Грамматика фантазии (Введение в искусство придумывания историй) - Джанни Родари

лампу, как планета - солнце. "Совершает кругосветное путешествие",

- подскажете вы малышу.

Блюдце - черепаха... Или улитка. Чашка - это улиткина

раковина. (Чашку оставим в распоряжение читателя, пусть

поупражняется с ней сам.)

Сахар. Напомнив свои "исходные данные" ("белый", "сладкий", "как песок"), сахар перед нашим воображением открывает три пути: один определяется "цветом", второй "вкусом", третий "формой". Когда я писал слово "сладкий", я подумал: а что бы случилось, если бы сахара вдруг вовсе не стало на свете?

Все, что было сладким, ни с того ни с сего стало горьким.

Бабушка пила кофе: он оказался до того горьким, что она подумала,

уж не положила ли по ошибке вместо сахара перцу. Горький мир. По

вине злого волшебника! Горький волшебник... (Дарю этого героя

первому, кто поднимет руку.)

Исчезновение сахара дает мне возможность вставить сюда, не беря в скобки, дабы он приобрел должное значение, разговор об одной операции, которую я назову "фантастическим вычитанием". Она заключается в том, чтобы постепенно изымать все, что существует на свете. Исчезает солнце, оно больше не восходит: в мире воцаряется тьма... Исчезают деньги: столпотворение на бирже... Исчезает бумага маслины, так надежно упакованные, рассыпались по земле... Изымая один предмет за другим, мы оказываемся в пустоте, в мире, где ничего нет...

Жил-был однажды человечек из ничего, шел он по дороге из

ничего, которая вела в никуда. Повстречал кота из ничего с усами

из ничего, с хвостом из ничего и с когтями из ничего...

Я уже однажды эту историю излагал. Полезна ли она? Думаю, что да. "Игрой в ничего" дети занимаются сами, зажмурившись. Она учит видеть вещи "во плоти", учит отличать видимость от реального факта существования предмета. Стол с того самого момента, как, посмотрев на него, я говорю: "Стола больше нет", приобретает особое значение. Смотришь на него другими глазами, будто видишь впервые, - не для того, чтобы разглядеть, как он сделан, ты это уже знаешь, а просто для того, чтобы удостовериться, что он "есть", что он "существует".

Я убежден, что ребенок улавливает довольно рано эту взаимосвязь между бытием и небытием. Иной раз вы можете застать его за таким занятием: он то зажмурит глаза (предметы исчезают), то откроет (предметы возникают вновь), и так - терпеливо, много раз подряд. Философ, задающийся вопросом о том, что такое Бытие и Ничто (с большой буквы, конечно, как и положено столь почтенным и глубоким понятиям), в сущности, лишь возобновляет, только на более высоком уровне, ту самую детскую игру.

30

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО СОБСТВЕННОМУ ДОМУ

Что такое для годовалого ребенка стол, независимо от того, как им пользуются взрослые? Это крыша. Можно залезть под него и чувствовать себя как дома, вернее, как в доме, который тебе по плечу, не такой большой и устрашающий, как дома взрослых людей. Стул интересен тем, что его можно толкать в разные стороны, сколько хватит сил, опрокидывать, таскать, лазить через него. Если он со зла ударит вдруг по голове, можно его и стукнуть: "Фу, какой ты, стул, нехороший!"

Стол и стул для нас - вещи обыденные, почти незамечаемые, вещи, которыми мы пользуемся машинально, в течение долгого времени остаются для ребенка загадочными и многогранными объектами повышенного интереса, в котором переплетаются, служа друг другу подспорьем, знание и выдумка, опыт и символика.

Познавая во время игры внешнюю сторону вещей, ребенок строит предположения относительно их сути. Положительные сведения, откладывающиеся в его сознании, все время подвергаются фантастической обработке. Так, он усвоил, что, если повернуть водопроводный кран, потечет вода; но это не мешает ребенку предполагать, что "с той стороны" сидит некий "синьор", который наливает в трубу воду, чтобы она могла течь из крана.

Что такое "противоречивость", ему неведомо. Ребенок одновременно и ученый, и "анимист" ("Какой ты, стол, нехороший!"), и выдумщик "артефактист" ("Есть такой синьор, который наливает в водопроводную трубу воду"). Эти противоречивые черты, меняя свое соотношение, уживаются в ребенке довольно долго.

Из констатации данного факта возникает вопрос: хорошо ли мы поступаем, рассказывая детям истории, в которых действующими лицами выступают предметы домашнего обихода, или, поощряя их "анимизм" и "артефактизм", мы рискуем нанести ущерб их научным знаниям?

