Осколок - Диана Мортеньес

Алексей смеялся, а Наташа была счастлива, что кто-то разговаривает с ней так по-свойски, и что этот кто-то — не друг Максима, а вполне непредвзятое лицо.

А как только к ним присоединились Максим и Евгения, беседа сразу перешла в более светское русло: стала обсуждаться тема учебы в чужом городе и все связанные с этим сложности.

Проводили гостей, уложили Катю спать… Завтра в обед поезд…

Всю ночь и все утро ненасытно занимались любовью.

* * *

Стояли на перроне втроем: Максим, Наташа и ее мама. Словно три чужих человека. Почему, когда до отправления остается минут десять, и когда так хочется сказать что-то важное и вечное, — теряются все слова? Наташа робко, шажок за шажком, подвигалась к любимому, и от этого Евгения чувствовала себя ненужной. Хотя, и правда, может, ей лучше было сюда не приходить? Они прощаются, наверно, месяцев на пять, а она смущает их, не дает им спокойно нацеловаться…

Увереннее всех себя чувствовал Максим. Обнимал Наташу одной рукой, не стесняясь ни ее мамы, ни посторонних прохожих.

— Ты паспорт не забыла? — в который раз неловко спросила Евгения.

— Я взяла, — кивнула Наташа исправно, даже не раздражаясь от маминых доставаний.

Равнодушный женский голос из громкоговорителей объявил на весь вокзал, что до отправления поезда осталось три минуты…

Наташа попеременно закусывала то верхнюю, то нижнюю губу, и от этого ее губы становились красными, словно накрашенные помадой.

— Я позвоню рассказать, как доехала и устроилась, — нервно пообещала она Максиму. И случайно глянув на мать, сказала доброжелательно: — И тебе тоже позвоню.

Мама с приятным удивлением кивнула. И снова возникла молчаливая пауза. Это так странно. Так больно. Сердце словно высохло. Оно скомкалось, сморщилось. Так внезапно нагрянула правда! До этой секунды не верилось…

— Девушка, заходите, мы отправляемся! — позвала проводница.

Как противно звучит ее голос! Как голос злейшего врага!

— Да, да. Сейчас, — ответила ей Наташа, небрежно обернувшись, словно не желая отрывать взгляда от Максима.

— Давай, иди, — робко сказал Макс. Погладил пальцами ее щеку. — Я люблю тебя. Не делай там глупостей.

Поцеловал ее нежно-нежно, и тут же, прикрыв глаза, — крепко-крепко… Наташа всхлипнула и задержала дыхание, чтобы не расплакаться. Обвила руками его шею и, обмениваясь с Максимом глубоким французским поцелуем, только и слышала: «…пассажиры, будьте внимательны, с первой платформы отправляется…».

— Де-ву-шка! — раздраженно позвала проводница. — У нас расписание! Поезд ждать не будет…

По щекам полились слезы.

— Не реви, — улыбнулся Максим. — Ты же знаешь — если не понравится, ты всегда можешь вернуться назад!

Наташа спешно кинулась — обняла маму, потом еще раз чмокнула любимого и нырнула в тамбур, крикнув еще раз им обоим:

— Я позвоню!

Проводница уже держала флажок наготове, и поезд тронулся в ту же секунду.

Нет, нет, нет! Я никуда не поеду! — клокотало в голове, билось пульсом в висках и душило в груди, не позволяя сделать вдох. Я не могу без тебя! Я уже не могу! Зачем я это делаю? Стояла в тамбуре и глаз не сводила с закрытой двери, провожая прозрачным взглядом все, что проползало за стеклом, неумолимо набирая ход… Последняя пара слезинок сорвалась с ресничек и рухнула на щечки. Еще немного — и Наташа поймет, что происходит.

Как только поезд пересек с соответствующим грохотом железнодорожный мост через Сочинку — побрела к себе в купе. Забралась на верхнюю полку и мучилась часа два. Потом попутчики, семья с ребенком лет десяти, стали спрашивать ее, в чем дело, и она начала понемногу успокаиваться… Женщина ее очень внимательно слушала и с улыбкой сочувствовала. А Наталья выговорилась и, правда, боль стала меньше. Осталась просто тоска.

— Ну, вот и все, — вздохнул Максим, когда последний вагон поезда скрылся из виду.

В мыслях так и вертелось, смешиваясь с обидой: «Бросила меня. Оставила меня одного. Что теперь делать? Как жить дальше?» Вслух больше ничего не говорил: слишком тяжело пока.

Через пару минут остолбенелого стояния на опустевшей платформе в разум прорвался ласковый Женин голос:

— Максим, можно я приглашу Вас куда-нибудь пообедать?

Макс просканировал Женино лицо — показалось, что она кокетничает. Нет, не показалось. Улыбнулся, задумался на секунду и, глядя ей в глаза, медленно отрицательно покачал головой. Женщина растерялась, видимо, почувствовала себя неловко от его отказа, но вновь расцвела, когда он добавил хитро:

— Это я Вас приглашу!

— М-м! — восторженно протянула Женя. — Как скажете! Люблю инициативных мужчин!

По-джентльменски предложил взять его под руку, и они с Евгенией отправились через здание вокзала к стоянке — вниз по широкой закругленной каменной лестнице. Женщина ужасно гордо чувствовала себя рядом с этим красавцем-мужчиной и поймала себя на ревнивой мысли: Наташка же такая мелкая, глупая, ей бы кого-нибудь попримитивнее… А она ишь какого парня себе отхватила!

Максим привез Евгению в «Призрак». Не в ночной клуб, конечно, а во второй зал, который работает как раз днем и до двенадцати ночи. Это единственное кафе, в качестве которого он не сомневается. Хотя сам с легкостью согласился бы и на чебуречную, но Евгения же важный начальник в Администрации города, и что-то попроще может оказаться не ее класса. Не просчитался: Женя была в восторге. Официантка, по знакомству с Максимом, обслуживала их столик в десять раз тщательнее, хотя и без того в «Призраке» у персонала отшлифованные манеры. Жене понравился и интерьер, и меню, а когда принесли заказанные салаты и солянки, восторгалась еще и вкусом.

Флиртовала с ним напропалую. Макс понимал это совершенно отчетливо. И терялся. Не знал, как реагировать. Так же поначалу, еще в двадцать пять лет, не знал, как реагировать на кокетство школьниц. Грубо ответить — нельзя. А прозрачных намеков, что все эти улыбки на него не подействуют, — недостаточно. Ни ученицы, ни Евгения не воспринимают это всерьез.

— Максим, а можно я задам Вам вопрос сильно личного характера? — улыбнулась женщина, и Макс насторожился: этого еще не хватало! — Вы спите с Натальей? Точнее, я понимаю, что да. А давно?

— С начала этого года, — ответил он смело и, немного помолчав, перехватил инициативу: — Теперь я Вам задам личный вопрос. Она Вам родная дочь?

Евгения изменилась в лице, ее взгляд стал холодным, острым и металлическим, как вилка возле ее тарелки. Она даже не успела опомниться после его столь конкретного ответа — а тут еще эта тема… Все кокетство словно рукой сняло. Растерянно пробормотала: