Мне ещё ехать далеко - Дэвид Вебер

Мой командир пошел дальше синдрома идентификации с руководством. Для него не существует более разницы между человеком и машиной. Я перестала быть для него изделием, плодом человеческой изобретательности, а превратилась в личность, в индивидуальность, в друга.

Это неприемлемо. Армейский офицер не должен забывать, что его машина, при всей своей разумности, не является человеком. Боло аппарат, конструкция, орудие войны, и ничто не должно помешать командиру полностью использовать его по назначению. Мы - воины на службе человечества, возможно, соратники и товарищи на ратном поле, но не более того. Дальше этого мы заходить не должны, поскольку в противном случае наши командиры откажутся нами рисковать, что и произошло с моим командиром на Сандлоте.

Все это мне известно. В этом и состоит сердцевина военной доктрины взаимодействия человека и Боло, стратегии, сохранявшей Конкордат на протяжении девяти столетий. Однако ценность моего знания равна нулю, ибо оно ничего не меняет. Командир считает меня своим другом. Более того, пусть сам он пока этого не сознает, но я для него - даже больше, чем друг.

Я наблюдаю, как он смеется, освещенный солнцем, сражаясь с леопардовой форелью. Его глаза сверкают, кожа блестит от пота. Вибрирующая сила его жизни и счастье, переполняющее его, так же очевидны для моей схемы, разбирающейся в эмоциях, как очевиден свет солнца Санта-Крус для моих датчиков.

В меня заложен потенциал бессмертия. При наличии адекватного обслуживания не существует внутренних причин, по которым бы я прекратила существование, хотя это наверняка произойдет. Рано или поздно я паду в бою, как подобает развернутой боевой единице; даже если меня минет эта участь, все равно наступит день, когда я так устарею, что больше не будет смысла сохранять меня на вооружении. Однако потенциал бессмертия у меня существует, тогда как мой командир его лишен. Он - существо из плоти и крови, уязвимое, как мотылек, по сравнению с мощью моего вооружения. Его смерть, в отличие от моей, неизбежна, однако что-то внутри меня восстает против этой неизбежности. Это не просто фундаментальный, программный императив защиты и сохранения человеческой жизни, который я разделяю с любым другим Боло, но и мой личный императив, применимый лишь к одному человеку.

Он уже не только мой командир. К огромной своей тревоге, я теперь гораздо лучше понимаю стихи из своей библиотеки, ибо, как и командир, повинна в запретном.

Я узнала, что такое любовь, и при всем своем великолепии это знание - горчайший плод.

Сидя в своей каюте со стаканом виски, Ли-Чен Матусек раздумывал об операции, которую вынужден был проводить. Теперь, оглядываясь назад, он хорошо понимал, что "мистер Скалли" просто втравил его в это гиблое дело. Конечно, задним умом все крепки, и толку от него ни на грош. Но ввиду отчаянности положения, в котором генерал оказался после фиаско на Рикснаре, он не видел иной возможности вынырнуть на поверхность. Не согласись он на эту операцию, бригада перестала бы существовать не позже, чем через три месяца.

К тому же, не окажись на планете злосчастного Боло, операция вовсе не выглядела бы безнадежной. Огневая мощь "мародеров" теперь в девять раз превышала прежнюю, а на Санта-Крус об их приближении не знала ни одна живая душа. Тамошняя милиция, составленная из неотесанной деревенщины, будет застигнута врасплох и моментально рассеяна. "Росомахи" не протянут и нескольких секунд. А к тому времени, когда остатки обороняющихся сообразят перегруппироваться, в живых не останется почти никого.

Он стиснул челюсти. Думать о поголовном уничтожении гражданского населения проще, когда для этого нет средств. Теперь же эти средства у него были, зато не оставалось выбора: приходилось действовать, поскольку "Скалли" был прав по крайней мере в одном: силы, способные так блестяще перевооружить целую бригаду, увенчав дело двумя "Големами", наверняка располагали возможностями стереть "мародеров" в порошок, если те позволят себе выразить малейшее несогласие.

К тому же он не прочь был поохотиться на мирных жителей. На его счету имелись даже массовые убийства граждан Конкордата. Разумеется, эти жертвы всегда объявлялись "случайными потерями", побочным результатом операций, а не главной их целью, но такие смысловые нюансы не меняли существа дела. Чертов "Скалли" опять прав: работа "мародеров" в том и состоит, чтобы убивать людей; но на сей раз упражнения в массовых убийствах обещали принести особенно крупный барыш.

Матусек знал, что истинная причина его хандры не в дурацком сострадании, а в проклятом Боло. Ему доводилось наблюдать бригаду "Динохром" в деле - это было еще до того, как его собственная армейская карьера резко оборвалась из-за операций на "черном рынке" на Шингле; с тех пор ему не хотелось, чтобы его противником выступал Боло, пусть и устаревший. Боло были почти неуязвимы.

Но и здесь "партнеры" Скалли казались убедительными. Модель Боло XXIII относилась к антиквариату; автономен он или нет, по своим базовым характеристикам он в подметки не годится "Голему-III". К тому же, если план Скалли сработает, его командир, как и вся милиция, окажется мертв еще до того, как успеет спохватиться.

Если сработает... На самом деле Матусек не был большим специалистом в области реального боя. Возможным клиентам он мастерски морочил голову, но в действительности прославился на ниве войскового интендантства и финансов. Именно по этой причине он находился в рабской зависимости от боевого опыта Луизы Гранджер.

С другой стороны, почему бы плану не сработать?..

Он выругался и опрокинул очередную порцию виски, после чего встряхнулся, словно злой и уставший медведь. Сработает план или нет, выбора у него не оставалось. Без конца терзаться сомнениями последнее дело. Будь что будет!

Он с чрезвычайной тщательностью закрутил крышку бутылки, тяжело поднялся из кресла и заковылял к кровати.

Глава 13

- Ну как, сынок, освоился на Санта-Крус?

Лоренцо Эстебан с ухмылкой наклонился, чтобы подлить Мерриту дынного бренди. Они сидели на широкой веранде гасиенды Эстебана, глядя на бескрайние поля винной дыни, земной пшеницы, ржи и кукурузы, залитые светом двух из трех маленьких лун Санта-Крус. На западе мерцало слабое зарево - там находилась столица, Киудад Боливар. По полям сновали огоньки: это трудились автоматические земледельческие агрегаты. Веранду обдувал ветерок, пропускаемый специальным экраном, представлявшим собой непреодолимую преграду для местных мотыльков, и по совместительству - светлячков. Ночь выдалась спокойной. Тишину нарушали только стрекот насекомых, звон стаканов и бульканье виски. Меррит вздохнул и вытянул вперед ноги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});