Впусти меня - Линдквист Йон Айвиде

Оскар. Поприветствуем Оскара!

Он взял чистый ссыкарик и надел его на нос. Как клоун. Желтый шарик и красная рана на щеке. Оскар. Он широко распахнул глаза, стараясь придать лицу как можно более безумный вид. Да. Выглядел он и правда жутко. Он обратился к клоуну в зеркале:

– Все, с меня хватит. Слышишь? С меня хватит.

Клоун не отвечал.

– Больше я это терпеть не намерен. Ни разу, слышишь? – Голос Оскара гулко разносился по пустому туалету: – Что мне делать? Как думаешь, что мне делать?

Он скорчил такую гримасу, что рана на щеке заныла, и заговорил за клоуна страшным скрипучим голосом:

– «…Убей их… убей их… убей их…»

Оскар вздрогнул. Прозвучало и в самом деле жутко. Голос казался чужим, да и физиономия в зеркале не имела ничего общего с его лицом. Он снял ссыкарик в носа, запихнул его в трусы.

Дерево.

Не то чтобы он по-настоящему в это верил, но… Нужно было попасть к тому дереву, искромсать его ножом. И может быть… Может быть… Если он как следует сосредоточится…

Может быть.

Оскар взял свой портфель и поспешил домой, отводя душу в фантазиях.

Томас сидит за своим компьютером, как вдруг чувствует первый удар. Он не понимает, что происходит. Спотыкаясь, бредет на кухню. Кровь хлещет из его живота. «Мама, мама, он меня зарезал!»

Но мать Томаса лишь стоит и смотрит. Мать, которая всегда защищала его, что бы он ни сделал. Теперь она только стоит и смотрит. В ужасе. Наблюдает, как на теле Томаса появляются все новые и новые ножевые раны.

Он падает на пол и валяется в луже собственной крови… «Мама… мама…» – взывает он, пока невидимый нож не распарывает его живот, выворачивая кишки на пол кухни.

Конечно, вряд ли сработает.

Но все же.

* * *

В квартире воняло кошачьей мочой.

Жизель лежала у него на коленях и урчала. Биби и Беатрис кувыркались на полу. Манфред, как обычно, сидел, прижавшись носом к окну, в то время как Густаф пытался привлечь его внимание, бодаясь об него головой.

Монс, Туфс и Клеопатра нежились в кресле; Туфс теребил лапой растрепанную обивку. Карл-Оскар попытался запрыгнуть на подоконник, но промахнулся и полетел кувырком на пол. Он был слеп на один глаз.

Лурвис лежал в коридоре, дежуря у почтовой щели, готовый в любой момент подпрыгнуть и разорвать очередную рекламную листовку. Венделла лежала на полке для шляп и наблюдала за Лурвисом; ее деформированная передняя лапа свисала между решеток полки, изредка подергиваясь.

Часть кошек сидели на кухне – кто ел, кто просто разлегся на столе и стульях. Пятеро лежали в кровати в спальне. Остальные заняли свои любимые места в гардеробе и шкафах, которые они наловчились открывать лапами.

С тех пор как Гёста под давлением соседей перестал выпускать кошек на улицу, с новым генетическим материалом было туго. Большинство котят рождались мертвыми или с такими уродствами, что через пару дней все равно умирали. Больше половины из двадцати восьми котов, проживавших в квартире Гёсты, имели тот или иной дефект. Они были слепыми, или глухими, или беззубыми или имели проблемы с моторикой.

Он их всех любил.

Гёста погладил Жизель между ушами:

– Ну что, милая… Что будем делать? Не знаешь? Вот и я не знаю. Но что-то же надо делать, правда? Нельзя же так. Это же Юкке. Мы были знакомы. А теперь он мертв. Только никто об этом не знает. Потому что они не видели того, что видел я. А ты видела?

Гёста склонил голову, прошептал:

– Это был ребенок. Я все видел из окна, как он шел по дороге. Он поджидал Юкке. Под мостом. Тот вошел… и больше не вышел. А утром его уже не было. Но он мертв. Я это точно знаю.

Что ты говоришь?

Нет, я не могу пойти в полицию. Они же начнут расспрашивать. Там будет куча народу, и они спросят, почему я ничего не сказал. Станут светить лампой в лицо.

Прошло уже три дня. Или четыре. Не знаю. Какой сегодня день? Они обязательно спросят. Я не могу.

