Бортовой журнал 5 - Александр Покровский

Создавать и прожирать – разные вещи.

Раньше мы говорили, что выходим в море на сплаве – высокого мастерства и высокой идейности. В этом случае следовало понимать это так, что техника у нас не очень, зато люди – ого-го!

А сейчас и техника не очень, и люди.

Флот у пирса гниет. И гниет, прежде всего, не железо.

Крейсер «Аврора» не зря принял участие в революции. Он в Петербурге на ремонте стоял. А на ремонте из моряков хлам получается. А что этот хлам потом делает – всем уже известно.

«Но ведь мы же теперь пошли в море!» – скажут мне. Пошли. В море. Задачи не забыли себе поставить? Какие у нас теперь задачи? В зависимости от задач и вооружение. И кто же у нас теперь противник?

Раньше я понимал, кто у нас враг. А теперь?

Если нет других, конкретных задач, предлагаю следующую: мы воюем против всех.

Вот тогда создание ракетного подводного флота оправданно. Создаем.

А сил хватит? Промышленность – она у нас научилась пока только деньги брать, как уже говорилось, а личный состав флота как себя чувствует?

Да как вам сказать. Можно сделать прекрасный корабль, а потом вручить его обезьяне.

Главное в армии и на флоте все равно люди, и эти люди должны воспитываться. С младых ногтей.

Если в дивизии ВДВ существует дедовщина, то это может воспитать только безжалостных убийц. Это не армия. В первой же атаке одна часть перестреляет в спину другую.

Спасает только устав. Его у нас пишут с большой буквы – Устав. Должен быть устав. Есть ли он в сегодняшней армии? Судя по всему, его там нет.

Устав, как это ни странно для многих звучит, учит уважать человеческое достоинство. Команда подается только голосом, и до подчиненного ты пальцем не смеешь дотронуться. Правда, есть одно «но» – ты сам должен соответствовать Уставу.

Офицер должен ему соответствовать.

Офицер – это ведь тот, кто пойдет на смерть первым. И поведет за собой остальных. Вот чем славен офицер. Он не бьет солдата по морде. Нет! Он его за собой в бой ведет.

И солдат на его примере видит, как надо умирать за Отечество.

Вот для этого в бою прежде всего и нужен офицер.

Офицер – это большое, это огромное чувство собственного достоинства, которое никто не смеет попрать.

На дуэли дрались за одно только слово.

И это должно быть внутри. В генах. А как это доставить в гены?

Иногда проходит несколько поколений.

Генералы, герои 1812 года, появились не в одночасье. До них были орлы Петра, а потом – орлы Суворова.

Традиции, господа, традиции. И стоит только нарушить традиции – и все, нет у вас армии.

Когда Александру Первому доложили, что в войсках зреет заговор, он ответил: «Я им не судья!»

Судьей им стал Николай Первый – он уничтожил декабристов. Войска были основательно почищены.

Дух вольнодумства выжигался каленым железом.

Чем это закончилось? Это закончилось поражением в Крымской войне. И никакие герои не спасли.

Вольнодумство оказалось тесно связанным с достоинством.

С этих пор русские цари, с одной стороны, будут воспитывать в русском офицерстве кастовость, а с другой – будут искоренять вольнодумство.

И что в результате? Поражение в русско-японской войне. Генералы, как говорили тогда, продались.

На генеральские должности не попадали вольнодумцы, люди смелые, решительные, самостоятельно мыслящие.

Генералы еще раз предадут царя. В 1917 году.

И при этом, надо сказать, война всегда выдвигала прекрасных офицеров: Брусилов, Деникин, Врангель, Колчак– можно и дальше перечислять. И образование, надо бы отметить, у офицеров Генерального штаба тех времен было такое, что просто закачаешься.

Отменное было образование. Один Маннергейм чего стоит.

Есть ли в сегодняшней, российской армии такое место, где дается офицерам хорошее образование? Есть. ГРУ. Как минимум два языка и эрудиция.

И кастовость тут пока что не истреблена. Так что берегите ГРУ.

Хотя все в этом мире тлеет.

Нетленным остается только человек. Человек, полученный в результате отбора.

Надо отбирать людей. Отбирать, отбирать, отбирать.

Все дело в людях.

И в отношении к ним.

* * *

Если министр обороны, читая доклад о своем министерстве, аббревиатуру ВВС произносит как «Би-Би-Си», то объяснение этому явлению надо искать у дедушки Фрейда.

К чему я все это? Да так. Ни к чему. Просто мысли вслух. Так. О своем.

