Стихотворения. Проза - Мацуо Басё

<1680>

ХОЛОДНАЯ НОЧЬ

Сплел себе травяную хижину в Фукагава неподалеку от речной развилины: вдали виднеется снежная вершина Фудзи, вблизи — качаются на волнах корабли, из чужедальних приплывшие стран.326 Провожая глазами белопенный след, на рассвете оставленный ими»,327 слушая, как в сухом тростнике шумит ветер, уносящий былые сны,328 коротаю день, когда же склонится он к вечеру, присяду полюбоваться луной — и вздохну о пустом кувшине, прилягу на изголовье — и посетую на тонкое одеяло.

Весла, скрипя,Бьют по волнам — душа леденеет.Ночь, слезы.

<1681>

ПОСЛЕСЛОВИЕ К СОБРАНИЮ «ПОЛЫЕ КАШТАНЫ»329

В книге, которую называют «Каштаны», есть строфы на четыре вкуса.

Одни, потягивая вино поэтического духа Ли и Ду,330 хлебают кашу поучений Ханьшаня.331 Такие строфы не доступны обычному взгляду и обыкновенным слухом не уловимы.

Другие выделяются особой отрешенностью и утонченностью — частые гости в горной хижине Сайгё, они, что каштан с червоточиной, какой и не подберет никто.

Некоторые выражают сполна любовное чувство. Говоря о старинном, вспоминают прелестные черты Си Ши,332 прикрывшейся длинным рукавом, или чеканят на золотых монетах лицо Комурасаки. Сюда же можно отнести и обвитые плющом вешалки для платья в спальне обитательницы покоев Шаньян.333 В худших упоминается юная дева, живущая под крылышком у попечительных родителей, или постоянно бранящиеся невестка и свекровь. Чувства, предметом которых являются монастырские послушники или юные актеры театра Кабуки, тоже не обойдены вниманием. Простыми словами передавая содержание стихов Бо Лэтяня,334 приходят на помощь неискушенным.

Есть же строфы подвижные, не признающие различия между ложным и истинным, они шлифуются на драгоценных треножниках,335 знаки закаливаются в Драконьем ключе.336 Их берегут как свое самое заветное сокровище, никому, кроме тебя, не принадлежащее, и трепещут, поджидая похитителей из будущих поколений.

<1683>

В БАМБУКОВОЙ ЧАЩЕ

Когда задержался на несколько дней в Ямато, в селении под названием Такэ-но ути, местный староста ежеденно навещал меня, стараясь, как видно, отвлечь от мыслей о тяготах пути. Человек он истинно незаурядный. Душа его воспаряет высоко, плоть же с теми, кто помышляет о сене, хворосте, фазанах и зайцах: взвалив на плечо мотыгу, входит он в сады Юаньмина,337 ведя за поводья быка, сопутствует отшельнику с горы Цзишань.338 К тому же, имея должность, он служит и в службе не знает устали. Дом его беден и, похоже, бедность ему по душе. И кто, как не этот человек, умеет, урывая минуты отдохновения у городской суеты, достичь душевного покоя?

Хлопковый гребень.Чем не лютня? Ласкает слухВ бамбуковой чаще.

<1683>

ПОСЛЕСЛОВИЕ К «ПУТЕШЕСТВИЮ В ИСЭ»339

Все это — не более чем досужие речи, невзначай сорвавшиеся с недостойных уст, подобно травам без корней, они не цветут и не плодоносят.

Так вот, в тот год, когда Кикаку340 обрел пристанище под столичным небом, он свел короткую дружбу с господином Керай из рода Мукаи, вместе пили они вино, вместе беседовали за чашечкой чая, и раз за разом Кикаку наставлял его, открывал сокровенные тайны пресного, соленого, терпкого, невесомого, начиная с того, что лежит на поверхности, и кончая тем, что прячется в глубинах — по одной капле воды познал тот характер сотни рек.

Нынешней осенью, взяв с собой младшую сестру, Керай отправился в Исэ. Оставив позади продуваемую осенними ветрами Сиракаву,341 продвигались они вперед, ночами стелили на ложе стебли прибрежных мискантов, и все, что трогало их души, оба запечатлевали на бумаге, запечатлев же, отправляли «почтительнейше» в мою травяную хижину. В первый раз, увидев, восхитился, во второй раз, произнеся вслух, забыл обо всем. В третий же раз, прочтя, ощутил, сколько в этом покоя. О да, он достиг всего, чего только можно достичь на этой стезе.

Восток ли, запад —Одной печалью пронзаетОсенний ветер.

