Дельта-фактор - Микки Спиллейн

Я резко очнулся от сна и понял, что лежу на диване с револьвером в руках. Это был рефлекс, выработанный годами сидения в засаде, когда твой мозг реагирует на малейший шум, даже если ты погружен в глубокий сон. Я слышал, как в спальне беспокойно металась спящая Ким, но меня разбудило не это.

Вот опять: медленная вереница шагов в коридоре, затем тишина, как только неизвестный очутился прямо перед дверью. Я соскользнул с дивана, засунул свой сорок пятый под мышку, чтобы не было слышно взвода курка, и беззвучно, в одних носках, подкрался к двери.

Я ждал, насторожившись, потом распахнул ее, выскочил наружу — револьвер словно прирос к моей руке — и припал к стене, контролируя оба конца коридора.

Там никого не было.

Так тихо, как только мог, я побежал к лифту, нажал на кнопку и услышал, как он загудел далеко внизу. Кто бы это ни был, он не пользовался лифтом. На такое путешествие у него не хватило бы времени. Но лестница была под рукой и, дверь туда была приоткрыта.

Может, мне опять стали мерещиться привидения, но все же что-то подсказывало — я не ошибся. Я вернулся в номер раньше, чем лифт поднялся на мой этаж, запер дверь и опять лег на диван. Все, о чем я мог думать, — что в Нуэво-Кадисе играют не только за игральными столами.

Незадолго до полудня я услышал, как зашумела вода в душе, и понял, что Ким встала. Я глупо рассмеялся, понимая, как много льда нужно растопить, чтобы наступила весна, поэтому поступил с дверным замком точно так же, как она в номере Лизы, и вошел в ванную.

Когда я встал под душ рядом с ней, Ким приглушенно вскрикнула и чуть не поскользнулась, но я удержал ее.

— Передай мне мыло, — сказал я.

— Ты... убирайся отсюда!

Я плеснул на нее водой.

— Не надо так разговаривать со своим законным супругом, дорогая. Он может хорошенько отшлепать тебя. — Я вытащил мыло из ее пальцев и стал намыливать ей спину. Она изо всех сил пыталась вырваться, даже кричала, но что может сделать женщина, если она поймана в душе собственным мужем?

Лед треснул, но не растаял.

Когда я бросил Ким полотенце, она намеренно повернулась ко мне спиной, но мне было наплевать на скромность; я насвистывал, вытираясь, потом накинул полотенце ей на голову и пошел одеваться. У фальшивого замужества, вроде нашего, тоже должны быть свои прелести.

Я абсолютно не спешил. Я едва натянул рубашку и галстук, когда она наконец появилась с полотенцем, обернутым вокруг тела, словно саронг, и вызывающе встала, пытаясь заставить меня уйти.

— Очень сексуально, — оценил я.

— Заткнись и убирайся отсюда. Я хочу одеться.

— Для изнасилования или соблазнения, дорогая?

— Ни для того, ни для другого. — Ее голос был как нож.

— Игра становится жесткой, не так ли?

— Ты предупредил меня, — сказала она. — Больше такого не повторится.

Я посмотрел на нее, уже не улыбаясь. Очень осторожно я произнес:

— Я знаю, что этого больше не будет. Это никогда больше не случится — таким образом, моя прекрасная жена. Ведь закон наделяет меня определенными привилегиями. Мое естественное мужское начало диктует мне определенные желания, которые, как мне кажется, я могу потребовать исполнить. Интересно, как это сработает, если подступиться по-другому.

— Ты никогда этого не узнаешь.

Я закончил завязывать галстук.

— О, я-то знаю, моя дорогая. Мне просто интересно, сколько времени понадобится, чтобы ты это узнала.

Я взял револьвер с туалетного столика, машинально проверил заряд, поставил курок на полувзвод и засунул за пояс, затем посмотрел на ее отражение в зеркале и сказал:

— Кое-что начинает прорисовываться. Давай устроим шоу на дороге.

Оставив Ким в спальне, я прошел в гостиную и включил радио. Передавали прогноз погоды, обещавший тропический циклон, который зародился в пятистах милях к юго-востоку отсюда и грозил перерасти в ураган.

* * *

Она продолжала нашу игру безо всяких усилий. Мы вели себя как только что прибывшие туристы, жадные до новых впечатлений; но при этом достаточно опытные, чтобы избежать расставленных для нас ловушек.

Мы оба почувствовали хвост в ту же минуту, как только вышли из отеля: один сзади нас, а двое впереди. Они действовали в команде, и, когда менялись, мы тут же замечали это и старались всячески облегчить им слежку.

