Форс-мажор. Рассказы - Олег Михалевич

– И сколько, по вашему мнению, продлится шторм?

Сводка погоды, которую ежедневно принимал начальник радиостанции, была путаная и касалась всей территории огромного Тихого океана, а никак не точки, в которой с неспешной десятиузловой скоростью перемещался наш пароход.

– Закат был багрово-красный, тяжелый, горизонт сильно размыт, – ответил я. – Барометр долго не менялся, но был внизу. Похоже, мы оказались в центре циклона. В лучшем случае штормить будет двое суток. Но это оптимистичный прогноз.

– Пессимистам лучше сидеть дома, – буркнул капитан и ушел к себе в каюту, где, по моим предположениям, его поджидала буфетчица, и я сомневался, что при этом на ней надето одно из знакомых всей команде платьев.

На третий день ветер зашел в корму, стало чуть тише, вахтенный машинист Карташов поленился добираться до юта через узкий туннель гребного вала, выбежал на палубу, был сбит волной и при падении разбил голову. По уставу, при отсутствии на пароходе доктора, медицинские обязанности возлагаются на третьего помощника капитана. Очевидно, считается, что молодой штурман должен еще хоть что-то помнить из нескольких часов училищного курса по оказанию первой медицинской помощи. Недостаток знаний компенсировался книгой «Медицинский справочник капитана» с грифом «Для служебного пользования».

От удара кожа на голове Карташова лопнула, образовав рану длиной сантиметров в семь, медленно набухающую пузыристой кровью. Я отыскал в справочнике нужную страницу в главе «Рассечение кожи головы», вручил книгу Юре и усадил его рядом с пациентом. Вместо анестезии Карташову выдали стакан водки. Чтобы стянуть разошедшуюся кожу, надо было наложить три скрепки.

Полчаса спустя операция успешно завершилась, пациент с перевязанной головой отправился на отдых.

– А мы? – спросил Юра.

– Что мы? – не сразу понял я. – Анестезию допить предлагаешь?

– Да нет, на вахту скоро. Есть хочется.

– Давай к Гафарову сходим.

– А что у него возьмешь? Ты здесь пошуруй, в аптечке. Вот в справочнике написано, что глюкоза является главным источником энергии в человеческом организме. Есть у нас глюкоза?

– У нас?

– Да ладно, не придирайся к словам. Она в ампулах должна быть.

Глюкозы оказалось много, и я не стал придираться. Мы выпили по две ампулы сладковатой жидкости. Энергии прибавилось, чувство голода не прошло.

– Еще по одной? – с надеждой предложил Юра.

– Хватит, пожалуй, – сказал я. – Еще неизвестно, что с этой энергией делать будем.

Я запер амбулаторный блок, и мы вышли подышать свежим воздухом на шкафут подветренного борта. Несмотря на неутихающий шторм, качка заметно уменьшилась. Чтобы не мешать моей операции, капитан развернул пароход так, чтобы он находился в наиболее стабильном состоянии. Пора было доложить, что мы можем ложиться на нужный курс. Но Пахомов уже сам вышел ко мне навстречу со стороны палубы, по которой им же было запрещено хождение. За ним с встревоженным лицом следовал старший механик. Не дослушав мои объяснения, капитан кивнул и ушел на мостик. Что-то было не так. Переглянувшись, мы с Юрой спустились на палубу. Сварка на одном из приваренных листов лопнула, – совсем как на голове у Карташова, подумалось мне, – и между стальным листом и палубой образовалась заметная щель.

– Ну, теперь Гафаров не отделается! – сказал Юра.

8

Икру мы намазывали плотным слоем на ломти свежевыпеченного в судовой пекарне белого хлеба. Гафаров нервничал, но ел. Щель с каждым днем становилась шире, и сварка отваливалась на втором листе. Чтобы уменьшить качку, мы шли переменным курсом, и время нашего прибытия все больше откладывалось в неопределенность. Единственным прибором для определения местонахождения судна был секстант, но и им мы вторую неделю не могли воспользоваться из-за нечеткости горизонта.

Юра слизнул с пальца несколько прилепившихся к коже икринок и задумчиво посмотрел в иллюминатор.

– А если палуба треснет и пароход расколется на две половины… нет, ну я так, чисто теоретически, сколько мы продержимся на плаву?

– Тьфу, типун тебе на язык! – отозвался Гафаров и посмотрел на меня, словно ожидая поддержки.

Я задумчиво дожевал бутерброд и увлажнил горло глотком рислинга. Мне вспомнилась поговорка «Упрежден, значит, вооружен».

