Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу - Марина Кравцова

– Вы забываетесь… – изумилась Августа. – Забываете, с кем говорите, господин иезуит…

Ее пылающий взгляд, неожиданно прорвавшийся гнев в голосе невольно заставил отца Бенедикта опустить глаза и принять в кресле более скромную позу.

– …и о ком говорите! Вы позволяете себе недопустимый тон и выражения по отношению к моей законной государыне…

Монах подавил и непривычное смущение, и сопровождающую его злость, взглянул на Августу сухими, суровыми глазами.

– Вы слишком молоды, Ваше Высочество. И видите мир в свете иллюзий. А вы должны – Бог и природа обязывает вас, если хотите, – взглянуть на дело через призму суровой реальности. Столь нежно любимой вами России угрожает катастрофа! Вы! Вот кто может еще спасти положение. Русский народ обожал вашу покойную мать, императрицу Елизавету. Царица хотела видеть на российском престоле мужчину, но желание ее, как мы видим, не сбылось. Племянник, из рода Романовых, свергнут с престола. На русском троне – женщина. Немка! Но разве это справедливо? Разве это отвечает чаяниям вашего народа? Если царствовать в России суждено женщине, то, безусловно, – вам!

Августа переменилась в лице – иезуит отметил это с удовлетворением.

– Вы – русская, – продолжал он, – дочь царицы Елизаветы, рожденная ею в законном браке. Кровь Романовых. Вы любите вашу Родину. Вы обладаете всеми качествами, способными сделать из человека достойного правителя. Вы, только вы способны исправить тяжкое положение, в котором оказалось ваше государство. Вы, только вы сумеете составить счастье вашего народа.

Решайтесь, Ваше Высочество! Вы ничем не рискуете, в случае неудачи будете так же без стеснения жить в любой стране, где только пожелаете, пользуясь покровительством всемогущего ордена. Но неудачи не будет! Мы все возьмем на себя. Решайтесь. Вы обязаны спасти Россию!

Августа уже спрашивала себя: а не спит ли она? Искушение, воплотившееся в красноречивого католического монаха, на миг обволокло ее сердце, наполнило его сладким предвкушением исполнения невозможного. Она вернется в Россию! И… кем?! Княжна мгновенно протрезвела. Теперь на ее губах блуждала странная улыбка, и огонек в больших серых глазах не предвещал для отца Бенедикта ничего хорошего.

– Почему же вы молчите о цене? Отчего вы сочли меня столь глупой? Какое вам дело до России, до счастья ее народа? Считайте, что на моем честолюбии сыграть не удалось! Что же вы еще предпримите?

– Цена? – спокойно переспросил отец Бенедикт.

– Цена – Россия как оплот для ордена, изгнанного из наших земель моим дедом, Петром Великим?

– Пусть так, – жестко, не моргнув, подтвердил иезуит. – Но орден наш продолжает существовать на ваших старинных территориях. Да, мы станем вашими друзьями и сделаем многое, если вы того потребуете от нас, принцесса. Мы сделаем многое на пользу вам и вашему правлению. Вы православная, ваш народ – православный, кому это помешает? Но, имея таких друзей, как мы, Ваше Высочество, вы будете иметь надежную защиту и оплот. С нашей помощью вы расширите вашу империю до беспредельных размеров и поставите на колени всю Европу.

– Я не верю не единому вашему слову! Даже если бы я и прислушалась к вашему предложению… Но вы, святой отец, за кого же вы меня принимаете?

– Принцесса!

– Да. На что вы рассчитывали, заманив меня сюда? Что я испугаюсь? Соблазнюсь вашими сладкими речами?

– На то, что пожелаете исправить несправедливость. Екатерина не имеет прав на российский трон.

– Не вам это решать! Екатерину избрал Господь и венчал на царство. Екатерина – помазанница Божия. Довольно.

Августа встала. Монах также поднялся.

– Дайте мне пройти, святой отец!

– Но мы не закончили.

– Мы закончили, отец Бенедикт.

– Вы… испугались, принцесса?

– Государственной изменницей не стану. Впрочем, оправдываться перед вами мне не к лицу. Запомните: для вас дочери императрицы Елизаветы, русской принцессы, не существует. Не существует! Забудьте о ней.

И, неожиданно резко оттолкнув его, Августа устремилась к выходу.

– Девчонка! – тихо прошипел ей вслед отец Бенедикт…

В карете Августа забилась в угол и только сейчас почувствовала, что ей нехорошо. Ее сотрясала ледяная дрожь. Такого ужаса она не переживала еще за всю свою, в общем-то недолгую еще, жизнь. В ушах звучали слова иезуита… «Соединение Церквей! – поняла Августа. – Вот конечная цель. Они видят меня на русском троне своей марионеткой!» И как будто черная пелена закрыла яркие краски жизни: Августе живо стало представляться, как агенты иезуитов за непослушание закалывают ее кинжалом или подсыпают в бокал отравленный порошок… То чудились страшные казематы Петропавловки или Шлиссельбурга, куда ее бросят за подозрение в государственной измене… Никогда доселе ей даже не приходила в голову мысль о ее, якобы, правах на российский престол. Когда-то, совсем еще юной девочкой, она узнала тайну своего происхождения и тут же восприняла как истину: она – не наследница. Но императрица Елизавета – мать – все-таки скрывала ее от людей… Почему?

