Король-Лебедь - Юлия Андреева

Иллюминаты занялись прессой, грегорианцы пытались воздействовать на молодого короля через его родственников и ближайшее окружение.

Финансовый отчет по постройке нового театра открыто публиковался во всех печатных изданиях, вызывая полемические выступления. Все кому не лень ругали Вагнера за корыстолюбие и дурное влияние на еще юного и неопытного в таких делах Людвига.

На каждом углу Мюнхена раздавались листовки, в которых черным по белому было написано о том, что казна Баварии пуста. А это значит, что не далек тот день, когда Людвигу придется идти по миру с протянутой рукой, выклянчивая кредиты для своей многострадальной отчизны. Что же при этом ожидает рядовых баварцев? Не что иное, как нищенское существование, в результате которого порядочным отцам семейств придется чистить сапоги приезжим в Баварию иностранцам, в то время как их сыновья будут искать себе службу в иноземных армиях, а дочери – в публичных домах.

То тут, то там вспыхивали организованные и несанкционированные собрания, на которых горожане открыто обсуждали невероятный проект и его последствия. Дошло до того, что приехавшему после короткого отдыха Людвигу было сообщено, что его народ категорически протестует против постройки столь дорогого храма искусств, что в любой момент ситуация может выйти из–под контроля. И тогда неминуемо произойдет народный взрыв.

Людвиг решил игнорировать мнение толпы, и раз казна не могла дать ему необходимой суммы, он обратился с аналогичной просьбой к управляющим личной королевской кассой. Где его также ждал отказ.

Возмущенный до глубины души поведением своих придворных, Людвиг метался в поисках денег. Его глубоко уязвил сам факт, что он – король не может распоряжаться тем, что дано ему по праву, то есть деньгами своей страны. Положение усугублял тот факт, что театр он обещал своему другу и учителю, единственному человеку, которого любил и перед которым не хотел выставить себя обманщиком и завравшимся мальчишкой.

Когда же король попытался призвать свое ближайшее окружение к порядку и заставить их повиноваться, те намекнули ему, что умело направленная энергия толпы может не только запретить постройку дорогостоящего здания, но и разорвать королевского любимчика на мелкие кусочки.

Угроза подействовала, и Людвиг отступил. Но не отступили антивагнеристы, с этого дня молодой король мог ждать только самого худшего. Заговор против Вагнера был настолько очевиден, что король мог следить за развитием событий из бульварных газет.

Вагнера обвиняли в сатанинском влиянии на короля и непомерных тратах.

На какое–то время король и композитор перестали разговаривать на политические темы. А общительный и любящий дружбу, всегда готовый прийти на помощь оказавшимся в немилости у фортуны друзьям, Вагнер теперь наотрез отказывался просить за кого бы то ни было, опасаясь, что самая невинная просьба к королю может сыграть роль спички, поднесенной к пороховой бочке, на которой сидел в последнее время композитор.

Повторялась ситуация с «революцией» 1848 года, в результате которой дед короля Людвиг Первый был вынужден отречься от престола в пользу своего старшего сына Максимилиана Иосифа, так как подстрекаемая иллюминатами общественность тогда обрушилась вдруг на его отношения с госпожой Лолой Монтез.

Тогда король и магистр ордена тоже не думал, что выплывшая на свет божий интрижка может повлечь за собой нечто посерьезнее обычных воплей святош и рождения новых анекдотов о королевской семье. Но потом, потом он горько пожалел о том, что не принял мер в самом начале. Любовь стоила Людвигу Первому короны.

И как оказалось позже, прекрасная Лола – являющаяся одним из лучших агентов иллюминатов, испарилась, едва только с головы ее любовника слетела корона Баварии, и операцию по смене власти в стране можно было считать успешно завершенной. Любопытно, что именно тогда потерявший почти все король вдруг вновь сошелся со своей женой, с которой не жил несколько лет. Бывшая королева приняла своего раскаявшегося мужа с трогательной заботой и лаской.

Людвиг знал об этой истории и не желал ее повторения. Меж тем недоброжелательство вокруг Вагнера усиливалось, так что король явственно видел веревку общественного мнения, сжимавшуюся на шее его друга.

Вагнера обвиняли в том, что он растратчик и мот, похитивший из казны более двух миллионов гульденов. Такая сумма не могла не шокировать прижимистых бюргеров. О Вагнере говорили, что он обожает роскошную обстановку, которой окружает его король с того момента, как «злой гений» пересек границу Баварии.

