Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

Он вплотную подошёл к ней сзади, обхватил рукой над правым плечом, наискосок и под левой рукой, толкнул в поясницу, чтобы лишить равновесия, и увёл прочь. Оливия сопротивлялась, но неудобный угол тела оставил её без всяких средств для достижения цели. Она могла только пятиться назад, куда ему вздумается, осыпая его проклятиями всё это время.

— Я с ним ещё не закончила, чёрт тебя дери! Я не ухожу! Отпусти!

— Умолкни, — сказал Перегрин. — Мы должны отсюда убраться прежде, чем явится деревенский констебль, и люди выяснят, кто ты такая, и всё опять попадёт в газеты.

— Лайл?

— А кто же ещё?

Краткое молчание, и затем.

— Нет, — взвизгнула она. — Убери от меня свои руки! Я ещё не закончила с ним, с этим здоровенным, пьяным тупицей!

Оливия попыталась лягнуть его, но он держал свои ноги вне досягаемости, пока тащил её по булыжникам к карете.

— Если ты не уймёшься, я клянусь, что оглушу тебя, свяжу и заткну рот кляпом, а потом отвезу прямо в Дербишир, — пригрозил Лайл.

— Ой-ой-ой, ты такой большой и сильный. Я дрожу от страха.

— Или, может быть, оставлю тебя связанной у дороги.

Хозяин гостиницы, последовавший за ними, забежал вперёд, чтобы открыть дверцу экипажа, прежде чем лакей успел это сделать. Лайл втолкнул Оливию на подножку. Она, споткнувшись, упала в карету, и горничная подхватила её. Он с грохотом захлопнул дверцу.

— Вперёд, — приказал Перегрин кучеру. — Я поеду следом.

Он смотрел, как экипаж выезжает со двора.

— Благодарю Вас, сэр, — сказал хозяин. — Лучше держать леди подальше от таких дел. С глаз долой, из сердца вон, как я всегда говорю.

Лайл швырнул ему кошелёк с монетами.

— Простите за беспорядок, — проговорил он.

Граф быстро отыскал Николса и лошадей. Несколько минут спустя, он снова был на Старой Северной дороге.

Оливия его убьёт.

Если он не прикончит её раньше.

Уэр, Хартфордшир Двадцать одна миля от Лондона

Объявив себя измученными, леди Купер и леди Вискоут вышли из экипажа и поспешили на завтрак в «Голову Сарацина».

Оливия отправила Бэйли с ними, а сама осталась в карете, пытаясь собраться с мыслями. Ей была необходимо спокойствие, чтобы подумать, как обращаться с Лайлом.

Раздражение от собственного просчёта и усталость мешали здраво мыслить. Этому также не способствовало щебетание двух старых дам, пусть даже и таких милых. Они видели, как Лайл отбросил кого-то в сторону со своего пути, и это стало самой волнующим зрелищем за долгие годы. Они без конца болтали об этом, размышляя в своей вульгарной манере о его мускулах, выносливости и всём прочем.

Их высказывания вернули Оливию к воспоминанию о тёплом давлении сильной руки Лайла, прижатой к ее телу. Она до сих пор могла практически ощущать его руку, словно он оставил на ней свой отпечаток, будь он неладен.

Не имеет значения. Он мужчина, обладающий мужественностью с избытком, и это было волнующе, но она переживёт случившееся.

И, будучи Лайлом, ему нужно было поступить столь гадко и появиться гораздо раньше, чем она ожидала.

Оливия знала, что он поедет за ней. Перегрин считал себя её старшим братом и был по натуре защитником. Более того, как всякий другой мужчина, он верил в то, что обладает бесконечно бо льшим здравым смыслом и способностями, чем любая женщина. Ни один мужчина не позволит женщине взяться за что-то, за исключением домашнего хозяйства и детей, а в высших кругах женщинам едва ли доверяли и в этих сферах.

Даже мать Оливии, которая вовсе не была слепа к её недостаткам, сказала бы, что её дочь более чем способна взять на себя и долгое путешествие, и восстановление поместья. Она, конечно, не собиралась заниматься этим одна — но могла бы.

Что же, в таком случае, всё идёт по плану, кроме непредвиденного события в «Соколе». От которого Оливия в полной мере получила удовольствие. Выражению лица забияки, когда она дала ему пощёчину перчаткой, не было цены.

А потом пришёл Лайл и уволок её…

Дверца кареты открылась.

Там стоял он, глядя на неё, один серебристо-серый глаз окружал синяк, переливавшийся всеми цветами радуги.

— Тебе лучше выйти и позавтракать сейчас, — сказал Перегрин. — Мы больше не остановимся поесть до полудня.

— Мы? — спросила Оливия. — Ты же не едешь. Ты скорее станешь нищенствовать в Египте или умрёшь с голоду, чем уступишь своим родителям. Ты ведь решил, что поездка в Шотландию — участь, худшая, чем смерть.

— Путешествие с тобой делает её ещё хуже, осмелюсь заметить, — ответил он. — Ты хочешь есть или нет? Пройдёт много часов, прежде чем тебе представится другой шанс.

— Не ты руководишь нашей поездкой, — возразила Оливия.

— Теперь я, — парировал он. — Ты решила заставить меня сделать это. Теперь тебе придётся делать всё по-моему. Ешь или голодай, решать тебе. Я собираюсь взглянуть на ту саму знаменитую кровать.

Оставив дверцу кареты открытой, Лайл повернулся и зашагал обратно в гостиницу.

Оливия влетела в спальню десятью минутами позже.

— Ты, — начала она. — Но даже в состоянии слепой ярости, она едва ли могла упустить из виду кровать, и это зрелище заставило её мгновенно умолкнуть. — Господь всемогущий! Она просто громадная.

Лайл бросил на неё мимолётный взгляд, оторвавшись от осмотра колонны в изголовье.

Шляпка Оливии сбилась набок, волосы выбились, рыжие кудри спадали на жемчужно-белую кожу. Одежда измялась в дороге. Злость всё ещё горела в её неимоверно синих глазах, хотя они и широко раскрылись при виде кровати, которая была знаменита во времена Шекспира.

Она выглядела растрёпанной, и хотя Лайлу следовало уже привыкнуть к её прекрасному лицу, этот беспорядок снова лишил его покоя, и сердцебиение стало частым и болезненным.

— Вот поэтому она именуется Большой кроватью из Уэра [6], — спокойно произнёс он. — Ты не видела её раньше?

Оливия покачала головой, и пряди волос бешено заплясали.

— Она довольно старая — по английским меркам, в любом случае, — сказал Перегрин. — Шекспир упоминает о ней в «Двенадцатой ночи».

— Я видела вещи в таком стиле, — ответила девушка. — Тонны дуба, сплошь покрытые резьбой. Но ничего и близко такого огромного.

Кровать действительно была украшена резьбой в изобилии. Цветы, фрукты, животные, люди и мифологические существа покрывали каждый дюйм древесины черного дуба.

— Двенадцать футов в ширину и девять в высоту, — сказал Лайл. Факты всегда безопасны и действуют успокаивающе. — По сути дела, когда занавеси задёрнуты, то это комната. Взгляни на боковые панели.