Большой Злой Опер - Чарли Маар

Зверева.

Тот дергается, из его носа течет кровь.

— Мне что, отдохнуть нельзя? Ничего я не вынюхиваю. Просто провожу свободное время в приличном месте. Хотя, сейчас оно уже таким приличным не кажется, - хмыкает Зверев, сплюнув кровь.

У меня аж сердце пропускает очередной удар.

«Наверное, это жутко больно… Но… Что же мне делать? Что делать?»

Я встревожено смотрю то на Давида, стоящего на коленях, то на наркодилера, который оттолкнулся спиной от барной стойки и медленно вышел на центр.

— Складно ложишь, да вот только я тебе не верю. Чтож, пусть будет уроком всем тем, кто решит встать у меня на пути.

Мужчина вдруг достает пистолет и направляет его прямо на Зверева.

— Бывай.

— НЕТ!!!

Я даже не думаю. Ни одной мысли в моей голове нет, кроме той, что бьётся в истерике:

«Спасти…»

Я просто кидаюсь вперед, потому что не могу представить даже себе исход, в котором Давида убивают.

Я не чувствую никакого страха, кроме страха за его жизнь. Ноги сами несут меня вперед. Плечо обжигает страшной болью. Последнее, что я вижу перед собой, это его лицо. Лицо Давида. Его испуганные глаза. Кажется, он что-то кричит. Но я ничего не слышу. Звук выстрела такой оглушающий. Перед глазами всё чернеет. Голова так кружится. И я проваливаюсь в какую-то пустоту.

Глава 18

Лия

Пип-пип-пип-пип.

«Боже… Что за противный звук? Кто-нибудь, отключите это, пожалуйста…»

Сначала я думаю, что это будильник. Тянусь к нему, отводя руку в сторону, отчаянно пытаясь выключить, но, ничего не происходит. А еще, внутри себя я чувствую какой-то дискомфорт. Постепенно, доходящий до меня звук становится куда более различимым и понятным.

Пип-пип-пип-пип.

Равномерное пикание какой-то устройства доносится до моих ушей.

«Нет… Это… Это не будильник…»

Через противное пиканье до меня вдруг доходит чей-то возмущенный голос. Постепенно приходя в себя, я понимаю, что это отец. Интересно, почему папа здесь? И что, вообще происходит? Он разговаривает с кем, я четко слышу, как он скандирует своим командным голосом. Создается впечатление, что он отчитывает кого-то. Я почему-то сразу думаю о том, что он разговаривает с кем-то по работе. Хотя, отец обычно держит себя в руках. Что же такое страшное могло произойти, что даже отец вышел из себя?

Я хочу подняться, но, почему-то не могу. На тело навалилась какая-то страшная тяжесть, не дающая толком пошевелиться.

Я пытаюсь сконцентрироваться на своих мыслях. Но, в голове, почему-то, все как в тумане. А еще, очень странно пахнет. Да, следом за разбудившим меня громким голосом отца, ко мне приходит еще и запах. Очень не характерный запах для дома. Пахнет какой-то стерильностью.

Я немного морщусь. И снова возглас отца.

«Папа… Давно я не слышала, как ты кричишь… Сколько можно?! Я ведь отдыхаю… Да и… Черт возьми… Что происходит?»

Я медленно открываю глаза. Плечо отдаётся глухой тянущей болью. Я даже вздрагиваю, хмурясь. Наверное, в любом другом случае, я бы от этой боли застонала, но сейчас я чувствую себя такой обессиленной, что не произношу ни звука.

— Он должен был защищать ее! Защищать! А не таскать по каким-то там притонам!!! Это просто возмутительно! Как такое вообще можно было допустить! Он должен был просто посадить ее за этот чертов стол, и пусть бы себе капалась в бумажках! А он что?!! – голос отца звучит так грозно. – Он вообще не должен был даже заниматься этим делом! Что за самовольство при исполнении служебных обязанностей?! Да за такое и не так наказывают! Если я еще хоть раз услышу это имя, я клянусь, он пожалеет, что вообще встретил меня на своем пути!

С запозданием я понимаю, что он разговаривает по телефону, стоя у окна. Оглядевшись вокруг, я вижу белую палату. Солнечный свет отражается от стен, и это так сильно режет мне глаза, что они даже начинают слезиться.

Я тихо кряхчу, но папа не обращает на меня внимания. Видимо, он слишком занят своим разговором. Я не удивлена. Он, конечно, любит меня, но работа у него всегда стояла на первом месте. Да уж, видя как он разозлен, я понимаю, что кому-то явно достанется от него за какой-то проступок.

Я не очень вслушиваюсь в то, о чем именно он говорит, слишком занята своими размышлениями, поэтому улавливаю лишь основную суть диалога. Кто-то проштрафился, и теперь ему не сдобровать.

Я перевожу свой взгляд на так беспокоивший меня до этого звук. Его издает стоящая около моей кровати установка. Проморгавшись, окончательно удостоверившись в том, что это не сон, я вздыхаю.

«Так вот оно что, я в больнице… Теперь понятно, почему тут так пахнет хлоркой…»

Мой взгляд снова падает на фигуру отца у окна, а после скользит медленно в сторону, где снова натыкается на аппарат, на котором то и дело прыгают графики и меняются циферки, которые показывают мои пульс, ритм сердца и давление.

«Вот откуда этот дурацкий звук…»

Кажется, я слегка притормаживаю. Неужели, я ударилась головой?

Я прокручиваю в голове свои последние воспоминания. И вижу картину того, как на Давида направляют пистолет.

«Ох, точно… Вот почему я в больнице… И вот от чего мне так сложно двигаться. Вау… Вот это, конечно, круто. Меня подстрелили!»

Я тяжело выдыхаю, осторожно приподнимаясь на постели и ложась чуточку выше на жесткой больничной подушке.

— Мх.. Пап… - зову я его.

Едва я зову его, размытая фигура папы резко оборачивается на меня. Отец тут же отвлекается от телефона. И я слабо улыбаюсь.

— Привет, - бормочу я, снова прикрыв глаза, потому что в палате слишком светло. А глаза к такому яркому свету еще не привыкли.

— Лия! – он подходит к кровати и берет меня за руку.

— Пап… Не надо. Со мной всё в порядке, правда, - я смотрю на