Девочка Красная Тапочка - Дарья Донцова

сообщить, что юноша поступил на экономический факультет. Через два года после того, как сын стал студентом, отец возвратился в Москву. Сталин давно умер, высланные назад потянулись. Ганзуэману удалось вернуть квартиру в центре, не спрашивайте, как он этого добился!

– Акушер-гинеколог, – пробормотал Володя, – скорей всего у него рожали женщины из разных социальных слоев, вероятно, были супруги влиятельных чиновников.

Валов покосился на меня.

– Чего не знаю, того не знаю, зря болтать не намерен. Сведений о приезде Зинаиды в Москву нет. Я копнул инфу о ней. Женщина осталась в Опанине. Спустя время родила двух детей. Они по отчеству не Петровичи и не Ганзуэманы по фамилии, Рыклины, как мамаша. Появились на свет через несколько лет после того, как Петр в Москву отчалил. Смотрим пристально на информацию. Зина была намного младше мужа. Иосифа она родила в двадцать восемь лет. А дочь и второго сына, когда намного старше стала. Какой вывод можно сделать? Петр не юный огурец, Зинаида же была еще ягодка, надоел ей пожилой супруг, вот она и осталась в Опанине. Может, любовника там завела. Развод пара не оформила. Доктор после возвращения в столицу еще долго скрипел, умер совсем старым, жена его намного пережила. Вот такая история! Ну, я пошел. Если что надо, пишите, звоните, я на связи. Телефоны Токовой, зав библиотекой, сбросил Костину.

Валов убежал.

Макс встал.

– Ну и ну. Прямо как игра «Ври больше» у нас.

– Не слышала о такой, – удивилась я.

– В ней не ограничено число участников, чем их больше, тем интереснее, – объяснил муж, – начинают два человека. Ну, например, Ваня говорит: «Я пошел в магазин, купил конфет». Дима добавляет: «Нет, ты врешь. Я там был, за молоком послали, тебя не видел». Подключается Сережа: «Ваню я у прилавка заметил, только он селедку брал, а я хлеб». Высказывается Андрюша: «Дима там был, но в овощном отделе, Ваня ел мороженое, Сережи в лавке не было». И так вот все свое твердят, потом кто-то говорит: «Стоп. Я правдоискатель. Сейчас все объясню, и вы мои желания исполните». Вот этому ребенку надо повторить точно кто, что, кому наврал. Если он справится с задачей, то может приятелям приказы раздавать: одному на гараж залезть, другому в дверь вредной соседки позвонить и удрать… В случае, если «правдоискатель» запутается, ему самому придется чужой воле подчиниться. Очень эту игру в нашем дворе любили.

– Мы в лапту играли, – пустился в воспоминания Костин, – в ножички, в вышибалы. У нас спортивный уклон был. Эх, интересно мы жили, дружили. А сейчас дети в соцсетях сидят и вроде у них тьма приятелей, а на самом деле никого. Виртуальная дружба какая-то не настоящая. И родители их до последнего класса в школу водят.

– Я сам со второго класса на уроки бегал, – сказал Вульф.

– Лампудель, а ты во дворе чем забавлялась? – поинтересовался Костин.

– Ничем, – ответила я, – меня мама на занятия до выпускного бала сопровождала. И времени в лапту играть не было, я посещала еще музыкальную школу. Трень-брень на арфе, меня бы в детстве к вам, хулиганам, на пушечный выстрел не подпустили.

Володя закрыл ноутбук.

– Зато ты выросла умная, не то что некоторые. Вот нас с Максом к заведующей библиотекой отправлять не надо. Спросит она у меня: «Кто написал «Евгения Онегина»?» И что ответить? Лампудель, тебе завтра к Лиле Михайловне катить! Ты у нас эрудированная.

– Приятно ощутить себя энциклопедически образованной, завтра постараюсь расспросить женщину, а сейчас поеду в магазин за продуктами, – заявила я, вышла из офиса, спустилась на парковку и тут зазвонил телефон.