Я ставлю этот вопрос не столько потому, что он меня беспокоит, сколько по обязанности. Ибо уверен: играть с вещами - значит лучше их узнавать. И я не вижу смысла ограничивать свободу игры - это было бы равносильно отрицанию ее воспитательной роли, ее познавательного значения. Фантазия не "злой волк", которого надо бояться, и не преступник, за которым нужен глаз да глаз. Задача в том, чтобы вовремя сообразить, на чем в данный момент сосредоточены интересы ребенка, ждет ли он от меня, взрослого, "сведений о водопроводном кране" или хочет "играть в водопроводный кран", чтобы получить нужную ему информацию, играя на свой, детский лад.

Исходя из сказанного, я попробую сформулировать несколько положений, которые помогут обогатить наш разговор с детьми о предметах домашнего обихода.

I. Для начала я должен иметь в виду, что первое приключение, ожидающее ребенка, как только он научится слезать со своего креслица или выбираться из "манежа", состоит в знакомстве с квартирой, с мебелью и с бытовыми приборами, их формой и применением. Это - объект его первых наблюдений, первый источник эмоций; эти предметы помогают ему накопить кое-какой словарь и в мире, в котором он живет, служат ему ориентирами. Я расскажу ребенку - в масштабах, которые он сам определяет и допускает, - "подлинные истории" вещей, памятуя о том, что эти "подлинные истории" прозвучат для него в основном как набор слов, будут пищей для воображения не в большей и не в меньшей степени, чем сказки. Если я стану рассказывать ему, откуда берется вода, и начну оперировать такими словами, как "источник", "водохранилище", "водопровод", "река", "озеро" и им подобными, он их не воспримет до тех пор, пока они не обретут наглядности, пока он их не увидит воочию, не потрогает. Хорошо было бы иметь в нашем распоряжении серию иллюстрированных альбомов: "Откуда вода", "Как появился стол", "Как появилось оконное стекло" и так далее, с помощью которых ребенок мог бы составить себе хотя бы визуальное представление о вещах. Но таких альбомов нет. "Литературу" для детей от нулевого до трехлетнего возраста еще никто систематически не изучал и не создавал, если не считать нескольких небольших опусов, подсказанных авторской интуицией.

II. Для меня "анимизм" ребенка и его "артефактизм" - неизменный источник вдохновения, и я при этом нисколько не боюсь вызывать и поощрять ребячьи заблуждения. По-моему, "анимистская" сказка некоторым образом подскажет ребенку, что его тенденция "одушевлять" неодушевленные предметы уязвима. Наступает момент, когда сказка, в которой персонифицируется стол, электрическая лампочка, кровать, покажется ему, в силу своей условности, похожей на игру, где он распоряжается предметами по своему усмотрению, следуя собственной фантазии: игру в "как если бы", когда реальные свойства предмета не принимаются в расчет. Он сам сформулирует антоним "реальное вымышленное", "существующее взаправду и понарошку", что позволит ему заложить для себя основы реального мира.

III. Теперь я поразмышляю о сегодняшней специфике ребячьего "путешествия по дому", сильно отличающегося от моего путешествия по дому моего детства.

Насчет этого стоит поговорить подробнее.

Электрические лампочки, газовая плита, телевизор, стиральная машина, холодильник, фен, миксер, проигрыватель - таковы лишь некоторые ингредиенты домашнего интерьера, которые доступны сегодняшнему ребенку и которых не знал его дед, выросший на деревенской кухне между печкой и ведром с водой. Все эти предметы говорят ребенку о том, что мир заполнен машинами. Куда ни глянь, повсюду розетки, выключатели, и, хотя ребенок знает, что трогать их нельзя, нечего и думать о том, чтобы помешать ему делать свои выводы - о человеке, о его возможностях, о силах, зажигающих огни, заставляющих гудеть и рокотать моторы, превращающих тепло в холод, сырое в вареное и так далее. Стоя на балконе, он видит мчащиеся автомобили, пролетающие вертолеты и самолеты. Среди прочих игрушек у него есть и машины, имитирующие в миниатюре те, которыми пользуются взрослые.

Внешний мир проникает в дом самыми различными путями и способами, еще пятьдесят лет тому назад детям неведомыми: звонит телефон - и раздается папин голос; включают радиоприемник - и слышны звуки, шумы, пение; нажимают на клавиши телевизора - и на экране появляется изображение, причем каждому изображению вторит слово, которое надо ухватить и заприходовать, поступает информация, которую надо расшифровать и с должной осмотрительностью присовокупить к уже приобретенной.