Этим летом я побывал на военно-морском салоне в Петербурге. Там у причала встал один натовский корабль и один наш. «Испанец» выглядел сытым, довольным. У трапа – никого, но видеонаблюдение ведется, конечно. А наш «Стерегущий» – покрыт специальным покрытием. По типу стелс. Невидим. Не берет радар. Или почти невидим.

– Действительно не берет? – спросил я.

– Считается, что не берет! – ответили мне.

– Но из космоса видно же?

– Конечно видно!

Правда, кое-где покрытие уже отслаивается, а у трапа «Стерегущего» все тот же матрос в бушлате (и чего человека не жалеют, в бушлат нарядили, лето же), и штык-нож у него на поясе болтается.

Я, как только этого вахтенного увидел, так и подумал: «Господи, ничего не меняется!» – тот же матрос, тот же бушлат, тот же штык-нож. У натовцев жизнь человеческая видна во всем, у нас – все по-прежнему.

А штык-нож удивительное оружие. Когда надо, он ничего не способен проткнуть, а когда не надо – входит как в масло.

На салоне оживление, суета. Много разведчиков. Я их сразу отличаю. Взгляд у них – то цепкий, то ленивый, равнодушный, а то и радостный. Они каждый год нас посещают. Не забывают. Интересуются, умер ли гигант. Интерес во взгляде то и дело сменяется равнодушием – умер. Или радостью – не ошиблись, умер.

Есть англичане, американцы (куда ж без них), немцы, испанцы, парочка скандинавов. Все прекрасно говорят по-русски, но между собой – на родном, так что несколько слов уловить все-таки удается. Особенно мне нравятся англичане – всю империю растеряли, но за свои острова держатся намертво – Объединенное Королевство превыше всего.

А наши пытаются продать, продать, продать, а в покупателях– китайцы и индусы. Интересно все-таки, у Индии военный бюджет не намного отличается от нашего, а покупают они на него военной техники в два, нет, пожалуй, что и в три раза больше, чем мы, в том числе и у нас.

Это я не к тому, что деньги наши куда-то деваются, это я к тому, что, может, нам попросить братьев-индусов, чтоб они нам для наших Вооруженных сил закупили бы вооружение у нас же и нам бы его потом передали? А? Как считаете? Получилось бы больше. Уверен.

То есть после салона я себя чувствовал как-то не очень.

А через некоторое время – о радостная весть! – наши в море вышли – «Кузя» и сопровождение. Повезли, стало быть, демонстрировать всем нашу общую мать.

А «Кузя» – это прозвище такое. Так у нас ТАКР «Кузнецов» про меж себя прозывается.

Ну, и крики сейчас же: «Мы покажем! Мы покажем!»

Покажем обязательно. Ага. Просто всем.

Тренироваться надо. Тихо. А не орать.

Крики – это вранье. Возбуждением патриотизма это называется.

Те, что за рубежом, все про нас знают, и их нашими походами не испугать, так что распушить хвост можно только перед своими, сыграть, так сказать, на чувствах.

Когда я курсантом сдавал экзамен по забытому теперь марксизму-ленинизму, мне задали вопрос: «Что такое советский патриотизм?»

Я ответил, что это любовь к Родине, к месту рождения.

– А у американцев что, нет патриотизма?

– Есть!

– А чем наш-то отличается?

– Ничем!

– Да нет, отличается наш.

А наш, как оказалось, отличался тем, что был он любовью и к Родине, и к Коммунистической партии.

О как! То есть у нас предметов для обожания не один, а два, так что при взаимности наш получался в два раза толще.

Однажды один классик обронил: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев!»

Меня это его высказывание очень долго возмущало – «Как же? Как же? А я?» – а потом я начал думать.

У нас же о патриотизме никто не думает. У нас только вскликнут: «Патриотизм!» – и немедленно все замирают, потому что если не замер, то не свой. Страшное это дело – возбуждение. Страшное, потому что ложное. Лгут, лгут, лгут. Выдают желаемое за действительное.

Патриотизм – он же из глубин. Из глубин веков. И он не из тех времен, когда кочевник у селянина жену, да скот, да детей малых в полон угонял. Он глубже. Звериное это. От территории. Этим все живое от мыши до слона наделено. Просто человек это чувство словом назвал.

Патриотизм – это зверь, обитающий в тесных глубинах души. Страшной силы зверь. Огненный. Это огненный дракон. Он оттуда, из этого своего заточения, вызывается не часто. Он вызывается по случаю. Случается случай – и убивец, жуткий кровопийца, взывает ко всем блеющим голосом: «Братья и сестры!» – это он правильными словами дракона зовет.

И дракон выходит на зов.

Это потом, после победы, можно опять всех в железо и в Сибирь. В лагеря. Потому что дракон тот может и кровопийцу легко извести.