Перед прочтением — сжечь! - Николай Переяслов

Не похожей на все предыдущие прошла у нас и последняя ночь на сеновале. Светка была вся какая-то погасшая и, в отличие от наших прежних кувырканий, не только не проявляла какой-либо собственной инициативы, но и почти не откликалась на исходящие с моей стороны попытки проявления нежностей. Да, правду сказать, я и сам был в эту ночь как бы с выключенным аккумулятором — и хотя вроде бы чего-то и делал на физиологическом уровне, но душою и мыслями был в это время уже очень далеко и от Заголянки, и от шуршащего при каждом шевелении тела сеновала, и от приткнувшейся мне под бочок в какой-то своей обиде Светки…

А поэтому утро принесло с собой даже некоторое облегчение, как его обычно приносит конец любой нелепо затянувшейся непрояснённости. Хотя и тут был момент, который добавил собой порцию тоски к моему и без того не самому радужному состоянию.

— Не уезжай, — не открывая глаз, попросила вдруг Светка. — Я сегодня видела один очень нехороший сон… Как будто над Красногвардейском летали громадные стоматологические клещи и, ныряя в открытые окна домов, выдергивали там у кого-то зубы. Улицы города были по колени завалены окровавленными зубами…

— Ну что ты, — попробовал я её успокоить, поднимаясь, хотя самого меня аж передёрнуло от представленной картины, — это же только сон, и не больше. Пойми, я не могу не ехать, я обещал ребятам, что через неделю буду уже опять с ними, а задержался чуть ли не вдвое дольше.

Боясь затянуть узел ненужного разбирательства, я спустился по жердевой лестнице на землю, умыл колодезной водой лицо, выпил стакан холодного вчерашнего чая и, увидев, что Перевершин открывает ворота и выкатывает на улицу свои красные «Жигули», взял собранную ещё с вечера сумку и вышел за калитку. Светка при этом так и не слезла с сеновала, чтобы поцеловать меня на дорогу или хотя бы помахать рукой вслед отъезжающей машине. Впрочем, никто не вышел проводить и Ивана Ивановича, так что, может быть, подобные сантименты в Заголянке не были приняты вовсе, а потому я вскоре перестал ломать себе над этим голову и начал просто смотреть на остающиеся за окном машины зелёные мили.

Где-то уже на второй половине пути к городу дорогу неожиданно накрыло облако густого, почти непроницаемого тумана, так что Иван Иванович вынужден был сбросить газ и вести машину прямо-таки с черепашьей скоростью. Устав глядеть на прилипшую к стёклам плотную белую массу, я потихоньку закрыл глаза и, не заметив, когда, задремал. Мне даже успело привидеться что-то типа бессюжетного и почти не запомнившегося в деталях сна, который вдруг тяжело сдавил моё сердце обжигающе-холодной, прямо-таки леденящей рукой какого-то необъяснимого ужаса, так что мне даже показалось, будто я чувствую, как оно начинает покрываться белоснежной, как и окутывающий нас туман, патиной инея.

— Ну, блин, совсем ни хрена не видать! — выдернул меня из этого состояния голос Перевершина. — Ты посиди пока в машине, а я выйду и немного пройдусь вперёд. По спидометру мы уже должны быть на въезде в город, но разве же в этом молоке что-нибудь можно разглядеть?..

Он вышел из машины, громко захлопнув за собой дверцу, и больше я его уже никогда не видел. Правда, несколько мгновений спустя после того, как он исчез в тумане, мне показалось, будто мимо машины метнулась в том же направлении некая непонятная чёрная тень, напоминающая то ли восьминогую собаку, то ли гигантского лохматого паука размером со взрослого ротвейлера, но видение длилось так микроскопически недолго, что я, честно говоря, даже и не понял, было ли оно явью или всего только продолжением моего сна. Мгновений через несколько после этого мне опять-таки почудилось, что где-то неподалеку кто-то вроде бы испуганно вскрикнул, но, сколько я ни напрягал свой слух, ничего похожего больше не повторилось, за стёклами «Жигулей» раздавалось только какое-то непонятное мне монотонное шуршание да потрескивание, и я опять погрузился в дрёму.

В следующий раз я открыл глаза от ощущения того, будто меня кто-то внимательно и чуть ли не в упор разглядывает. Ещё не выбравшись как следует из трясины сна, я начал медленно разлеплять ресницы и в разжижаемом солнечными лучами и словно бы слегка сносимом ветром в сторону поредевшем тумане увидел некую громадную тёмную тень, что, словно ребёнок над упавшей на пол игрушкой, склонилась над капотом застывших посреди дороги красных «Жигулей». Некоторое время спустя эта странная фигура распрямилась, и я увидел, как мимо меня, чередуясь, проплыли два гигантских, теряющихся в высоте столба, от грузной поступи которых содрогнулась земля под машиной. Провожая их оцепеневшим взглядом, я вытянул шею к заднему стеклу и смотрел, как исчезает вдали эта фантастическая тень и как одновременно с этим, уволакиваемый ею, словно мантия за плечами короля, уползает куда-то и облако этого странного тумана.

Повернув голову, я увидел перед собой очищающуюся от белой дымки ленту асфальта, на обочине которого возвышался установленный на двух опорах щит с надписью «БИ+ GSM удобен ВСЕМ!», и виднеющиеся метрах в пятистах впереди машины крайние дома Красногвардейска. На лобовом же стекле «Жигулей» отчётливо выделялся прижатый одним из «дворников» продолговатый прямоугольничек белого картона и, осторожно приоткрыв дверцу, я быстренько выскочил из машины и выдернул из-под «дворника» эту странную открытку. Не знаю, что я ожидал на ней увидеть, но почему-то подумалось, что эта бумажка каким-то образом должна быть связана с ушедшим в туман Перевершиным — что, может быть, это переданное им с кем-нибудь из идущих в мою сторону путников сообщение, которое тот, проходя мимо стоящей на шоссе машины и видя, что я сплю, просто сунул под щётку «дворника», или что-нибудь в таком роде.

Однако это была обычная визитная карточка, на которой, обведенные тонкой чёрной рамочкой, были выведены фамилия её владельца и название его фирмы. Быстренько возвратившись в салон, я прочитал:

О. ГИДНЕВ

Международная ассоциация

«Смерть без границ»

«Похоронная контора, что ли?» — промелькнула в сознании и тут же куда-то улетучилась машинальная, как процедура сплевывания для курильщика, попытка осмыслить прочитанное, после чего я с минуту или две посидел без всякого движения, а потом привстал с места и, опираясь правой рукой на зеркало заднего вида, перегнулся через спинку водительского кресла, бросил визитку на пустое переднее сидение и надавил левой рукой на сигнал. Резкий звук всколыхнул собой рассветную тишину, разгоняя остатки словно бы зависшего вокруг машины наваждения. Но Иван Иванович на него не откликнулся. Тогда я, стараясь быть всё время начеку, открыл со своей стороны дверцу и, выставив на асфальт левую ногу, немного посидел так, не выходя из машины. Но вокруг было абсолютно спокойно и тихо, с восточной стороны небосвода пурпурно-розовой занавеской колыхалось привычное рассветное зарево, во дворах частных домовладельцев запевали жестяными голосами свои дребезжащие песни петухи, и я решился ещё раз выйти из машины. Теперь уже — окончательно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});