Вернувшись, Августа заметалась по своему замку, бесцельно переходя из комнаты в комнату. «Уехать! – билось у нее висках больным пульсом. – Бежать из Франции! Немедленно».

Но бежать немедленно не получалось: тысячи мелочей еще привязывали ее к Парижу.

Августа взяла себя в руки и стала раздумывать. «Тетушку Дараган я вышлю из Франции завтра же с рассветом. Сама закончу все дела в кратчайший срок. Да, надо уезжать. Но они все равно найдут меня, если пожелают!.. А маркиз?»

Сердце отозвалось болью, но она тут же сказала себе, что с французом все равно будущее невозможно, что Париж будет ей теперь противен и ужасен, что уехать – лучший выход. Она безумно, безотчетно боялась отца Бенедикта, которого прозвала про себя «черным человеком»… Оставалось одно – молиться.

– Но от себя я уже не денусь никуда, – грустно сказала Августа Сергею.

Она долго молчала, и он, наконец, решился:

– Дело, призвавшее меня в Париж, неотложно… но потом… Дайте знать о себе, дайте весточку! Где бы вы ни были, я примчусь к вам немедля! Я буду служить вам верой и правдой.

– Служите верой и правдой государыне, – сухо ответила Августа, по-прежнему глядя в окно.

– Но… Августа Матвеевна! Я не могу без вас!

– Полно вам.

– Вы любите маркиза, – прошептал Сергей, опуская глаза.

– Мне нельзя никого любить. Зыбкость моего положения не позволяет мне связывать себя с кем-либо, если я не желаю навлечь несчастье на человека. Вы знаете, Сергей Александрович, что я, оказывается, очень опасная особа?

– Что вы такое говорите?! Августа Матвеевна!

– Говорю всего лишь о том, – тихо отвечала княжна, – что я – законная дочь покойной русской царицы. Вот и все. Я долго молилась и плакала. Набравшись, наконец, мужества, позавчера на вечере я отозвала в сторону маркиза и шепнула ему, что благодарна за любовь, но я православная и не могу связать жизнь с католиком. Это было правдой, но… не всей правдой. Мне кажется, ради меня он бы принял православие. Только, думаю, он понял, благодаря душевной чуткости своей, что отказ продиктован чем-то иным…

– Но я не могу без вас… – почти простонал Сергей. – Я буду вашим слугой… Неужели я так вам противен?

– Вы, верно, не расслышали того, что я говорю? Дорогой Сережа! Дело не в том, кто мне противен, а кто любезен. Не противны вы, нет… Я помню наши встречи под вишнями. Тогда мы были детьми… Сергей Александрович, я думала, что уже никогда больше не встречусь с вами.

– А вы… хотели?

– Да. Но это не имеет значения.

– Как не имеет значения?! – вскрикнул Сергей. – Да может быть, все проще гораздо, нежели вам кажется?

– Если было бы проще, я звалась бы сейчас не княжной Таракановой, но графиней Разумовской, Августой Алексеевной. Жила бы где-нибудь на Украине, ездила с визитами к дядюшке, гетману Кирилле Григорьевичу… Нет, нам надо сейчас расстаться. Вы отдыхайте, я еду дальше.

– Я не отпущу вас.

– С ума вы сошли, голубчик?

– Да, конечно же, кто я против вас, – тяжело вздохнул Сергей. – Смешно… Гвардейский подпоручик…

– Да замолчите же, наконец!

– Простите…

Сергей вдруг понял очень ясно, что ничего не сделаешь, что есть слово «судьба», что он обрел ее, свою любовь, чтобы тут же потерять, и ничем, ничем ее не удержишь… Он вдруг почувствовал, как рыдания подступают к горлу. Но Сергей пересилил себя.

– Простите, – повторил он.

– Мне нечего прощать. Простите вы…* * *

…Парижа Сергей просто-напросто не видел – ему было все равно теперь, Париж это или какое-либо Коровино. Встретился с послом, передал пакет, получил почту для русского кабинета…

В России его уже ждал чин поручика и возможности для продолжения карьеры. А ему было все равно. «Почему все так, почему?» – по тысяче раз на дню повторял себе Сергей. А когда упорно пытаешься найти ответ на этот вопрос, то окончательно увязаешь в нем, как в болоте. Метрессу он так себе и не завел. К выпивке охладел. Алехан внимательно приглядывался к другу, но ни о чем не выспрашивал. Лишь однажды лихо хлопнул по плечу.