Начало пути - Василий Баранов

— Ты, что, юнга, не ешь? Не нагулял аппетит? Мы мало фехтовали? — Свен на минуту оторвался от еды. Морщинка задумчивости на лбу.

— Нет, капитан. Я сейчас, — Даня придвинул миску и начал есть. И почувствовал, что очень, очень проголодался.

Данька никак не мог проснуться. Солнечный луч пытался пробиться сквозь закрытые веки. Даня с трудом продирал глаза. Практически на ощупь нашел рубашку, брюки. Натянул их на себя и поплелся в ванную, умыться. Холодная вода его не освежила. Такой же заспанный, он добрел до кухни, плюхнулся на стул напротив матери.

— Дань, ты все еще спишь? Не можешь проснуться, сынок? — Мария собирала на стол. Из холодильника на стол проследовали масло, сыр, колбаса. Разлить чай.

— Ой, не могу, мам. Я на ходу сплю, — глаза закрыты, рука шарит по столу.

— Ты кофе выпей. — предложила мать. Извлекла из кухонного шкафчика на стене банку растворимого кофе. — У нас сливки есть. Будешь?

— Сейчас, черный кофе без сахара. Мне покрепче, две ложечки. — Данька на ощупь нашел чашку, поднес се к губам, выпил горячего напитка. Открыл глаза. Скатерть на столе, сахарница, тарелка с бутербродами. Реальный мир, сквозь пелену сна пробивается в сознание.

Мать только сейчас заметила на рубашке на плече сына ржавые пятна. Словно отпечаток руки. Ржавые? Мария Петровна привстала, чтобы лучше разглядеть. Отпечаток пальцев не оставлял места сомнениям. Следы крови.

— Кровь? Дань, ты поранил плечо? — Забеспокоилась она.

— Мам, какое плечо? — Он еще не мог проснуться.

— Вот. Вот, посмотри. На рубашке. — Мария Петровна непроизвольно передвигает чашку на столе.

Дверца кухонного шкафа на стене приоткрылась сама собой. Тарелкам и чашкам не чуждо любопытство. Створка на часах приоткрылась, кукушка выглядывает, склонив голову на бок.

Данька встряхнул головой, стал осматривать себя. Точно. На плече отпечаток руки Свена.

— Это кровь, Даня? — Снова спрашивала Мария Петровна.

— Ну. Да. Кровь, — шила в мешке не утаишь, и в голове не было не одной мысли. Их забыли раззудить, и они сладко спали.

— Покажи плечо. Ты поранился? Ты поцарапался? — Откуда может появиться кровь на рубашке. Мальчишки, вечно ссадины, раны.

— Мам, нет, — и дались ей эти пятна. Покажи, покажи.

Данька расстегнул рубашку, показал плечо.

— Господи, а откуда кровь? Рубашка. Я ее недавно постирала. Она была чистая. — Руки Марии Петровны безвольно легли на стол. Она растерялась.

— Это Свен меня за плечо тряс. У него рука была в крови. — Его больше не беспокоила чужая кровь. Ушла острота переживаний. Он принимал все, как данность. Юность легко приспосабливается к условиям, предлагаемым жизнью.

— Это твой приятель? Свен? Он что руку порезал? Или подрался? — Что может быть проще.

— Он подрался, мам. — Истину не станешь отрицать. Подрался, на шпагах. Может, пусть тебя лупят испанцы? Данька проснулся. Отодвинул чашку. Готов возмущаться, защищать своего капитана.

— С кем? — Мария отпила чая. Кивнула в возмущении головой. Господи, хулиганов развелось. Детям не возможно выйти на улицу. Где нормальным детям гулять? Куда смотрит полиция?

— А я откуда знаю, подрался и все. Он не ранен, мам.

— А те, с кем он подрался? — Мария нервно крутит чайную ложечку в руках. Что творится у них во дворе, куда катится мир.

— Он их убил, — что тут интересного, дело житейское.

— Как…. Как убил? — Мария Петровна тяжело опустилась на табуретку, так и не дотянувшись до чайника, что бы долить себе кипятку. — Убил?! Твой приятель, этот Свен, убил человека?

— Убил. Но не одного же. — Искренне оправдывал Данька Свена. — Человек пять, может десять или больше.

— Десять человек убил? Как?! Даня, ты с кем связался? Кого он убил? — Паника в голосе.

— Мам, он не знает, кого убил. — Даня запивал глотком кофе кусок бутерброда с колбасой. Странные вопросы мама задает ему. — Они не успели представиться. Ну, не успели. А он не спросил. Не когда было, и он их просто убил.

— Даня, что ты такое говоришь! Убил, потому что некогда разговаривать. Это что за такие порядки, убить и не спросить ни о чем? — Она была в растерянности и плохо сама понимала, что говорит. Могу согласиться, есть некий шик в том, что бы вначале представиться, выспросить имя, а после убить.

— Он их убил, а потом трупы выкинули за борт. Какой смысл спрашивать имена. В святцы писать? — Данька не видел в этом смысла.

