Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

Сравните, если угодно, мирный покой сосиски с агрессивностью и брутальностью бекона.

– Интересненькое местечко вы себе выбрали. – Эту фразу произнес Гуннар Хансен, местный фермер лет тридцати пяти от роду. Он занимается в здешних краях выращиванием гороха, а живет чуть дальше по автостраде, на некотором расстоянии от придорожного кафе.

– Спасибо, мистер Хансен, – улыбнулась Аманда.

Гуннар Хансен. Да. Эта мистическая, похожая на Китай долина (с определенными голландскими чертами) на Северо-Западе Америки населена практически одними скандинавами.

– Послушайте, народ, ваша фамилия случайно не Кендрик? – с сомнением в голосе поинтересовался Хансен.

– Нет, – ответила Аманда, – мы – супруги Зиллер.

– Ага, понятно, а кто же тогда Кендрик? – снова спросил фермер Хансен, вроде как с юмором, хотя его акцент отдавал холодом смертоубийственных зим. Кивком головы, похожей на могильный обелиск, он указал на неоновую вывеску, протянувшуюся вдоль всего фасада придорожного кафе, как раз под гигантской венской сосиской – «Мемориальный заповедник хот-дога дикой природы им. капитана Кендрика». Да, именно такая вывеска теперь там и была, каждая ее буква – высотой с портного из еврейского гетто.

– Стыдно, мистер Хансен, – произнесла Аманда, – не знать историю своего родного края!

– Вообще-то я думал, что ее знаю.

– Капитан Джон Кендрик. Вы можете отыскать его имя в «Истории освоения Тихоокеанского Северо-Запада» Джорджа У. Фуллера. Капитан Кендрик был одним из первых торговцев мехами и исследователей, обосновавшихся в районе Пьюджет-Саунд. Он прибыл в эти края в 1788 году. По не вполне достоверным свидетельствам он считается первым белым человеком, проплывшим через пролив Хуан-де-Фука и обогнувшим со всех сторон остров Ванкувер. Он сделал ряд географических открытий, но, к несчастью, с пренебрежением отнесся к их документальной фиксации. История отплатила ему за это, почти не сохранив его имени в своих анналах. После пяти лет, проведенных в этих краях, он отошел от торговли кожами и отправился на Сэндвичевы острова. Он отплыл 12 декабря 1794 года и был убит выстрелом с отсалютовавшего ему британского корабля.

– Жуть какая, – отозвался фермер Хансен, проявив свойственную скандинавам неспособность улавливать иронию. Затем он укатил прочь на своем грузовичке. У фермера Хансена было пятеро детей, посещавших школу в Маунт-Верноне и Конвее. Видимо, именно этим и объясняется тот факт, что среди школьников округа Скагит до сих пор бытует мнение, точнее, уверенность в том, что венскую сосиску в булке придумал капитан Джон Кендрик в 1794 году.

Аманда взобралась почти на самую верхушку огромной ели, чтобы полюбоваться скагитскими сумерками. Она взбиралась наверх медленно, с помощью одной руки, другой бережно баюкая свой заметно округлившийся в последнее время живот, подобно опытному игроку в боулинг, примеривающемуся совершить свой коронный бросок.

По небу медленно плыли сырые устрицы и мертвые монахини. Сам небосвод являл собой мрачный балдахин, под которым дюжинами проплывали дикие утки. Закат казался каким-то зеленоватым. Оттенки красного, оранжевого и багрового цветов, которые в представлении Аманды автоматически ассоциировались с заходом солнца, задохнулись под грудой сырых облаков. Почти невидимое солнце село – над полями, болотами, островками скал – прямо в Пьюджет-Саунд, скорее похожее на недозрелую оливку, сфотографированную через газовую ткань.

С высоты своего «насеста» Аманде был виден малыш Тор, игравший во мху у корней дерева. Ей также был виден Джон Пол, который прибивал силуэты сосисок к свежепокрашенному фасаду кафе. Сосиски, каждая длиной по два фута, были выпилены из фанеры и покрыты дифракционной решеткой – тонким синтетическим материалом серебристого цвета, который вбирал свет и отражал его, и по нему постоянно проходила радужная рябь, как на голограмме.

Забавно, подумала Аманда, но вырезанные мужем из листа фанеры венские сосиски, что так просто и доходчиво рекламируют всем известный туземный товар, одновременно выступают в роли фетишей половой зрелости, почитаемых многочисленными африканскими племенами. Как хорошо, что Джон Пол тоже согласен, что они символизируют удовольствие, а не господство.