<1684>

СЛИВА У ИЗГОРОДИ

Зайдя как-то навестить одного человека в его убежище, обнаружил, что хозяина нет дома, — как мне сказали, он отправился в паломничество по монастырям, — хижину же охранял какой-то старик. Рядом у изгороди пышно цвела слива. «Вот кто чувствует себя здесь хозяином!» — невольно воскликнул я, старик же ответил: «Но ведь изгородь эта не наша…» На это я сказал:

Нет хозяина дома.И даже слива цветет сегодняЗа изгородью чужой.342

<1686>

СНЕЖНЫЕ ШАРЫ

Некий Сора поселился по соседству с моей хижиной и с тех пор ни утра, ни вечера не проходит без того, чтобы мы не сообщались: то он меня навестит, то я его. Когда я готовлю еду, он помогает мне собирать хворост и разводить огонь в очаге, вечерами же, когда я кипячу воду для чая, он приходит и стучит в мою дверь. По натуре это человек, склонный к затворничеству, и нас с ним связывает несокрушимая дружба. Однажды вечером, когда он пришел ко мне, падал снег…

Огонь разведи,Я же порадую взор твой —Снежный скатаю шар.

<1686 >

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ЖИВУЩИМ УЕДИНЕННО

Ну и разленился же этот старик! В последнее время даже гости стали докучать мне, и я многажды клялся себе: «Не буду больше ни с кем видеться, не буду никого к себе звать!» И только лунной ночью или снежным утром сердце сжимается от безмерной тоски по другу! Молча пью вино, самого себя спрашиваю, самому себе отвечаю. Распахнув дверь хижины, любуюсь снегом, пригубив вина, берусь за кисть, потом откладываю ее… Ну что за безумный старик!

Пью вино,Но заснуть все трудней и трудней.Снежная ночь.

<около 1688>

ЗАПИСКИ О ДОРОЖНОЙ ШЛЯПЕ

Я живу одиноким затворником в травяной лачуге, и каждый раз, как подует унылый осенний ветер, заимствую резец у Мекана,343 перенимаю мастерство у Такэтори344 и, нарезав бамбуковых веток, сгибаю их, имя же мне в эти дни Касацукури-но окина — Старец-Шляпочник. Мастер я никудышный, чаще всего целого дня недостает, дабы завершить начатое, я лишаюсь покоя, и с каждым днем занятие мое кажется мне все более докучным. Утром я обтягиваю шляпу бумагой, к вечеру она высыхает, и я снова обтягиваю. Затем крашу, пользуясь веществом, которое называется терпчина,345 и, наведя глянец, слежу за тем, чтобы поверхность затвердела. И вот к вечеру второго дня шляпа наконец готова. Поля шляпы закручиваются внутрь, выворачиваются наизнанку, точь-в-точь как не успевший развернуться полностью лотосовый лист. Впрочем, выглядит она куда занятнее, чем если бы была сделана по всем правилам. То ли это шляпа одинокого странника Сайге? То ли шляпа старца По, бредущего сквозь снег?346 Пойду ли взглянуть на белые росы Дворцовой равнины — Мияги,347 направлю ли свой посох к снежным вершинам горы Ушань?348 Торопя встречу с градом, дожидаясь дождя, привязался я к этой шляпе несказанно, и забавляет она меня более, чем что бы то ни было. Но забавляясь, вдруг начинаю испытывать глубокое волнение. И почувствовав, как холодный дождь Соги увлажняет мои рукава,349 сам поднимаю кисть, и пишу на готовой шляпе:

Пусть старость все ближе —Все же мир наш служилПристанищем Соги.

<1686–1687>

ТЫКВА «ЧЕТЫРЕ ГОРЫ»

Была у меня тыква-горлянка — не в память о той, что росла когда-то на изгороди Ян Хуэя,350 и не из семечка, подаренного Хуэйши,351 а просто так — тыква. Я отдал ее мастеру, чтобы сделал вазу для цветов, однако она оказалась слишком большой и не поддавалась мерке. Сделал я из нее кувшин и хотел держать в нем вино, но очень уж он оказался неприглядным. Как сказал один человек: «В травяной лачуге припасы надобно иметь отменные». Увы, я был чем-то вроде перепелки, «порхающей между кустиками полыни».352 Вскоре обратился я к старцу Со353 с просьбой дать тыкве имя. Слова же его я привел выше.354 Во всех строфах, им присланных, говорится о горах, потому и назвал я тыкву «Четыре горы». Есть там строфа о горе Фаньиншань, на ней жил когда-то старец Ду. и именно о ней упоминает в своем шуточном стихотворении Ли Бо.355 Старец Со от лица старца Аи превознес мою скудость за ее чистоту. Пустая же, будь, о тыква, вместилищем для всякого мусора. И один горшок, когда он у тебя есть, бывает дороже Тысячи слитков.356 Гора Тайшань, и та покажется легче, чем он.357