По следам преступлений. Сборник - Коллектив авторов

— Я виновата… виновата… Да, я спрятала вещи. Но поймите, это ведь родная сестра,

— Но Масловой вы отдали не все вещи Фоминой. Где остальное? Где деньги, полученные сестрою в сберкассе?

— Я вам все расскажу, все вещи отдам. Сестра воровала… так пусть и возмещает ущерб. Хватит! Только, умоляю вас, не делайте обысков у наших родственников, они здесь ни при чем… Я даю честное слово матери троих детей, что сама соберу вещи, деньги и привезу их в прокуратуру.

Можно ли было поверить Весельниковой? И почему, действительно, необходимо применять в этом случае меры принуждения? Если Весельниковой оказать доверие, поверить в хорошие качества человека — это может принести гораздо больше пользы и следствию, и самой Весельниковой, чем обыск.

— Хорошо. Я верю вам, Клавдия Александровна, хотя вы раньше пытались говорить неправду… Завтра в 11 часов утра вы должны привезти все вещи и спрятанные деньги. Следствие знает, что именно увезла Фомина, сколько денег получила в сберкассе. Но не только вы помогали прятать вещи. Они спрятаны и у других родственников. Поговорите с ними. Государству надо вернуть все, возместить весь ущерб, нанесенный преступными действиями зашей сестры.

На следующий день к прокуратуре подъехали две легковые автомашины. Клавдия Весельникова и ее две сестры сдали в прокуратуру все спрятанные вещи Фоминой, все до ниточки. В доход государства сдана и значительная сумма денег, которую похитила Фомина.

Но как оценить действия ее родственников?

Расследуя дело Фоминой, организуя поиски вещей и денег для возмещения ущерба, принимая меры к розыску пистолета по делу Мельникова, я понимал, что встретился со свидетелями — близкими родственниками обвиняемых, что родственники заинтересованы в их благополучии. Родство, взаимные личные интересы, беспокойство за судьбу близких и родных им людей — все это, откровенно говоря, звучало как-то по-человечески. Очень трудно таким свидетелям в один миг спрятать свои личные тяжелые переживания и. сказать правду, зная, что эта правда пойдет в ущерб близкому им человеку, которого ждет уголовное наказание.

Конечно, по делу Фоминой ущерб государству был возмещен. По делу Мельникова изъято важное вещественное доказательство и приняты меры к предотвращению возможных несчастных случаев. Все это так, и это очень важно. Но не менее важно и другое. Расследуя эти два дела, я искал и нашел пути к тому, чтобы свидетели — близкие родственники обвиняемых— поняли, что их гражданский долг должен быть выше личных интересов. Речь, если хотите, шла о воспитании в этих людях чувства правдивости, гражданского долга, о том, чтобы в ущерб первое время неправильно понятым личным интересам выполнять обязанности гражданина страны. Разве это не воспитание в людях принципов коммунистической морали?

С. М. КУРГИНЯН

ПОСЛЕДНИЙ маскарад „шефа"

ОКОЛО ДВУХ ЧАСОВ ночи сторож сельского магазина, дремавший возле пристройки, сооруженной для защиты от непогоды, вдруг услышал шум мотора приближавшейся автомашины. На всякий случай он зашел в пристройку, запер дверь изнутри и погасил свет. «Благоразумие и осторожность никогда не помешают», — подумал сторож, человек уже не молодой, сжимая в руках дробовик и всматриваясь через стекло в темноту.

Машина объехала магазин кругом и остановилась возле пристройки. Из машины вылезли четверо. Первым вышел высокий человек в форме и направился прямо к будке сторожа. Вот уже отчетливо видны на его шинели погоны майора милиции. «Майор» постучал в окошечко будки и властным тоном потребовал провести прибывших к дому председателя колхоза. «В селе совершено убийство», — объяснил он поздний визит.

Сторож, верный своему девизу об осторожности, стал объяснять, где живет председатель, «а покинуть свой пост я не могу», — заключил он.

Вдруг «майор» резким движением вытащил из кармана шинели пистолет и, разбив рукояткой окно, выстрелил несколько раз в сторожа, который, заподозрив неладное, успел отскочить от окна и спрятаться не в тот темный угол, куда стрелял «майор», а в боковую нишу, откуда ему хорошо был виден силуэт влезавшего в окно «майора».

Перепуганный сторож все-таки прицелился и выстрелил из своего дробовика.

