Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русский писатель в солдатском и офицерском мундире, будь то Бондарев или Воробьёв, были не просто воины. Они принесли с фронтов не только раны, но и великие свидетельства.
Прилепин отправился воевать, заступая на место своих погибших товарищей. Но он поехал и за книгой. Мастер, восхитительный прозаик, зоркий стилист, он теперь — среди своих героев, героев своей будущей книги. Как я завидую ему, что он может стоять на блокпостах с этими чудесными, обросшими щетиной людьми, бросаться при первых залпах в окопы, занимая место у пулемёта! Завидую тому, как остро смотрит ему в глаза заснеженная, с рыжей стернёй, степь, где чернеют сгоревшие украинские танки. Ноздри его трепещут, вдыхая вольный ветер донских степей. А ночью, снявшись с поста, он может выпить рюмку водки за победу русского дела, за Новороссию.
Донбасс, русское восстание в Донецке и Луганске — это эпос XXI века. Это схватка идей, чудовищный узел, в который затянут мир. Этот узел придётся вновь развязывать России. И Прилепин — из тех, кто его станет развязывать. А нет, так разрубит.
Прилепин — на Донбассе среди воюющих частей, а это значит, что русская литература встаёт из гроба, куда её уложили мерзкие победители девяносто первого года, полагая, что этот год завершает русскую историю, а вместе с ней и русскую литературу.
Но нет конца истории, нет конца русской литературе. Она прорвалась из-под каменных плит, куда её затолкали либеральные победители. Они натянули целлофановые мешки на головы всех русских писателей, шельмовали их, называли фашистами, отказывали в публикациях, замалчивали, хохотали над всеми святынями, над идеальной русской мыслью и русской душой. Предлагали вместо Литературы Откровения литературу низменных страстей, сардонического сатанинского хохота, литературу синюшней болотной гнили и распада, литературу смерти.
Но русская литература разодрала покровы савана, в который её обмотали, и пошла воевать на Донбасс. И вслед за Прилепиным поднимутся молодые писатели-пехотинцы, писатели-офицеры, писатели-генералы и двинутся в прорыв.
Какой дьявольский визг и вой подняли либералы, узнав о поступке Прилепина! Сколько ненависти, смрада, сколько гнилых зубов хотело бы впиться в его плоть! Сколько лучей смерти тянутся ему вслед! Так было и с теми писателями, которые шли с войсками в афганский поход. Так было с теми, кто воевал на чеченских войнах: в лицо им стреляли враги, в спину им били либеральные кинескопы, а теперь — пропитанные ядом странички фейсбука. Все черви, скарабеи, жучки-трупоеды, мерзкие долгоносики и зловонные зелёные мухи — все они мчатся вслед Прилепину, норовят укусить и ужалить.
Молюсь за тебя, Захар, прорывая своей любовью и восхищением тот кокон тьмы, в который они хотят тебя поместить. Усмиряю их крестным знамением, от которого они разбегутся и вновь попрячутся в смердящую могильную плоть. Бейся на передовой под Донецком и Луганском! Бейся у Дебальцево! Набирай впечатлений для своей будущей великой книги. А я, покуда есть силы сражаться, прикрою тебя со спины.
Люди русские, смотрите на великое чудо — одно из наших вечных воскресительных русских чудес: русская литература встаёт из гроба.
Мой стих упал на дно сухого моря.
Уйдя в поход, забыл полить цветок.
Лицо жены, померкшее от горя.
Блокпост, стрельба, алеющий Восток.
По градам и весям
Тобольский кудесник[23]
Тридцать лет назад судьба случайно привела меня в Тобольск. Я увидел деревянный лубяной тёмный город под огромной горой на берегу Иртыша. На горе стоял громадный Кремль с пожухлыми башнями и стенами. Собор-великан с чёрными провалившимися куполами. Тобольский централ — одна из самых жестоких тюрем России, где содержались убийцы и изуверы. Я общался с тобольскими интеллигентами. Они мне казались тихими, печальными, милыми и какими-то шелестящими, как шелестит в лесу опавшая листва.
Весь старый город тихо истлевал, разрушался, напоминал гнездо, из которого улетела история. Улетели воеводы, управлявшие из Тобольска всей Сибирью и Аляской, улетела память о Ермаке, который на берегу Иртыша разгромил хана Кучума. Чуть теплилась память о Менделееве и Алябьеве, о волшебнике Ершове, который проскакал на своём тобольском Коньке-горбунке по всей России.
Мне исподволь, под большим секретом в местном музее показывали фотографии, на которых пленный царь, томившийся в Тобольске, переплывал через Иртыш и там, в лугах, вместе с государыней и детьми гулял среди полевых цветов.
Но в эту ветхую жизнь, напоминавшую смиренное кладбище, то самое, тобольское, на котором покоились останки декабристов Кюхельбекера и Муравьёва, в это сибирское захолустье уже упал метеорит. Грохотали на бетонке самосвалы, ревели «Катерпиллеры» и бульдозеры «Камацу», раздиравшие топи. Строился комбинат, который среди этого надрыва, аварий, ударных строек казался несбыточной мечтой. Я написал тогда мой роман «Место действия», где встретились эта восхитительная духовная старина и технический авангард.
И вот сегодня я снова в Тобольске. И та мечта превратилась в гигантский комбинат со стальными башнями, бесчисленными трубами, огнедышащей химией, как армада линкоров, приплывших в эти леса и топи. Восхитительный, ухоженный, холёный город, где я когда-то проваливался в топи почти по пояс.
Кремль и собор на вершине горы, божественные и величественные, как белое чудо среди белизны снегов, золотое среди снегопадов. Собор, когда-то облупленный внутри и снаружи, теперь покрыт драгоценными фресками. В тюрьме, где некогда томились убийцы, развёрнута библиотека с экземплярами сибирских книг, которых не сыщешь в библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга. Старый Тобольск под горою всё такой же смуглый и лубяной, уже полон каменных строений, отреставрированных церквей, с улицами, по которым проносятся иномарки.
Но главное тобольское чудо — это удивительный сибиряк Аркадий Григорьевич Елфимов, неутомимый подвижник и радетель, создатель фонда «Возрождения Тобольска». Этот человек, когда-то инженер, технарь, исполнился русской мессианской задачей, стал проповедником и просветителем, тратит свои средства на уникальные книги. Воспроизводит древние сибирские карты, несёт русскую тобольскую идею по всей Сибири до Иркутска и дальше. Собирает вокруг себя литераторов, краеведов, философов. От него исходят волны творческой русской энергии, которая пробуждает уснувшие души, воскрешает умершую память, восстанавливает рухнувшие столбы сибирской культуры и цивилизации.
Это он объяснил мне величие Ермака, который здесь, в Тобольске, превратил Московское царство в великую, до Тихого океана, империю. Это он объяснил мне чудесное
- Путин, в которого мы верили - Александр Проханов - Публицистика
- Свой – чужой - Александр Проханов - Публицистика
- Литературная Газета 6250 ( № 46 2009) - Газета Газета Литературка - Публицистика
- Литературная Газета 6247 ( № 43 2009) - Газета Газета Литературка - Публицистика
- Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма - Александр Никонов - Публицистика
- Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник) - Александр Проханов - Публицистика
- Газета Завтра 373 (4 2001) - Газета Завтра Газета - Публицистика
- Газета Завтра 36 (1085 2014) - Газета Завтра Газета - Публицистика
- Газета Завтра 465 (43 2002) - Газета Завтра Газета - Публицистика
- Газета Завтра 378 (9 2001) - Газета Завтра Газета - Публицистика