Ученик чародея - Наталья Авербух

Конечно, они не творили в своём городе злых и вредных чар (это была вторая причина моего голодания). Основной вред приносили заезжие «гастролёры» чёрных и серых, да, изредка, неумелые, но старательные ученики, как и все ученики в мире, приносившие больше вреда, чем пользы.

Однако белые ничего не имели против, чтобы за известную мзду исправлять этот вред. Конечно, как добрые волшебники, они снимали злые чары и бесплатно — если точно знали, что человек не может с ними расплатиться. А если может — почему бы не потребовать законный гонорар? Вот этот-то гонорар моими стараниями у них из рук и уплывал. Тем более, что я, как оказалось, могла справиться не только с чужими чарами, но и с мелкой нечистью, которой полно даже в городе белых (а ведь за избавление от неё по очереди платят самые богатые люди города!).

Не удивительно, что меня терпели примерно месяц, а после, проанализировали статистику уплывших заказов и со свойственным белым рвением взялись за поиски конкурентки.

В дверь они постучались в первый день весны — наверное, магическим способом узнали, что я решила отдохнуть и поэтому не выходила из дома (а точнее, сидела весь день без заказов).

А, может, хотели устроить себе праздник.

Со мной обошлись исключительно корректно. Обездвижив заклинанием, сухо проинформировали, что я исчадье мрака, должна сдаваться без боя и молить о помиловании. Если я выдам им убежища других «исчадий», могу надеяться, что умру безболезненно.

Я гордо промолчала — просто не смогла сочинить такого же прочувственного ответа. Они восприняли это как должное и оттащили моё неподвижное тело в городскую тюрьму.

Тюрьма, должна честно сказать, была по нынешним временам образцовая. Во-первых, в ней было не холодно и не сыро. Во-вторых, в ней не было ни крыс, ни насекомых, никакой другой гадости. В-третьих, тюремщики держали себя с тем же отстранённым презрением, что и маги (хотя колдовать не умели), и не позволяли себе ни оскорблений, ни измывательств над пленницей.

В тюрьме меня продержали неделю. Каждый день приходил одетый в белое маг, обездвиживал меня из-за двери заклинанием и переносил на очередное заседание суда. Суду уже давно всё было ясно и вызывали меня исключительно в надежде добиться какой-нибудь информации. За молчание меня пугали публичной казнью, а то и выдачей чёрным — те давно мечтали заполучить «ночного призрака» для своих опытов.

Я не проронила ни слова. Не то, чтобы я не боялась боли и смерти, просто не верила, что моя участь зависит от поведения. Если белые захотят, они всё равно выдадут меня чёрным. А те, помимо своих экспериментов, тоже заинтересуются другими «призраками». В отличие от белых собратьев, чёрные вряд ли погнушаются пытками — надо знать, что сказать им хотя бы в первое время. «Полезной» информации было кот наплакал: госпожа Кель в своём замке, да несколько мастеров и подмастерий, о которых я не знала ничего, кроме имён и внешности. Не так уж мало, конечно, но для поимки недостаточно, можете мне поверить.

А даже если достаточно — когда, как расписывают белые, сама душа начнёт кричать от боли, мне будет глубоко плевать, кого я своими откровениями подставляю. Жаль, что кинжал не убивает. Жаль, что я не могу управлять им одной волей, без участия рук.

Глупая жизнь, продлившаяся всего несколько лет. Интересно, умру я или попаду в мир демонов, о котором говорил Реф?

Одним словом, заключение моё было совершенно неинтересным, начисто лишённым драматических переживаний. Слегка тревожила маячившая впереди смерть, но по этому поводу у меня уже не хватало сил переживать. Было только жаль, безмерно жаль, что я так и не сказала Рефу, что люблю его. Мы как-то обходились без признаний. Пусть он предал меня, но уж это ему стоило бы знать.

Разбирательства белых (а точнее, спор по поводу моей участи) подходили к концу, когда ежедневно исчезающий кинжал снова пришёл с запиской. На этот раз она была длиннее: «вернись, или никогда не увидишь своего оружия».

Эта угроза меня насмешила. Было бы чем писать, я бы непременно ему ответила.

Словно в ответ на эти мысли кинжал задрожал и превратился… в перо. А вместо чернил на кончике алела капелька крови.

Вот это да! Надо пользоваться подарком судьбы, пока есть.

Я долго думала, что бы такого умного сказать на прощание, но так и не сумела сообразить. Тогда решила быть логичной и ответила на угрозу.

«Скоро он мне и не понадобится».

Я почти надеялась, что колдун заподозрит, что я выхожу на загадочный «следующий уровень», на который он меня так старательно толкал, и знаю об этом, но… кого я хотела обмануть?

«Где ты?! Что с тобой случилось?!»

Пожав плечами, я честно ответила: «В тюрьме белых. Я попалась».

Ответ меня, честно сказать, обескуражил своей краткостью.

«Дура».

Вот и попрощались.

На последнем заседании судья с ненужной торжественностью поставил меня в известность, что чёрные настойчиво требуют моей выдачи. И, если я немедленно не признаюсь, именно это и произойдёт. Со всеми вытекающими последствиями.

Я покачала головой и приговор был оглашён — повесить на городской площади в назидание прочим. Я же говорила, что от меня ничего не зависит.

Откровенно скажу, мужественно встретить своё последние утро мне не удалось. Я рыдала, выла и ругалась, мечась по камере. Я не хотела умирать. Только не я. Только не так. Не на виду у толпы, радостно предвкушающей…

На что я надеялась всё это время? Что позволяло мне сохранять спокойствие?

На помощь колдуна? Думала, он всё равно отыщет меня и спасёт? Дура! Он был совершенно прав — круглая дура!

За этим увлекательным занятием я не услышала тихого звона, с которым кинжал упал на пол. Заметила только когда споткнулась о клинок во время своих метаний.

«Ты зря разорвала связь. Мне нужна твоя кровь, хотя бы капля».

Я подавала вспыхнувшую в груди безумную надежду. Он просто хочет урвать своё.

«Как я её тебе добуду — зубами? Здесь нет ни одного острого предмета».

В ответ он привязал к кинжалу булавку.

Я пожала плечами. Реф внёс в мою скучную, в общем-то, жизнь, вихрь приключений и, я не побоюсь этого слова, искреннего чувства. Какая разница, что он всё это время меня использовал? По крайней мере, мне будет чьё имя шептать на эшафоте.

Окровавленная булавка исчезла вместе с кинжалом.

Ответа я не дождалась.

Прошла, наверное, вечность перед тем, как за окном забрезжило утро — время моей смерти. Сил кричать и ругаться уже не было. Плакать — тоже. Если бы во что-нибудь верила, я бы молилась о том, чтобы умереть здесь, не дожидаясь выхода на городскую площадь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});