— Даня, ты хочешь меня напугать? — Тут она поняла. Десять человек. Что весь двор усеян трупами? Вот фантазер! Выкинули за борт! Придумает же. И все только для того, что бы оправдать себя. Ну, испачкал рубашку. Что тут такого? Испортил. Новую купим.

— Бог с ней, с рубашкой. Не отстирается, выкинем. Кушай быстрее, на рынок поедем.

Даня вспомнил, что сегодня выходной, и они собирались на рынок, что-нибудь купить из продуктов.

— Сейчас, я быстро. — Даня торопливо допил кофе.

После завтрака он сменил рубашку, и они на троллейбусе отправились на базар. Долго ходили, выбирали. Что получше и подешевле. Торговцы, прилавки и покупатели — все смешалось. Люди спешат, торопятся. На Тортуге рынок не спешный. Торговля не терпит суеты. Здесь выходцы с Кавказа продают свеклу, черемшу, картофель. Позже завезут грузди, подосиновики, рыжики. К осени на скалах приэьбрусья вызреют клюква и брусника.

— Как дорого, генацвали?! Ты сам попробуй, собери бруснику, тогда говори, дорого.

Что-то в жизни перепуталось хитро.

Набрали всего: картошки, помидор, зелени, свеклы. Потом зашли в павильон, где торговали мясом. Купили кусок говядины. Мария Петровна спросила:

— Денечка, хочешь, я сварю сегодня вечером борщ? — Они шли к остановке. У каждого пара пакетов в руках. Не большой запас продуктов на неделю.

— Да, мама, конечно. — Мать варила отличный борщ. Редкостный.

— У нас еще в холодильнике сметана осталась. Отличный будет борщ, сынок.

И с покупками они поехали домой. Когда вышли с троллейбуса, пошли в начале к аптеке

— Даня, подожди здесь. Я в аптеку зайду. — Она поставила пакеты на землю рядом с сыном. Порылась в сумочек, проверяя на месте ли кошелек.

Мария Петровна зашла в аптеку. Вышла через несколько минут.

— Я, Даня, купила валерьяну в таблетках. Выпьешь на ночь две таблетки. И я приму таблетку на ночь. Надо нервы подлечить. Придумываешь всякую ерунду. Какой-то Свен. Кого-то убил. Выдумщик ты у меня, сынок.

Они пошли домой, что бы варить борщ, вечером посидеть у телевизора, а на ночь… На ночь принять валерьяны. Подлечить немого нервы. Данька не стал убеждать мать в том, что он рассказывал — правда. Она не поверила. Может, это к лучшему? Может, и не надо ей знать этой правды? Так действительно будет спокойнее.

Часть 5

Сеятель-Жнец стоит у окна в своей коморке. Во дворе госпиталя редкие прохожие. Больные, медперсонал, посетители. За спиной стул, белый казенный стол, ровные ряды шкафов. Сеятель сошьет две вселенные нитью перемещений. Сошьет иглой, которую нашел в стоге сена. Он выбрал эту иглу, и выбор не случаен. Только Вселенным не очень нравится, когда их тычут иголкой. Пытаются избавиться от этой иглы. Данька, ты думаешь, что все это случайность? Ты чуть не угодил в канализационный колодец, тебя чуть было не сбила машина. Другая Вселенная хотела погасить свечу твоей жизни, дунув ветром, что бы сбросить тебя с мачты. Ему, Жнецу-Сеятелю пришлось постараться. Он, владыка жизни и смерти, и никто не уйдет без его воли. Не уйдешь и ты, пока, Даня. Пока. Ты чужой своему и другому миру. Теперь чужой обоим мирам. Пришлось остановить тебя перед колодцем, пихнуть там на дороге. А в другой вселенной он, Сеятель-Жнец, в слепую использовал этого рыжего плотника. Удачная мысль. Другие Древние говорили, что, как только работа будет закончена, иглу надо сломать. Но Сеятель не хотел этого. Этот парень вызвал у него симпатию. Зачем разбрасываться хорошим инструментом. У Даньки есть какая-то искра, его нужно только поддержать. Из него получится хорошее орудие в руках Древних. Мастер — класс, что я дал тебе снял все преграды на пути твоего совершенствования. Все в твоих руках. Ты спал, а мирозданье тебя качало на своих руках. Не каждый смертный получил такие дары.

"Скиталец" вернулся в родной порт. Вон там берег. Матросы почему-то не спешили покинуть корабль. Они бесцельно бродили по палубе. Корабли мирно дремали на воде, обретя покой. Синь неба надежно лежала на стволах мачт. На этой синей сковороде запекался огромный желток солнца. Данька прошел на нос корабля, посмотреть на берег, который теперь считал родным. Вот там дома в полуденном мареве. Ему думалось, что здесь все родное для него. И это море и этот город. Сердцу не прикажешь. Хотя он и живет в двух мирах. Данька, прикрыв глаза ладонью, взглянул на светило и тихо сказал:

— Ну, что, электрическая лампочка моего ночника, вот возьму и выключу. — Рассмеялся.