Аманда спокойно отдыхала, примостившись среди огромных еловых лап. Октябрьское небо было хмурым, но воздух оставался нежным и теплым, и она чувствовала себя удивительно комфортно в своем вельветовом комбинезоне кактусовой расцветки, под которым не было ни единой ниточки этого неудобного нижнего белья. Весь сегодняшний день Аманда посвятила расстановке мебели в квартирке на втором этаже, а еще она нянчилась с Тором и пекла булочки для хот-догов. Сейчас же она наслаждалась заслуженным отдыхом. Отдыхая, она размышляла о множестве различных вещей. Она подумала о Жизни и сказала себе: «Все в порядке. Я хочу еще больше жизни».

Она подумала о смерти и сказала себе: «Если я упаду с верхушки этой ели, я скоро познаю тайны смерти».

Она подумала о полях, простиравшихся внизу – некоторые, распаханные, были темного бурого цвета, другие – желто-зеленые, засаженные обычной капустой или капустой брокколи, – до самого горизонта и во всех направлениях. Те из них, что тянулись в восточном направлении, постепенно переходили в холмы, те, что в западном, – обрывались прямо в залив. Затем она сказала себе:

«Хотя две трети поверхности нашей планеты покрыто водой, мы называем ее Земля. Мы называем себя землянами, а не обитателями воды. Наша кровь по составу ближе к морской воде, чем наши кости – к земле, но дело не в этом. Море – это колыбель, в которой нас всех качали когда-то, однако все мы превращаемся в прах. С тех самых пор, как вода придумала нас, мы стали искать грязь. Чем больше мы отделяемся от грязи, тем больше мы отделяемся от самих себя. Отчуждение – болезнь всех тех, кто боится грязи».

Она думала о тех вещах, о которых обычно думает красивая молодая женщина, забравшаяся отдохнуть на верхушку огромного дерева и не обременяющая себя ношением нижнего белья. А еще Аманда думала о том, о чем часто задумывалась на закате, – о Бесконечном Кайфе. Однако главным образом она все-таки размышляла о той дилемме, с которой они столкнулись, решив открыть придорожный зверинец. Зверинец без зверей. Но тогда какой же это зверинец?

На вершине ели было спокойно и благостно. Легкий ветерок был нежен и сладок и похож по своей плотности на тропический. То же самое можно было сказать и о температуре воздуха. Канадский гусь пролетел так низко над головой Аманды, что она могла бы запросто дотянуться до него и схватить за клюв. И полетела бы вместе с ним над полями и болотами, ухватившись за темную дугу первобытных звуков, подобно тому, как пассажиры машин, что пролетают по автостраде, держатся за ремень безопасности.

Но пора вниз. Уже практически наступила ночь. И Аманда неожиданно начала спускаться вниз, двигаясь гораздо быстрее, чем когда карабкалась вверх на дерево. Задевая то и дело округлым животом за случайный сук.

– Джон Пол! – позвала она. – Джон Пол!

Стук молотка, приколачивавшего фанерные сосиски, прекратился. Зиллер ответил:

– Umbatu jigi. – Или все-таки «Ombedu gigi»? Или же«Атbudu geki»? Это была скорее всего фраза на суахили или на нило-хамитском диалекте или диалекте банту, и Аманда не смогла бы воспроизвести ее, написать или даже определить, что это такое, однако муж всегда отвечал ей так, значит, эти слова все же имели смысл.

– Насекомые! – воскликнула Аманда, сползая вниз по стволу ели.

– Насекомые? Где? На дереве?

– Нет, в зверинце!

К тому времени она добралась до последней, нижней ветви, и Джон Пол принял ее себе на плечи. Ее промежность прижалась к его затылку. Аманда сегодня так и не успела принять ванну, хоть прошлой ночью они и занимались любовью. Она пахла так, как пахнут объедки, оставшиеся от эскимосского пикника. Зиллер моментально возбудился. (Кажется, кто-то сказал, что запах на восемьдесят процентов состоит из любви?)

– Насекомые в зверинце, – повторила Аманда.

Джон Пол взял за руку малыша Тора и направился к задней двери, ведущей в дом.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он без особой заинтересованности в голосе.

Аманда ощущала, как длинная египетская шея Зиллера плотно прижимается к ее промежности, раздвигая губы вульвы, однако была решительно настроена против, пока не доведет свою мысль до конца. Теперь они находились в кухне. Джон Пол посадил малыша Тора на высокий детский стул и положил перед мальчиком мясистый банан. Аманда по-прежнему оставалась сидеть у него на плечах.

– Зверинец, а в нем насекомые, – повторила Аманда. – Насекомые. Самые многочисленные живые создания на Земле и, пожалуй, самые малоизученные. Многие из них обитают только в определенных местах, площадь которых очень мала. Мы могли бы построить для них замечательные клетки, миниатюрные дворцы и пагоды, лабиринты и взлетно-посадочные полосы и прочее. Ах… – Давление его затылка на ее вульву сделалось невыносимым.