– Смотря какая половина! – авторитетно ответил я. – Учитывая место разлома, носовая часть долго не продержится. Сахар из трюма быстро вывалится или вымоется, вода через вентиляционные патрубки заполнит второе дно, внутренние переборки долго не выдержат. На мой взгляд, часа три-четыре протянет, не больше.

– А кормовая часть? – с надеждой спросил Гафаров.

– Здесь все зависит от искусства капитана. Переборка машинного отделения сделана прочней. К тому же корма остается управляемой. Если дать задний ход, чтобы снизить давление воды… Думаю, сутки, как минимум, протянуть можно. А то и больше. От погоды зависит. Так что в носовую часть лучше не ходите. Чтобы артелка оставалась в нашем распоряжении.

– Нет, кроме шуток, – сказал Алик. – Сколько времени надо спасателям, чтобы добраться до нас?

– А действительно, сколько? – присоединился к нему Юра.

Икра закончилась, вино тоже. Последнюю икринку и крошку хлеба я выдвинул на середину стола, но Ваську пока предусмотрительно не вызывал. Кто знает, вдруг эту карту удастся разыграть еще раз?

– Вот это, парни, самый сложный вопрос. Если поблизости есть другой пароход, добраться до нас можно довольно быстро, за несколько часов. Но вообще-то мы в стороне от традиционных морских путей. До берега, как минимум, неделя хода. Сомневаюсь, что вертолет может одолеть такое расстояние. Да и не слыхал я о вертолетах, которые способны взять на борт тридцать пять человек. К тому же нас еще найти надо.

– Что значит – найти? – напрягся Еафаров.

– Да мы уже вторую неделю идем по счислению, – признался я. – Еоризонт плохой, звезды сажать некуда, точное место определить невозможно. В конце каждой вахты мы просто отмечаем на прямой линии очередные сорок миль, и все. А сколько раз мы курс меняли, чтобы качку уменьшить, плюс ветер, течения… За это время легко могло отнести миль на пятьдесят, а то и на сто в сторону. Знать бы в какую.

– Это называется – приехали! – Еафаров в сердцах вскочил с места. – А у меня, корефаны, для вас тоже неприятное известие. – Все банки с икрой уже на четверть пустые. Крышки больше не вздуваются, лафа для нас кончилась. Конечно, если пароход и вправду развалится… Не зря же эта крыса чертова…

– Какая крыса? – встревожился я.

– Да вчера вечером. Я на камбуз зашел, а та себе так спокойненько по перекладине у переборки чешет. Совсем обнаглели. Ну, я швабру схватил, шварк ее, она метнулась, и прямо в бак с компотом.

– И?

– Ну, компот-то холодный, она туда-сюда, выскочила и сбежала.

– Понятно, – сказал Юра, тоже поднимаясь. – Так вот почему ты сегодня от компота отказался! А нам сказать…

– Да ладно вам, – попытался успокоить друзей я, и в этот момент в динамиках прозвучал сигнал шлюпочной тревоги.

9

Минуту спустя весь экипаж, натягивая по пути спасательные жилеты, собрался на шлюпочной палубе. В руках радиста был объемистый чемодан.

– Что это? – хмурясь, спросил Пахомов.

– Так это, э-э-э, я вещички собрал…

– Отставить! По шлюпочной тревоге полагается приходить одетому в спасательный жилет, и только. Тревога учебная, нечего панику разводить. Сварка на наваренных листах на палубе действительно трескается, это, наверное, уже все знают. Но это еще не значит, что из-за этого должен развалиться корпус. Но и на авось полагаться не будем. Поэтому мы с де… со старшим механиком то есть, продумали превентивные меры. Сейчас вся команда, за исключением женщин, конечно, под руководством штурманов займется стяжкой парохода канатами. Приступить к работе!

Решительный тон капитана мне понравился. По правилам хорошей морской практики, худшее из всех действий – это бездействие. И в решении Пахомова, по крайней мере, проглядывала какая-то логика. Хотя я сильно сомневался, что несколько стальных и синтетических канатов могут серьезно повлиять на прочность корпуса.

По швартовому расписанию место третьего помощника капитана на полубаке, поэтому я сразу направился в носовую часть. За мной следовали матросы с боцманом и Юра со своим подвахтенным. У разлома мы помедлили. Сварка на одном из листов отвалилась полностью с трех сторон, и освободившийся лист медленно, но заметно перемещался взад-вперед, словно одеяло над телом ровно дышащего человека. Кусок сварки на втором листе стрельнул маленькой серебристой пулькой и упал к моим ногам. На полубаке боцман отпер двери форпика, в котором хранились канаты, и мы взялись за работу. Гафаров сразу напросился добровольцем в кормовую команду. Юра должен был быть рядом со мной, но тоже исчез.