Медаль для мародера - Григорий Андреевич Кроних

напивался несколько раз, но толку от этого не было. Все невеселые мысли, изгнанные с вечера, возвращались по утрам, да еще в компании с головной болью. Наконец он сдался, взял несколько дней отгулов и стал следить за Ольгой. Чувство стыда от подглядывания прошло быстро, а на его месте возникло ощущение странной близости. Леня теперь знал о девушке гораздо больше, чем раньше, знал ее привычки, расписание занятий в университете, любимую кафешку и сорт мороженого.

И вот однажды в этой кафешке за столик к Оле подсел какой-то незнакомый парень. Не просто подсел, но сначала поцеловал ее в губы, поцеловал уверенно, словно имел на это право. Да, похоже, имел, потому что Оля не только не была против, но сама к нему потянулась.

Леня, как это увидел — прямо взмок от возмущения. Кто этот нахал? Откуда взялся? Оля никогда о нем не упоминала, значит, он появился недели три назад. Но зачем? Откуда? Почему? Леонид, оглушенный потоком вопросов, замер у стеклянных дверей кафешки. В этот момент Ольга оглянулась и заметила Клокова. Леонид решительным жестом распахнул дверь и направился прямо к их столику.

— Здравствуй, Оля.

— Привет.

— Как поживаешь?

— Нормально. Что ты тут делаешь?

— Значит, нормально? Не скучно, значит?

— Ты откуда взялся? Ты за мной следишь?

— Кофе зашел попить. Тут кофе всем подают или только избранным?

— Послушай, не надо напрягаться, — встрял незнакомец. — Хочешь что-то сказать — скажи спокойно. И сядь, не отсвечивай.

— А ты, Оля, не хочешь меня пригласить? — поинтересовался Клоков, внутренне напрягаясь струной.

— Извини, Леонид, мы заняты. — Ольга смотрела словно сквозь него. — Давай поговорим в другой раз.

— Ну конечно, ты опять занята!

— Я тебя прошу, не устраивай глупых сцен, у тебя нет на это никакого права.

— Оля, это кто? — спросил незнакомец. — Почему он к тебе пристает?

— Никто. Валера, пожалуйста, успокойся.

Но Валера уже приподнялся со стула.

— Ты чего тут волну гонишь? Ты ей кто?

— Я же сказала — никто. Валера, сядь, пожалуйста.

— Оля, помолчи… Ну чо тебе надо?

— Поговорить.

— Говори.

— Не с тобой, а с девушкой.

— Она с тобой говорить не хочет, понял?

— Нет, она этого не говорила.

— Это тебе я говорю.

— А ты что за крендель?

— Ребята, перестаньте, ну перестаньте же!.. — Оля умоляюще глядела на них снизу вверх.

— Щас ты у меня станешь баранкой! — Валера взмахнул правой рукой.

Леня был готов к этому и увернулся, собираясь ответить. Но левый кулак противника в то же мгновение ударил в солнечное сплетение. Клоков согнулся почти в обещанную баранку.

— С… с… сво… лочь! — выдавил из себя Леня последние капли воздуха, потому что сделать вдох у него пока не получалось. Наконец он перехватил глоток и тут же попытался ударить противника снизу в челюсть. Апперкот получился слабым, и Валера его руку блокировал.

— В чем дело, молодые люди? — Из-за стойки к ним уже двигался бармен. — А ну, давайте отсюда, или я сейчас ментов вызову!

— Уже уходим. — Валера не отпустил Ленину руку, а, напротив, вывернул кисть на болевой прием.

Теперь Клоков уже не сгибался, а тянулся по стойке смирно, стараясь уменьшить боль в вывороченном суставе. Так, «по-смирному» Валера и вывел его за двери кафе, а там просто разжал пальцы. Леонид отпрянул, растирая больное запястье.

Виновница стычки выскочила из помещения вслед за парнями, а бармен маячил за стеклом дверей, соображая: звонить или нет в ближайшее отделение?

— Дураки, перестаньте! — крикнула Оля срывающимся голосом.

— Вали отсюда, козел, чтоб я тебя больше рядом с моей девушкой не видел, — угрожающе сказал Валера.

— Да пошел ты!.. — Леонид глянул на испуганную Олю и снова бросился на обидчика.

Правой он шоркнул противника по скуле, а ногой ударил в бок. Валера ойкнул, пропустив пинок в почку, но успел прижать к боку ботинок соперника. Леня раскорячился в шатком равновесии на одной ноге и старался достать врага кулаком. Валера сильным ударом ботинка в бедро опорной ноги свалил Клочкова на землю и замахнулся еще, целя в лицо.

— Валера! Да перестаньте же вы! — со всхлипом вскрикнула Оля.

Валерий убрал занесенную руку.

— Чтоб больше не видел. Убью! — процедил он скорчившемуся Клокову. Схватил Ольгу за руку. — Пошли.

— Идиот! — крикнула девушка лежащему в пыли Леониду. — Ненавижу тебя! Ты…

Она бы еще что-то сказала, но Валера, как буксир, потащил ее за собой. Метров через десять она приноровилась к его широкому шагу и засеменила рядом, заглядывая в лицо. Потом Валера остановил такси, и они уехали.

Леонид дважды пытался встать, но бедро так ломило, что пришлось подниматься, поджав здоровую ногу и отталкиваясь от земли обеими руками. Прыгая на одной ноге, он убрался от кафешки, чтобы не дразнить бармена и не развлекать нескольких посетителей — свидетелей его позора.

4

Да, позора. И дело не в случайных зеваках и не в более сильном сопернике, который его победил, дело в Ольге. Именно в ее глазах Леня оказался слабаком, ревнивым, глупым недотепой. Он не просто хуже дрался, он оказался слабее, и она это почувствовала. Клоков испугался Валеры, его уверенности, его расчетливых ударов, его сдержанности — он не нанес последний удар — его презрения и хозяйской манеры обращения с Олей. А как она кричала ему, Лене, как семенила рядом с другим… Что она кричала не так важно, важно, что в ее жизни не осталось места для Леонида, потому что она видела его униженным…

Он не отступил, нет, он не мог отступить, потому что не умел уже жить без Оли, но не знал, что делать. Он звонил ей несколько раз — она бросала трубку, он подбрасывал письма в ее почтовый ящик — она не отвечала. Леня понимал, что всякое его появление только больше раздражает Ольгу, делает ее еще более отстраненной, еще более озлобленной.

Следить за девушкой Леня перестал, он и так знал, с кем она встречается. Кое-какую скудную информацию он получал через Макароновну, которая по-прежнему относилась к нему благосклонно. Оля хорошо училась, занималась фитнесом, посещала с подругой театры и вернисажи. Иногда Леонида подмывало рассказать тупой главбухше, чем на самом деле занимается ее дочь, но всякий раз он себя сдерживал. Что толку в мелкой мести, в булавочном уколе, если, сделав его, он потеряет всякую надежду на то, что Ольга к нему переменится? А надежда эта почему-то в Леониде жила, хотя поводов к оптимизму никаких не было. Сколько Клоков ни ломал