Глава девятнадцатая

– Леночка, это Энн, – представилась продюсер. – Тебе пришло что-нибудь в голову?

Мне хотелось ответить: «В мой мозг сегодня столько всего приехало, что не знаю, куда информацию складировать», но я сказала:

– Есть идея. Где ваша база?

– Ну… – пробормотала Энн, – ну…

– Где вы репетируете? – уточнила я.

– Ну… – повторила Анна, – э… в одной студии.

– Давайте завтра там встретимся, – предложила я, – в первой половине дня. Сделаем примерку одежды, спланируем выступление.

– Придется платить за съем помещения, – пролепетала Энн. – Понимаешь, Таня мой личный проект, спонсоров нет. Зачем нам примерка? Танюша оденется, как всегда, и…

– Получится, как всегда, – рассердилась я. – Сколько билетов продано на концерт?

– Много! – заликовала Энн. – Ладно, я поняла, поступим по-твоему. Только…

– Извини, второй звонок, наберу тебе через пять минут, – пообещала я и быстро сказала: – Привет, Ленуся, как самочувствие?

– Плохо, – еле слышно ответила Яковлева, – совсем нехорошо. Капельницы ставят, а толку нет. Ноги как не мои. Руками плохо владею.

Мне стало страшно.

– Врач что говорит?

Подруга, похоже, не услышала мой вопрос, она продолжала:

– Лежу в отдельной палате, условия шикарные. Две комнаты, ванная. До туалета четверть часа бреду.

– Врач что говорит? – повторила я.

– Игорь Михайлович очень хороший, – прошептала Яковлева, – добрый. Велит не расстраиваться. Завтра попробуют новое лекарство, оно должно улучшить мое состояние. Лампуша, вообще-то я рассчитывала лет десять еще…

Голос Лены сорвался.

– Какие десять? – бодрым голосом сказала я. – Пятьдесят как минимум! Ты точно поправишься.

Яковлева вдруг засмеялась.

– Лампа, спасибо, конечно, но я не идиотка. Прочитала в интернете про свою болячку.

– Тебе запретили это делать, – возмутилась я и услышала в ответ:

– Надо знать правду, приготовиться.

– Эй, эй, – занервничала я, – что ты имеешь в виду?

– Похоже, мне досталась ураганная форма, – сказала Лена, – в статье, которую я прочитала, рассказывается, что в редких случаях от постановки диагноза до… ну… до конца проходят дни, порой часы. С каждой секундой ухудшение. Вот говорю с тобой, а язык немеет, еле ворочается!

– Сейчас приеду, – пообещала я.

– Нет, ко мне никого не пустят, – объяснила подруга, – но нужна твоя помощь.

– Говори, все сделаю, – пообещала я.

– Егора нет в Москве… – начала Лена.

Я не сумела скрыть удивления.

– А где он?

– Уехал в Питер. Там очень богатый клиент, – объяснила Яковлева, – по версии Куркина, заказал портрет жены. Вернется муж только послезавтра. Теперь пообещай: никогда никому не расскажешь то, что сейчас узнаешь!

– Клянусь, – прошептала я.

– Все считают Егорушку лентяем, – медленно говорила подруга, – он пишет одну картину в два-три года. Ведь так? Ответь! Только честно.

– Да, – призналась я.

– На самом деле это не так, – продолжила Яковлева, – Егор постоянно стоит у мольберта. Он за двенадцать месяцев способен много полотен написать. Только не продает их.

– Почему? – изумилась я.

– Наверное, его только художник поймет, но попробую объяснить, – зашептала Лена. – Егорушка делит свои картины на сердечные и заказные. Для чужих людей пишет, когда я его в угол загоняю и денег совсем в доме нет. Мужу работать по договору – нож острый. А для себя он готов сутками от мольберта не отходить. И в последнем случае всегда гениальное полотно рождается. Уж поверь мне. Один раз к нам на голову свалился мужик, он раньше у супруга пейзаж купил. Приехал без предупреждения! Егор в мастерской, я дома, Катюша пришла, мы собрались чай пить. Муж Захарову