной, процессия тянулась от ворот патриаршего обиталища к храму. Впереди ее вместо хоругвей несли сделанное из жести и прилично расписанное малое изображение парящего над Гробом Христа, окруженное лучистым венцом и вздетое на длинный стержень. Пение, колокольный звон и говор толпившегося народа увеличивали торжественность шествия. По прибытии в храм немедленно началась вечерня в большой церкви. Евангелие было читано в 4 приема: у престола самим Патриархом (по-гречески), в Царских вратах – митрополитом Петрским (по-славянски) и в храме в разных местах священниками и диаконами (по-гречески, по-славянски, по-арабски, по-латински и по-румынски). Два диакона, стоя между Патриархом и его наместником, ударом в звонец давали знать кому следует о начале и конце чтений. После обеих ектений (вторая говорилась по-славянски) Патриарх с малою иконою Воскресения Христова – наподобие архиерейской панагии – в руках, 5 архиереев, каждый с малым Евангелием в деснице, и наш архимандрит – также с воскресною иконою, вышли из алтаря и стали рядом от Царских врат к южному выходу из церкви, передав сперва один другому лобзание мира. Певчие (греки) запели стихиры Пасхи, и началось христосование, бывающее у нас на утрене[211]. Все прочие двери храма были заключены, и народу не было иного выхода из него, как только мимо этой цепи архипастырей[212]. Народ прикладывался к Евангелиям и иконам и лобызал державших святыню не в уста, а в руку. Последнее, что он встречал на пути к дверям, был диск, т. е. большое серебряное блюдо, предназначенное для принятия доброхотных подаяний. Стоявший над ним патриарший архондаричий (гостинник) кропил из сосудца розовою водой проходивший народ и приговаривал разные любопытные приветствия и напутственные благопожелания хаджидам (поклонникам) то по-гречески, то по-турецки, по-русски, по-булгарски, по-молдовалахски…

Справедливость требует сказать, что как самые лестные приветы доставались на долю того, кто клал золото, так и не положивший ничего не отходил без ласкового слова, я заметил только, что последнему доставался привет большею частью на турецком языке… Более часа длилось это христосование, завершившее собою богослужение светлого дня Пасхи. Таким же торжественным ходом Патриарх со всем духовенством (без облачений) возвратился домой, где, после обыкновенного на Востоке угощения, он раздавал гостям в благословение пасхальные яйца. Возвратившись домой, и мы выстояли еще свою вечерню с утреней, на которой был и полиелей ради завтрашнего царского праздника.

Закончу свои впечатления минувших дней описанием нынешнего утра. Вчера мы знали уже, что сегодня у нас на обедне будет Патриарх, изъявивший желание помолиться вместе с нами о Царе нашем, вступающем в 50-й год своей благословенной жизни. С 7 часов начался благовест у нас. В 3/4 осьмого раздался трезвон. Патриарх с двумя архидиаконами приехал верхом к Постройкам нашим. Его встретили у ворот заведения секретарь консульства и драгоман Миссии, по здешнему обычаю, с кавасами. Вступивши в дом Миссии, он облачился в мантию и надел на себя орден Александра Невского. В северной галерее церкви св. мученицы царицы Александры ожидало его наше священство. Архимандрит, по русскому обычаю[213], стоял впереди с крестом на блюде. За ним два иеромонаха держали иконы праздника и храма. Блаженнейший приложился к ним, и все пошли с пением внутрь церкви. Встреча была великолепна. Духовенство вошло в алтарь, а Патриарх, благословив народ, стал на свою кафедру лицом на север, по греческому обычаю. С обеих сторон кафедры стояли перед ним его архидиаконы, из коих один держал его патерицу, а другой прислуживал ему в разных нуждах. Во время литургии он в приличных местах благословлял народ и сам читал молитву Господню. Хотел прочесть и Символ веры, но певчие предупредили его.

Служба шла в наилучшем порядке, и было весело смотреть на довольно престарелого иерарха, после стольких дней постоянного служения и бдения подъявшего еще труд посетить нас и благословить наш праздник. После обедни был благодарственный молебен. Духовенство наше, выходя из алтаря, становилось по левую сторону патриаршей кафедры и составило, таким образом, большой овал, оканчивавшийся у левого клироса, занятого местным и прибывшим на поклонение чиновством. Патриарх говорил все возгласы. На нем был надет малый омофор. Два наших диакона стояли перед ним с дикирием и трикирием. Он же сказал отпуст, он же и благословлял крестом (с кафедры) при многолетствова-нии Царствующего Дома.

Несмотря на то, что вчера и сегодня утром отправилось из Святого Града до 400 наших поклонников и поклонниц, церковь еще была полна, и с полчаса времени народ подходил к Патриарху для лобызания креста с Животворящим Древом, а к архимандриту для получения антидора. Его Блаженство потом взошел в комнаты начальника Миссии и принимал там единственно позволяемое им себе угощение – воду. Даже от чая отказался. По примеру прошлых разов, из дома Миссии он прошел в Женский поклоннический приют, где благословил розданный поклонникам чай и пожелал далеким странникам благополучного возвращения в родные дома. Посетил потом секретаря консульства, самого консула, консульского драгомана и доктора госпиталя нашего. При всех его переходах его сопровождал наш целодневный пасхальный звон. Около полудня Патриарх возвратился в Иерусалим.

* * *

Идет необычный здесь в апреле месяце дождь. С десяток запоздавших поклонников спешно отправляются в Яффу. Начинает пустеть наш малый палестинский город[214]. Постоянным жителям его предстоит четырехмесячный отдых. Передаю к сведению публики следующие, общие и пламенные, желания сих жителей, уведанные мною от них самым верным и, так сказать, непосредственным путем.

Желание 1-е: Чтобы человеколюбивое правительство восстановило принятую им некогда спасительную меру не выпускать из России тех поклонников и поклонниц, у кого не окажется (действительных и собственных) ста пятидесяти рублей серебром – по меньшей мере. Ежегодно повторяющиеся здесь сцены самого прискорбного нищенства заставляют всеми силами желать сего и всеми усилиями домогаться сего.