Proxy bellum - Михаил Алексеевич Ланцов

сразу после открытия боевых действий, акваторию Финского залива начали засыпать минами. На всякий случай. Ту ее часть, что поближе к Кронштадту. Вдруг у Союза получится найти боеприпасы для новых кораблей? Вот своего рода минный пояс и формировали из сплошных полей заграждений. Опасаясь поначалу внезапного появления нового флота, а потом и старых линкоров и эсминцами РККФ. Впрочем, на ситуацию в целом это влияло мало. И разницы между очень плохо и совсем караул по сути своей не было никакой. Десант французов и англичан находился в откровенно отчаянном положении…

* * *

Тем временем в Москве Любовь Петровна подлила мужу чая и села рядом. С теплотой глядя на него и какой-то надеждой.

— Что-то случилось? — поняв намек спросил Михаил Васильевич. Он как-то уже научился по мимике и взглядам ее читать. Не как открытую книгу, но общий лейтмотив — вполне. Все-таки актриса она была природная и умела создавать и драматические моменты, и иные, даже вне сцены.

— Да нет. С чего ты взял?

— Я тебя очень хорошо знаю. Ты ведь явно хочешь меня о чем-то попросить. Косметика какая-то редкая нужна?

— Нет, милый. Все есть. Я просто переживаю за сестру.

— А что с ней? Самочувствие?

— Я тут подумала, что они, — мотнула она головой неопределенно, — ведь могут выйти не на меня. Я для них карта крапленая. После такого провала они скорее постараются убить меня, чем заново завербовать.

— Я тоже думал, что тебе нужно усилить охрану.

— А наши родственники? Ты не боишься, что они на них выйдут и через них что-то предпримут?

Фрунзе задумался.

Жена подняла тему, которую он гнал от себя. Да, мал-мало решал вопрос с безопасностью родственников до третьего колена. И все. Но ведь они регулярно бывают у него дома и что мешает, кому-то из них что-то подсыпать им в сахарницу? Да и разговоры поднимаются иной раз очень неосторожные. Понятное дело, он сам держит язык за зубами. В главном. Но кое-какие мелочи волей-неволей проскакивает. И умный из таких оговорок сделает правильный вывод.

— И что ты предлагаешь? — наконец, отхлебнув чая, спросил генеральный секретарь. — Отказаться от общения с ними?

— Они все — простые люди. Ты их специально стараешься держать подальше от государственных должностей.

— Правильно. Потому что в противном случае злые языки всякое про меня станут болтать.

— Цари родственников держали поближе не просто так.

— Я не царь.

— Брось. Или тебе не докладывают о том, как тебя в народе называют?

— Милая, я не царь. А называть могут как пожелают. На заборе вот сколько всего бывает написано интересного. Но я что-то не видел, чтобы там перечисленное висело.

— А вот это ты зря. — произнесла Любовь Петровна, нервно дернув щекой. — Ты тот, кем тебя считают остальные. Ты миф, созданный вокруг тебя. Вот ты борешься с культом личности. И знаешь к чему это привело?

— К чему же? — нахмурился Фрунзе.

— Еще лет пять назад было такое понятие как вожди революции. А сейчас его нет. И поверь — судя по тому, как все идет, еще через пять лет все будут говорить только о том, что революцию сделал лично ты. Помнишь ты рассказывал о том, как раздували роль Иосифа?

— Я борюсь с этим!

— Из-за чего в газетах почти что не возвеличивают лидеров Союза. На слуху только ты. Ты и пустота. Понимаешь? Выбор невелик. Да, какие-то имена мелькают. И даже высокопоставленные. Однако пропасть между тобой и остальными растет семимильными шагами. Еще немного и у простых людей именно ты будешь всецело персонализироваться с государством. Боюсь, что о таком и Иосиф, и цари могли только мечтать. Особенно если мы громко победим в этой войне, которой, если что — ты руководишь. А значит и победа будет твоя. Не так ли?

Михаил Васильевич молча уставился на супругу, не зная, что ответить. Перегнул палку. Увлекся. И что печально, не отследил. Да и как это можно было бы отследить? Ведь его инструкции в целом неплохо выполняли. Не без косяков, но в целом верно и своевременно.

— А ты думаешь, почему Романовы и старые рода потихоньку возвращаются. Почему Александр Михайлович служит?

— Почему? — на автомате спросил Фрунзе.

— Потому что Советы — это, по сути, аналог постоянно действующего Земского собора. И они тебя выбрали. Да так, что у тебя в руках по сути сосредоточилась вся полнота власти. В их глазах ты — почти что монарх. Не хватает только коронации. А они сами себя ощущают на тех же правах, что и Рюриковичи, после воцарения Романовых. Просто смена династии.

— Если бы ты не была моей женой, с которой я прошел немалые испытания, то я подумал, что ты сейчас занимаешься провокацией.

— Понимаю, что звучит странно…

— Милая, — твердо произнес Фрунзе. — Кто тебе попросил это мне рассказать?

— Никто.

— Серьезно?

— Эти разговоры в кулуарах звучат уже давно. Еще до того, как тебя выбрали генеральным секретарем. Еще до создания Верховного совета. Нововеховцы болтали, что можно и коронацию провести. А чтобы все чин по чину было — собрать разогнанное Учредительное собрание и утвердить тебя на царство. Ну и монархию конституционную. Это было еще до созыва постояннодействующего Верховного совета.

— А сейчас что болтают?

— Что как у поляков у нас повелось, а у тех от римлян. Что де избираемый монарх. И Верховный совет в шутку Сенатом зовут.

— Поляки. Нашли на что ориентироваться, — покачал головой Фрунзе.

— А чем тебе не нравиться?

— Бардак же. Сами себя сожрали и свою Res Publica, ну, то есть, Речь Посполитую, ежели на их лад.

— А римлянам подражать можно? — фыркнула Любовь Петровна. — Я знатоков поспрашивала, так там бардака и гражданских войн было во много раз больше, чем у поляков. Просто несколько веков одного сплошного безумия. Им везло только в том, что рядом сильных держав не оказывалось. Пока, наконец, окончательно не разложившись в этом внутреннем… хм… шляхетском противостоянии, их не сожрали простые варвары.

— Не скажи. Римляне — это бренд. Понимаешь? Бренд и бред хоть и звучат похоже, но это разные вещи.

— Бренд? Что это?

— Имя. Популярное и всеми уважаемое имя. Когда никому не нужный человек безумствует — это всех раздражает. А если уважаемый, да еще не мешая наблюдателям, то вызывает массу интереса и оживленное обсуждение.

— Ясно, — кивнула супруга. — А что по тому, что я тебе сказала?

— Я подумаю.

— И долго? Ты ведь понимаешь — момент острый.

— Ты даже не понимаешь, насколько он острый. — с грустью в голосе ответил Михаил Васильевич…

Глава 9