Доказательство человека. Роман в новеллах - Арсений Михайлович Гончуков

вред, который может нанести ему имплант… Мы говорили с вами не раз…

– Мой сын. Мой. Вот ключевое слово. И решать мне. Так? – говоря это резко, отрывисто, она вскочила, схватила Филиппа за руку, он сполз со стула, прижался к ее ноге, хлопая глазами. – Мое право. Оно в документе… есть! И давайте заканчивать!

Она смотрела на доктора в упор, ее губы дрожали, лицо потемнело.

– Право у вас есть. Но есть некоторые права и у общества… – сказал Сомов мягко и тихо. – И есть жизнь, которая продолжается… И это самое главное… Нужно жить…

Несколько секунд длилась пауза. Наконец Сомов положил распечатанный документ на стол. Тамара сделала недовольное движение и, отпустив ребенка, одной рукой придержала лист, а другой прижала указательный палец к черному квадратику внизу, где тут же красным пятном вспыхнул отпечаток ее пальца.

Толкнув документ к доктору, Тамара развернулась, схватила ребенка и двинулась к двери. Но тут ее окликнул Сомов, его голос вдруг неприятно задребезжал. Он держал в руке документ и тряс им:

– Это – ваше! Заберите ваш документ!

Тамара обернулась к доктору, и в это мгновение входная дверь распахнулась и в кабинете появились две высокие атлетичные фигуры, затянутые в белые медицинские костюмы, в перчатках и масках.

Бесшумно, отточенными жестами они обняли Тамару и Филиппа – ладонью за рот, руками за плечи и за талию. Движения их были мягкие и молниеносные, как фотовспышка. «Паучьи», – как обычно, подумал Сомов, наблюдая работу медбратьев, у которых на одно туловище приходилось по три пары длинных и нечеловечески ловких рук.

Когда дверь захлопнулась, доктор вернулся за стол и нажал кнопку связи с приемной:

– Галя, набери еще раз хирургическое. Ребенка – на удаление импланта. Очень бережно, за счет клиники, да-да, по госпрограмме… На мамашу пластформа у меня, заберешь потом. Да, она подписала. Маму отдадим милиции, а пока направь к ней юридическую службу, я чувствую, там работенка будет… Звони Саре, да. В общем… Все. Отбой. Мне нужно прийти в себя… Если кто в приемной, скажи, не раньше чем через полчаса… У меня обход.

Услышав от Гали «принято», Сомов отключился и опустил голову на руки. В кабинете стало непривычно тихо.

* * *

Длившуюся более десяти лет в Европе и России кровавую бойню выжившие называли войной, хотя это было самое настоящее вооруженное восстание. Историки сходились во мнениях о его неизбежности.

Человечество почти всегда принимает новую реальность через трагедии, через страдания миллионов людей. Чтобы ребенок привык к новым ботиночкам, их нужно разносить, и пальчики поболят. Когда появились импланты, которые не просто дополнили, а радикально изменили понятие личности, эти новые граждане заявили о своих правах – наравне с человеком.

Но как только права «новые люди» получили, они начали жечь города. На свою беду к тому времени человечество обладало мощным супероружием, и сотни городов превратились в огненное судилище. За одиннадцать лет погибло триста двадцать миллионов человек.

Про войну вспоминать будут долго, писать романы, слагать поэмы, снимать кино. Уроков было вынесено несметно. Один из главных: импланты делают из человека сверхчеловека, наделенного суперспособностями, но не гарантируют ему окончательного превосходства, то есть победы.

Модифицированные люди войну проиграли.

В очередной раз было доказано, что война не оправдывает своих целей. После капитуляции последних повстанцев производство и монтаж имплантов поставили под жесточайший контроль; те же, кто доверил имплантам свою личность, даже лишились части человеческих прав, то есть маятник качнулся в другую сторону.

Впрочем, и хотя об этом старались не говорить, была у войны обратная сторона. Да, сторонники модификации человека имплантами стали непопулярны. Но ученые, инженеры и государственные лаборатории продолжали работать. Война стала грандиозным полигоном испытаний «дополнительных электронных мозгов» в экстремальных условиях. Были известны миллионы случаев, когда импланты помогали людям в борьбе с агрессором.

Чего стоит запущенная в разгар войны Всероссийская государственная программа детравматизации новорожденных. Специальные импланты – симуляторы реальности внедряли детям до того, как они начинали видеть окружающий мир.

После войны пользу «детских» имплантов стали оспаривать психологи и общественные активисты. Но в период боевых действий они оказались единственной возможностью уберечь хрупкую психику нового поколения от огненно-кровавого кошмара.

Тогда никто не думал, какими проблемами могут обернуться симуляторы после. Война страшнее, но мир сложнее. Во время войны импланты спасли миллионы малышей. После войны детей пришлось спасать от имплантов.

Ремонт дороги – а Сара, благо позволял спецпропуск, ездила только по земле и никогда не летала на флайках – собрал на узкой улочке в центре внушительную пробку. Машина еле катилась, как вдруг Сара вздрогнула и ударила по тормозам – задумалась и чуть не въехала в застывший впереди автомобиль.

Ничего особенного. Просто плохие ассоциации с дорожной техникой. Рядом с раскопанным участком дороги стояли два прораба, три андроида и «бульдог» – массивный транспортер на антигравитационной подушке с низкой посадкой. Зависшее в полуметре над землей его основание со скошенными углами было отлито из тяжелой брони. Сара помнила, как тупоносые «бульдоги», управляемые захватчиками, давили людей на этих же самых улицах, расплющивая и кромсая взрослых, стариков, детей. Звучно ломались кости, сминались черепа. Может быть, это одна из тех машин? Возможно. Господи, о чем я думаю…

Успокойся, возьми себя в руки. Нельзя всю жизнь слышать хруст давно истлевших костей. Резкий гудок будто ткнул ее в спину. Теперь она задерживала движение.

Оберегая себя от всего, что связано с войной, Сара не читала про нее книг, не смотрела кино, только однажды в Еврейском центре – ее очень-очень попросил отчим – представила, как ветеран войны, документальный фильм про освобождение Москвы и Поволжья, а потом уходить было неудобно… Досмотрела до середины, где начались кадры обстрела города автоматическими неуправляемыми дронами корпорации IMT. В сущности, это были зондеркоманды, которые уничтожали все живое даже тогда, когда стало ясно, что им не выиграть войну. Сара встала и пошла к выходу из зрительного зала. Диктор в фильме говорил, что через год после войны Минская комиссия опубликовала отчет, согласно которому Московско-Поволжская фаза войны стала самой кровопролитной за всю историю человечества… Буквально за полгода IMT уничтожила 97 % мирного населения этих территорий. У двери Сара остановилась и обернулась. На экране бомбардировочные платформы – громадные, заслоняющие тусклое от дыма солнце – выжигали термоядерным напалмом целые жилые комплексы, и горящие люди падали из окон живыми факелами. На других кадрах в почерневшем городе курсировали автотанки с быстрыми нервными башнями, от пулеметов которых невозможно было скрыться. Следующие кадры еще крупнее, и на них бесшумно рыскают по домам, добивая все живое, паукообразные чистильщики, и цепочки красных огоньков-глаз