Прогноз гадостей на завтра - Дарья Донцова

Я кивнула. Случается такое.

– У всех девочек оказалась эпилепсия, – пояснила Эфигения, – болезнь по женской линии передается, мальчикам она не досталась, повезло и бабушке. Ни у нее, ни у моей матери, ни у меня самой припадков не случалось, хотя мои кузины все больны. Нас только мучают мигрени, а я, если сильно понервничаю, впадаю вот в такое состояние. Это, конечно, не настоящий эпилептический припадок, но…

– Чего же ты сейчас так дергаться начала? – нагло спросила я. – По-моему, следовало биться в корчах после того, как всадила в Эдьку заточку…

Эфигения подняла на меня полные слез глаза:

– Кто вы?

– Сотрудник милиции, которая пришла вас арестовать, – нагло заявила я, – кстати, дом окружен, сопротивление бесполезно…

– Я не могла убить Эдика, – прошептала Эфигения, – я любила его.

– Мальчик девочку любил, мальчик девочку убил, – вздохнула я, – классика отечественного рока. Между прочим, все вокруг говорят, что ты безумно ревновала Эдика, швырялась камнями в стекла конторы кладбища и таскала с собой кинжал.

Эфигения кивнула:

– Это правда, окна побила, а ножик вот, смотри.

Она медленно расстегнула сумочку и вытащила элегантную вещицу. Лезвие, украшенное резной рукояткой, по виду острое и опасное.

– Всегда с собой ношу, – пояснила гадалка, – живу в ужасном районе, рабочая окраина со всеми ее прелестями: пьяными подростками, темными улицами и полным отсутствием милиции. Поставлю машину в гараж и бегу, дрожа от ужаса, до подъезда. Понимаю, что глупо, вряд ли смогу кого-нибудь ударить, но холодное оружие беру с собой, так, на всякий случай. Ну спокойней мне, когда оно в сумочке лежит. У тебя небось тоже что-нибудь есть из средств обороны.

Я побарабанила пальцами по столу. Гадалка права, на дне моего ридикюльчика лежит баллончик с лаком для волос самой сильной фиксации. Володя Костин как-то прочитал нам с Катей целую лекцию о том, каким образом нужно обороняться от бандитов.

– Всякие аэрозоли с перцем или слезоточивым газом, конечно, хорошая штука, – вещал майор, – только, прежде чем нажать на распылитель, следует учесть направление ветра, а то ядовитое облако отбросит вам же в лицо и свалитесь к ногам насильника в бессознательном виде, то-то ему радость!

– Надо им пистолеты купить, – заявил Кирюшка.

– Ни боже мой, – замахал руками Володя, – а если она из него выстрелит, да по случайности попадет в бандита и тяжело ранит его?

– Ну и что? – удивилась Юлечка. – Так и надо, не нападай на улицах!

– Вот тут ты очень ошибаешься, – вздохнул майор, – превышение мер самообороны! Запросто срок получишь!

– Это что за ерунда? – возмутилась Катя. – На меня напали – и меня же в тюрьму!

– Именно, – кивнул Вовка, – а ежели бандюган докажет, что ты своими действиями нанесла ему стойкое расстройство здоровья, то еще и компенсацию выплатишь!

– Бред, – фыркнула я, – как же обороняться?

Костин усмехнулся:

– Пистолет – оружие, а пакетик молотого перца – ерунда, кулинарная приправа. Никто на суде не сумеет доказать, что, используя его, ты превысила допустимую самооборону. Все просто, шла домой из магазина, а когда напал разбойник, не растерялась и швырнула в него перчик. Даже если мерзавец задохнулся от кашля, тебе ничего не будет. Или пустила негодяю в лицо струю дезодоранта…

Вот почему я всегда ношу с собой баллончик с лаком для волос, но у Эфигении не было друзей в милиции, поэтому она предпочитала нож.

– Я не убивала Эдика, – тихо говорила гадалка, – я не могла этого сделать…

– Слышала уже, ты его любила.

– Да, очень, но мы не были любовниками!

Я рассмеялась:

– Послушай, глупо отрицать очевидное. Да все сотрудники кладбища видели, как ты бьешь стекла. Смешно прямо!

– Мы не состояли в половой связи! – торжественно возвестила девушка.

Я вздохнула и пожала плечами:

– Ничего глупее не слышала, ладно, вставай, пошли.

– Куда?

– Естественно, на Петровку, там и расскажешь о платонической любви между тобой и несчастным Эдиком.

Эфигения секунду не мигая смотрела на меня, потом взяла сумочку, вытащила паспорт и протянула его мне:

– Смотрите.

Я взяла документ, раскрыла его и с изумлением прочла:

«Ольга Сергеевна Малевич…»

С фотографии на меня смотрела коротко стриженная блондинка с огромными голубыми глазами. Я перевела взгляд на сидевшую передо мной цыганку и поинтересовалась:

– Это чье удостоверение личности?