Один из пожелавших остаться неузнанным журналистов приклеил Вагнеру позорное прозвище «Лолус». Намекая на любовницу Людвига Первого Лолу, из–за которой тот расстался с властью.

Зная о том, что отзывчивый и готовый прийти на помощь попавшим в затруднительное положение друзьям Вагнер выписал в Баварию множество своих приятелей и некогда работавших с ним музыкантов, газеты подняли ор: мол, нищие в своем отечестве бездельники получают дворцы и виллы в Баварии, для которых эта несчастная страна представляется чем–то вроде золотой Эльдорадо.

Тут же публиковались финансовые отчеты о тратах самого Людвига.

И Вагнер, и король были вынуждены защищать себя через прессу. Композитор даже опубликовал подлинный финансовый отчет о полученных им гонорарах за истекшие три года. Тридцать тысяч гульденов в первый год, тридцать шесть тысяч – во второй и сорок четыре тысячи – в третий, но это ничего не дало.

Измученный постоянными нападками на него, Людвиг метался из замка в замок, пытаясь лично убедить министров принять его сторону. В конце концов, то, что планировали они с Вагнером, должно было прославить Баварию, сделав ее совершенно необыкновенным местом. Что же касается Вагнеровского театра, то по самым скромным расчетам он должен был оправдать вложенные деньги не позднее чем через пять лет с момента первой премьеры в нем.

Еще в пору своего правления дед Людвига неоднократно говорил, что его цель сделать Мюнхен местом, не побывав в котором нельзя будет сказать, что был в Германии.

Так же как и дед, Людвиг строил замки и поддерживал на высоком уровне культуру и искусство. Для кого? Неужели только для себя?!

Король и крестьянка

Однажды гуляя в горах, Людвиг не заметил, как начался сильный дождь. Потоки воды низвергались с гор, так что Людвигу пришлось спешиться и, взяв под уздцы коня, повести его по тропинке, то и дело поскальзываясь и падая. Чуть не потеряв коня, ноги которого вдруг заскользили по жидкой грязи, Людвиг уже отчаялся выбраться из этой ловушки, когда перед ним возникла одинокая хижина.

Король тут же прибавил шаг и вскоре уверенно стучался в дверь. В доме послышался шорох, и вскоре на пороге появилась дородная крестьянка, которая тут же пригласила его в дом.

Устроив коня в удобном стойле рядом со старенькой лошадкой, Людвиг прошел в дом, где ему тут же была выдана смена одежды. Хозяйка накрыла на стол.

Дождь лил стеной, а Людвиг слушал рассказы женщины, греясь в лучах ее доброты и словно исходившего от нее тепла и душевности.

Крестьянку звали Эльза, как девушку из «Лоэнгрина», она была вдовой, живущей в этой хижине все лето, пока ее братья работают на лесопилке в лесу.

Эльза была белокурая, с приятным полноватым лицом и большими руками. Она хорошо готовила и любила напевать себе под нос тирольские песенки. Людвиг невольно очаровался ее домашностью и простотой. Казалось, что он уже много лет знал эту женщину и любил ее.

Вдруг он понял, что не желает покидать гостеприимный дом и его очаровательную хозяйку.

Опасаясь нарушить возникшую между ними близость, Людвиг представился Эльзе фермером Гербертом Миллером, живущим недалеко от Шванзее. Как и следовало ожидать, она не слышала о его воображаемой ферме, но зато знала название озера.

Людвиг начал заезжать к Эльзе каждый день, привозя ей подстреленную на охоте дичь, которую она тут же готовила, мурлыча себе под нос или рассказывая своему новому знакомому забавные истории и увиденные прошлой ночью сны. Рядом с Эльзой Людвиг отдыхал душой. Ему нравилось представлять себе, будто он охотник, который возвратился домой к любимой жене. Представилось, что у них есть дети – белокурые пухленькие девочки, похожие на Эльзу, и черноволосые мальчишки, копии Людвига. Вдруг с пугающей откровенностью и остротой он понял, как на самом деле нуждается в настоящей семье, любящей жене и детском гомоне. Он мечтал, посадив перед собой на коня сына, показывать ему пригодные для охоты или строительства места, рассказывать об историях этого края и своей жизни. Хотел смотреть, как будут расти и хорошеть его дочери, становиться настоящими мужчинами сыновья.

Его замки, если бы у короля были дети, могли бы достаться им. Каждому под его характер и темперамент. Он мог бы женить сыновей и выдавать замуж дочерей. Рассылая их портреты во все дворы Европы.