Но что-то же надо делать.

Что мы будем делать?

Жизель взглянула на него и принялась облизывать его руку.

* * *

Когда Оскар пришел домой из леса, нож был весь в трухе. Он вымыл его под кухонным краном и вытер полотенцем, которое потом сполоснул холодной водой, выжал и приложил к щеке.

Скоро вернется мама. Ему нужно было проветриться, прийти в себя – плач комом стоял в горле, ноги болели. Он достал из шкафа ключ, написал записку: «Скоро буду. Оскар». Потом положил нож на свое место и спустился в подвал. Отпер тяжелую дверь, проскользнул внутрь.

Подвальный запах. Оскару он всегда нравился. Знакомый дух старых вещей, дерева и затхлости. Маленькие окна вровень с землей пропускали лишь редкие лучи света, и царившие здесь сумерки навевали мысли о тайнах и припрятанных сокровищах.

Слева от него находился продолговатый отсек, где размещались четыре складских бокса. Стены и двери были деревянные, на дверях навесные замки, где большие, а где поменьше. На одной из дверей были укрепленные петли замка, – видимо, там уже однажды побывали воры.

На деревянной стене в конце отсека красовалась надпись «KISS», выведенная фломастером. Буквы «S» были угловатыми, как «Z», вывернутые наизнанку.

Но самое интересное находилось в противоположном конце коридора. Мусорка. Однажды Оскар отыскал там несколько выпусков «Халка» и совершенно исправную лампу в виде глобуса, которая сейчас стояла в его комнате. И еще кучу всего.

Однако сегодня ему не удалось найти ничего интересного. Наверное, мусор недавно вывезли. Попалось лишь несколько журналов и папок с надписями «английский» и «шведский». Папок у него дома хватало – пару лет назад выудил целую гору из мусорного контейнера возле типографии.

Оскар пошел дальше по коридору, ведущему в соседний подъезд, туда, где жил Томми. Открыл дверь в следующий подвал, вошел. Тут пахло по-другому – чувствовался слабый запах краски или растворителя. Помимо прочего, в этой части подвала находилось бомбоубежище. Оскару как-то довелось в нем побывать, когда ребята постарше устроили там боксерский клуб. Томми разрешил ему однажды вечером прийти посмотреть. Парни дубасили друг друга боксерскими перчатками, и Оскару стало слегка не по себе. Стоны и пот; напружиненные, собранные тела, звуки ударов, которые скрадывали толстые стены. Потом кого-то все же покалечили или что уж там у них произошло, и на штурвальное колесо тяжелой бронированной двери навесили цепь с замком. С боксом было покончено.

Оскар зажег свет и подошел к двери. Если русские придут, наверняка ее откроют.

Если ключи не потеряли.

Он стоял перед железной дверью, и ему вдруг представилось, что там, внутри, кто-то есть. Вот зачем нужны эти цепи и амбарный замок. Там прячется монстр.

Он прислушался. Приглушенные звуки улицы, шаги людей, занятых своими делами у себя дома. Оскар любил бывать в подвале. Здесь он вдруг оказывался в другом мире, в то же время прекрасно зная: если что, от настоящей жизни его отделяет лишь одна стена. Но тут, внизу, царил покой. Никто к нему не приставал. Никто ничего не требовал.

Напротив бомбоубежища находился бывший склад, оборудованный дворовыми пацанами под место тусовок. Это была запретная территория.

Замка на двери не было, но это не значило, что кто угодно мог туда войти. Он сделал глубокий вдох и открыл дверь.

Обстановка была не ахти. Видавший виды диван и не менее потрепанное кресло. Ковер на полу. Комод с облупившейся краской. От лампы в коридоре был тайком протянут самодельный шнур, на котором болталась голая лампочка. Свет не горел.

Оскар здесь пару раз был и помнил: чтобы включить свет, достаточно чуть покрутить лампочку. Но он не осмеливался. Света, что просачивался сквозь щели в стене, было вполне достаточно. Если они его здесь застукают…

То что? Не знаю. В том-то и дело. Не изобьют, конечно, но…

Он встал на колени на ковер перед диваном, приподнял подушку. Под ней обнаружились пара тюбиков клея, рулон полиэтиленовых пакетов и баллончик с газом. Под другой подушкой лежало несколько зачитанных до дыр порножурналов.