– Мое, – спокойно ответила Эфигения.

Я не успела удивиться, как она быстрым жестом сдернула парик. Роскошная копна смоляных кудрей оказалась на столе, на свет явилась почти бритая голова, на которой топорщились коротенькие, почти белые волосенки.

Увидав мое изумление, «цыганка» поднесла нервные пальцы к глазам и вытащила линзы. Теперь на меня смотрели очи, по колеру похожие на июньские незабудки…

Я еще раз посмотрела в паспорт.

– Ничего не понимаю, вы…

– Сестра Эдуарда Малевича, Ольга, – пояснила девушка, – правда, сводная, у нас разные матери, но отец общий, и я намного младше Эдика…

– Но зачем тогда вся эта история с ревностью, битьем стекол…

– Я актриса, – гордо сообщила Ольга, – закончила театральное училище, вот Эдик этим и воспользовался.

– Нельзя ли поподробней?

Оля кивнула, потом встала и заперла дверь на ключ.

– Так нам никто не помешает. Ну слушайте, это Эдька придумал, фантазия у него буйная, всевозможные проекты вылетали из него, как брызги из фонтана.

Родители Малевича разбежались, когда парню исполнилось десять. Эдик не осуждал отца, ушедшего от матери к новой, молодой жене. Честно говоря, мамочка вела себя невыносимо. Актриса не только по образованию, но и по состоянию души, она могла существовать лишь в атмосфере сильных страстей, поэтому дома с пугающей регулярностью возникали жуткие скандалы, сопровождавшиеся битьем посуды и раздиранием занавесок. Оставалось только удивляться, как Сергей Малевич терпел десять лет подобную жизнь. Но однажды все разом переменилось.

В провинциальный городок, где обитали Малевичи, случайно заехали столичные актеры. Молоденькой Елене Роговой приглянулся Сергей, девушку не смутил тот факт, что кавалер был почти в два раза старше, имел жену и сына. А Малевич, влюбившись, потерял голову и совершил шаг, которого от него никто не ожидал, взял да и уехал вместе с Леночкой в Москву, попросту бросив сварливую жену.

Бывшая супруга переколотила все, что билось, и твердо решила не давать развода. Но Сергей и не просил его. Спустя два года мать Эдика вновь засобиралась замуж и сама потребовала свободу.

Когда Эдик поступил в консерваторию, он на следующий день явился в гости к отцу и узнал, что у него есть сестра, Ольга, забавная девчушка… Сергей, Елена и Олечка жили в крохотной двухкомнатной квартирке со смежными комнатушками. Елена, правда, только увидав Эдика, сразу радушно сказала:

– Никакого общежития, поселишься у нас.

Малевич оглядел двадцатипятиметровые хоромы и отказался. Его не пугал тот факт, что раскладушку пришлось бы ставить на кухне. Но парню требовалось место для штудирования бесконечных скрипичных упражнений. Стены в хрущобе были, казалось, из бумаги, слышимость великолепная. Предвидя реакцию соседей, людей простых, не имеющих никакого отношения к музыке и к искусству вообще, Эдик отказался. Да и, честно говоря, жизнь в студенческом общежитии, пусть и не слишком сытая, зато вольготная, привлекала его больше, чем обитание в семейном доме, куда не позвать просто так друзей, ни тем более девушку.

Не захотев поселиться у отца, Эдик стал часто захаживать в гости, полюбил сестру и мачеху. Потом их жизнь разошлась. Эдик женился на Ниночке, а старшие Малевичи неожиданно подались в Израиль, прихватив с собой Ольгу. В Иерусалиме девочка закончила школу и театральное училище, но потом родители внезапно умерли, и она вернулась в Москву. Жить на исторической родине Оле не хотелось, подруг у нее там не было, наоборот, все друзья остались в России, девушка поколебалась несколько месяцев и приехала назад.

Естественно, первый звонок был Эдику. Сестра знала о переменах, происшедших в жизни брата, о смерти Ниночки, женитьбе на Геме и переломе руки. Поразило ее только известие о работе Эдички на кладбище и еще то, что Гема никак не хотела встречаться с обретенной родственницей.

– Мы все договаривались и договаривались о свидании, – грустно вздыхала Оля, – только у нее были то командировки по стране, то выступления в Москве, то частная практика, так и не выбрала минутку. Мне кажется, не хотелось ей никаких семейных посиделок и разговоров у камелька…

У Оли жизнь складывалась не слишком удачно. Устроиться на работу в театр, имея в кармане диплом об окончании училища в Израиле, было практически невозможно. Работодатели кривили лица, увидав бумажку. Оленька устала объяснять, что курс актерского мастерства вели у них специалисты из России, эмигранты, преподававшие в Щуке и Школе-студии МХАТа… Так что ее смело можно было считать выпускницей столичного вуза. Но режиссеры только фыркали. И зачем им девчонка с непонятным образованием, когда на актерской бирже полно ребят со «своими» дипломами.