Кубанское казачество и его атаманы - Евгений Дмитриевич Фелицын

а батареи от 8 до 25 человек каждая.

И вот, при помощи этих укреплений «на курьих ножках», черноморцы, выражаясь словами песни, должны были «вирно служить, границю держати». Правда, и неприятелями были черкесы, племена хотя храбрые и воинственные, но никогда почти не прибегавшие к помощи артиллерийского оружия. Однако при этом было другое указанное выше неудобство – черкесы, без объявления войны, могли украдкой прорываться в Черноморию на любом пункте границы во всякое время дня и ночи. Это делало пограничную службу донельзя напряженной, заставляло казака быть готовым встретить неприятеля во всякую минуту, требовало беспрестанной подвижности со стороны защитников линии. И действительно, черноморцы охраняли край не столько с помощью укреплений, мимо которых всегда мог проскользнуть горец, сколько непосредственными наблюдениями за неприятелями вне этих укреплений и в промежутках между ними. С этой целью казаками широко практиковалась высылка «залоги» и «разъездов». Вот как охарактеризовал казак-современник эти способы казачьей охраны границы:

«Когда голодный волк и хищный горец выползают из своих нор на ночной промысел, в то время значительная часть спешенных казаков выходят из поста на обе его стороны и украдкою, вместе с тенями в ночи, залегают берег в опасных местах по два, по три человека вместе. В то же время расставленные по пикетам казаки покидают свои дневные притоны и также располагаются по берегу живыми тенетами (сетями. – Прим. ред.) для ночного хищника. Это “залога”… залог спокойствия и безопасности страны. Казаки, остающиеся на посту, держат коней в седле и находятся в готовности, по первому известию, или по первому выстрелу залоги, далеко слышному в ночной тиши, скакать к обеспокоенному месту кратчайшим путем, не разбирая, где куст, где рытвина, чтобы поспеть на зов тревоги прежде, чем “бояре мед попьют”… Между тем отряжаются с постов, с вечера, в полночь и на рассвете, разъезды, составом в два, в три человека каждый. При ожидаемом по слухам или по приметам нападении разъезды повторяются до шести раз в продолжении ночи, но никогда не бывают они сильного состава. Разъезды проходят прибрежными тропинками – “стежками”, или проложенными и им только известными, соблюдая наивозможную чуткость и осторожность и перекликаясь с залогою загодя условленным, отрывистым свистом, либо глухим, счетным стуком шашки о стремя. Проезжая по Кубани поздно вечером (конечно, по казенной надобности) и тревожно присматриваясь к мелькающим мимо вас в темноте кустам, – не выскочил бы из них головорез шапсуг, – вы не видите разъезда, а он вас видит… Заметив, как беспокойно вы оглядываетесь то на ту, то на другую сторону, разъездной моргнул усом и думает про себя: не беспокойтесь, ваше благородие, езжайте себе, глаза зажмуря: ведь мы не спим. Да, еще вы были версты за две, как он остановил коня, насторожил ухо и настроил глаз. И когда вы пронеслись мимо его и вновь умчались в темную даль, он все еще прислушивается к печальному звяканью колокольчика, не прервется ли оно вдруг… и добродушно провожает вас пожеланием, чтоб ваш поздний ужин не остался кому другому на завтрак»[3].

Особенно учащенными разъезды становились в зимнее время, когда мороз сковывал воды. В эту пору, когда Черномория была открыта для набегов горцев более, чем когда-либо, черкесы могли свободно переходить не только Кубань, но и болота, плавни, лиманы, при других условиях совершенно непроходимые. По мере того как увеличивалась опасность, усиливался и состав пограничной линейной стражи. К очередным присоединялись льготные казаки. Патрули разъезжали днем и ночью, везде усиливались «залоги», всюду возрастала бдительность. Часто в случае ожидаемых набегов черкесов под ружье становились все казаки, не исключая и так называемых «внутренно-служащих». Тогда линия принимала вполне боевой характер. Казаки еле помещались в своих убогих укреплениях. Помимо постов, военные отряды и команды располагались биваком просто под открытым небом. Охрана линии становилась особенно тяжелой и утомительной. Напряжение росло под непрерывными тревогами, производившимися горцами, и часто разрешалось не единичными, а десятками хотя мелких, но кровавых катастроф.

Среди такой обстановки и казаки, и черкесы употребляли всевозможные уловки и ухищрения, чтобы подсидеть друг друга, и давали в то же время бесчисленные примеры такой привычки к опасностям, которая со стороны кажется просто невероятной. Казачьей залоге черкес противопоставлял свой надзор. В темную ночь, прокрадываясь к сторожевой линии, он чутко прислушивался ко всему, стараясь открыть или угадать место залоги. Чуть казак оплошал – кашлянул, заговорил, засмеялся или зажег трубку, – черкес по звуку, по мелькнувшему огоньку пускал пулю и часто наказывал виновных в неосторожности и беспечности. Отыскавши ту тропинку, по которой ночью должны были проезжать казачьи разъезды, черкесы устраивали засаду, заседая обыкновенно в трех различных местах по обе стороны тропинки. «Средняя засада, перекинув чрез стежку аркан либо лозу дикого виноградника, устраивала таким образом барьер в грудь коню от поверхности земли. С какой стороны разъезд ни следовал бы, крайняя засада пропускала его и вслед затем, гикнув ему в тыл, нагоняла его на барьер, где конь и всадник падали и делались добычей средней засады». Но и казаки в свою очередь знали, как избежать опасности или быть при подобных обстоятельствах. Разъездные обыкновенно всегда тянулись гуськом и на значительном расстоянии, лишь бы не потерять из виду друг друга. Пробираясь тихо поодиночке, казаки таким образом в случае беды не давались сразу все в обман и могли выручить того из товарищей, которому суждено было послужить жертвой черкесских козней. Кроме того, «бывалый казак, как только услышит подирающий по коже гик позади себя, вмиг смекнет, что неприятель хитрит, козни строит, – и потому устремит он своего коня не прямо, вперед себя, а вбок. Пробился конь чрез “хмеречу” (чащу) и чрез болото, исполать ему: он добрый конь, настоящий казацкий конь – ни продать, ни подарить его; а застрял, так долой с него – там он и оставайся, хоть бы пешему как-нибудь добраться до поста». Часто, однако, черкесы предпочитали проказам с «залогами» и «разъездами» ловкий проход между теми и другими чрез границу с целью поживы казачьим добром. А казак с своей стороны нередко забывал, что находился в залоге или разъезде, и дозволял себе вольности, обескураживавшие черкеса. Вместо того чтобы прятаться от черкеса, он лез ему на вид, заставляя тем видеть козни, которых следовало черкесу избежать. «Вы не поверите, – рассказывал нам старый боевой черноморский офицер, – до чего свыкались с опасностями на кордонной службе наши черноморцы. Бывало, отправятся на залогу и вместо того, чтобы сидеть смирно, закурят трубки и заведут разговоры между собою, сначала шепотом, а потом вслух, а там разойдутся – и хохотать