Я взял за стойкой карту-путеводитель по местным достопримечательностям, и мы принялись систематически обходить одну за другой, не очень, впрочем, увлекаясь осмотром, а в основном посещая все сопутствующие им бары. По крайней мере, наши соглядатаи могли получить удовольствие от работы, если, конечно, им оплачивали все расходы.

Все, что мне было необходимо, — установить определенный распорядок наших действий.

К четырем часам дня начинались первые шоу с невыспавшимися стриптизершами и заезженными шутками, и мы провели на них больше времени, чем кто бы то ни был. Будто ненароком добравшись до бара «Орино», мы остановились перед ним якобы случайно и разыграли целое представление, изучая меню, вывешенное в витрине; после чего решили все же попробовать здешнюю кухню и зашли внутрь. Впервые за весь день мы надумали перекусить, что привело в восторг двух торчавших за нашими спинами нарочито пьяных типов в белых костюмах, какие обычно носят бизнесмены. Они с радостью смотрели, как мы выбираем столик, усаживаемся и делаем заказ.

Бар «Орино» отличался от остальных. По виду это было почтенное заведение, пользующееся уважением жителей. Камни и древесина из окрестных мест пошли на постройку, а время так потрепало его, что он, казалось, пропитался духом самой старой Испании. Официанты были опытными и ловкими, за стойкой, как сторожевая башня, высился бармен — тяжеловесный мужчина с архаичными седыми усами и двумя медалями, приколотыми к куртке. Он ходил прихрамывая, а когда смотрел на вас, то ничего не упускал из виду. Его глаза сначала будто ощупали нас, затем сфокусировались на паре в белых костюмах: он заметил выбранную ими удобную позицию, и его взгляд отвердел, после чего бармен посмотрел на нас уже с другим оттенком заинтересованности.

Наступила пора наводить порядок.

Я заказал три напитка, настоял на том, чтобы официант выпил один из них, затем отправил другой стакан бармену, так искусно их приготовившему, и помахал в ответ, когда он отсалютовал мне своим стаканом. Маленький одинокий старичок, сидевший над тарелкой с чили, получил от меня бутылку вина, отчего его лицо осветилось бесчисленными «грациас».

Шоу продолжалось, распорядок устанавливался, а я пьянел все больше и больше. Так они думали.

Оркестр из четырех человек расположился слева от маленькой сцены и стал ненавязчиво наигрывать, усиливая испанский колорит всего происходящего. После третьего номера я отправил музыкантам бутылку шампанского, заслужив от них всех улыбку, означавшую: «спасибо, сумасшедший американец».

Выступающих было всего трое: неплохой тенор, заурядный фокусник, срывающий аплодисменты в основном неоригинальными сальными шуточками, а не фокусами, и пылкая, смуглая и светловолосая блюзовая певичка, по имени Роза Ли, чье молодое тело так налилось, что казалось, вот-вот взорвется. На ней были яркий лифчик и длинная юбка, которая открывала в танце самые очаровательные ноги, какие я когда-либо видел.

Публика долго не хотела ее отпускать, Ким и я уже закончили обед и принялись за очередную порцию напитков, а она все еще кружилась по сцене.

Она запела старую песню под названием «Зеленые глаза».

Ким заметила мой внезапный интерес и наклонилась поближе:

— Что это?

— Наша связная.

— Как ты узнал?

— Песня. Арт Кифер и я используем ее как пароль. Знаешь ли, воспоминания о войне, когда наш небольшой оркестрик работал за линией фронта.

— Ностальгия?

— Нет, — сказал я, — просто привычка. Кое-что из того, что невозможно забыть.

Она легко улыбнулась:

— Твоя Роза Ли никогда не участвовала ни в какой войне. Ей вряд ли больше двадцати пяти.

— Арт устроил ее сюда для своих собственных дел.

— Что-нибудь вроде твоих сорока миллионов?

Мои челюсти отвердели.

— Черт побери, Ким. Тебя не касаются его дела. Я уже говорил: он не имеет никакого отношения к тем деньгам.

— Тогда расскажи мне о тех, кто имеет отношение.

— Я думал, что вы уже всех проверили, — съязвил я. — Ваша разведка решила, что он убит. Их работу не назовешь блестящей.

— Возможно, у них не было повода заподозрить обратное.

— Это так. Арту было удобнее, чтобы все считали его погибшим.

— Двое других тоже числились убитыми, — не сдавалась она.

Я потянулся к стакану и опрокинул в себя добрую половину, прежде чем ответить:

— Кэри попал под бомбежку. От него осталось не так много, чтобы можно было провести опознание. Арт и я видели, как это случилось, так что им пришлось поверить нам на слово. Малькольм Ханна попал под поезд, который взрывал на мосту, и пошел на дно вместе с парой тысяч других тел в нацистских формах.