Раненый — рослый, грузный «майор», покачнувшись, стал медленно падать во внутрь пристройки, в направлении притаившегося сторожа. Тот, решив, что промахнулся и «майор» нападает на него, в страхе отбросил ружье и с криком выбежал на улицу. Друзья «майора», уверенные, что участь сторожа решена, опешили. Они открыли запоздалую стрельбу по убегающему, но напрасно: ни одна из пуль не настигла его. Дружкам «майора» ничего другого не оставалось, как подобрать тяжелораненого и уложить в машину. Машина тотчас же скрылась.

Вот все, что явствовало из материалов дознания.

После описанных событий жители села, поднятые сторожем Гукасяном, бросились к месту происшествия. Там они обнаружили офицерскую фуражку работника милиции с прилипшими к ней кусочками мозговой ткани. Фуражка валялась в огромной луже крови. Обо всем этом сообщили в республиканское управление милиции.

Это случилось в селе Егварде Аштаракского района 6 января 1957 года, а 7 января меня вызвали в прокуратуру республики.

Начальник отдела был краток — расследование дела поручалось мне.

8 января я дал указание сотрудникам оперативного отдела проверить все больницы Еревана и прилегающих районов с целью разыскать раненного в голову «майора», а сам выехал в село Егвард, которое находится в 40 километрах от Еревана.

При повторном осмотре места происшествия я обнаружил три пули в стенах пристройки (в дальнейшем экспертизой было установлено, что они выстрелены из пистолета «ТТ»).

После этого я подробно допросил сторожа Гука-сяна. Следовало выявить какие-либо данные о ночных пришельцах. Но Гукасян ничего нового к первому показанию добавить не мог. «Их было четверо, главный — это сразу бросилось в глаза — был майор… машина марки «Победа», но цвета и номера в такой темноте не разобрал…»

Опросив работников сельпо, я установил, что 4 января в магазин поступали дорогостоящие ювелирные изделия и шерстяные ткани. Поэтому возникла мысль, что попытка ограбления была заранее подготовлена и преступники осведомлены о завозе товаров. Я провел беседу с активистами села, объяснил им, что один из соучастников может быть их односельчанином, или имеющим какие-либо связи с их селом, или, наконец, просто человеком, хорошо знающим эту местность.

Активисты обещали помочь следствию.

В тот же день из 3-й клинической больницы Еревана сообщили о том, что 7 января в приемную больницы был подброшен тяжело раненный в голову неизвестный мужчина без верхней одежды. После двукратного хирургического вмешательства неизвестный, не приходя в сознание, скончался.

Оперативные работники милиции установили личность умершего. Это был житель города Еревана Бендикян Амбик, в прошлом опасный рецидивист по кличке «Шеф».

Судебномедицинская экспертиза установила, что смерть Бендикяна наступила от огнестрельного повреждения костей свода черепа с размозжением мозгового вещества, а имеющийся дефект костной ткани на черепе слева является входным отверстием пули, выстреленной почти в упор из охотничьего ружья.

При сопоставлении входного отверстия на черепе трупа с разрывом ткани офицерской фуражки, обнаруженной на месте происшествия, удалось установить, что место и форма разрывов соответствуют пулевому отверстию. Это дало основание предполагать, чт© Бендикян и ночной «майор» — одно и то же лицо.

Судебномедицинская и криминалистическая экспертиза подтвердили мои предположения. Кровь, обнаруженная на месте происшествия, совпадала по группе и типу с кровью Бендикяна. Далее, при вскрытии трупа Бендикяна, из полости черепа были извлечены кусочки суконной материи и картона, которые оказались сходными с материалом офицерской фуражки. Сомнений не осталось — Бендикян был на месте происшествия в форме майора,

Выяснив, что Бендикян жил вместе с родителями, я в этот же день произвел в их квартире обыск.

При обыске в одной из стен комнаты обнаружили тайник с отрезами дорогостоящих тканей, а также раскрой костюмов и пальто.

Родители «Шефа» показали, что все это привез домой их сын, но откуда — они не знают.

Оперативным сотрудникам милиции дали задание: установить, где за последнее время были совершены кражи или ограбления пошивочных ателье или магазинов, складов и так далее.

Через день уже стало известно, что 19 ноября 1956 года из артели «Нор-Еркар» в Ереване, рутем взлома были похищены скроенные пальто и костюмы заказчиков на сумму в 37 000 рублей (в старом масштабе цен).

Преступление это не было раскрыто (лишь сторожу артели было предъявлено обвинение в халатном отношении к своим служебным обязанностям).