Чужая кровь - Оксана Семык

Но как я буду жить после развода? Детей у нас нет, поэтому алименты мне не полагаются. Профессию я никакую так и не получила. Денег у меня не густо. Так, мелочь какая-то на сберкнижке. Пара миллионов, может, наскребется. Маловато, на мой взгляд, чтобы начинать самостоятельную жизнь, тем более учитывая то, что килограмм колбасы стоит тысяч двадцать, и цены растут каждый день… Жить придется либо тут, на старой даче, либо снова с Дедом в городе…

И в этот момент я с ужасом понимаю, что мне теперь тоже выгодна смерть Деда. Если бы я сейчас, разведясь с Кареном, получила отписанное мне наследство, то обеспечила бы себе безбедную жизнь на много лет вперед.

Меня передергивает от отвращения: не дай Бог дожить мне до того, чтобы моей смерти, как смерти старого генерала, хотело и с надеждой ждало столько людей! Каково это, когда в глаза перед тобой заискивают, а за твоей спиной шепчут: «Когда же ты наконец сдохнешь!»

Все мы: я, Карен, Мария, Андрюшка, словно стервятники, кружим над еще не умершим Дедом, мечтая побыстрее спровадить его в могилу.

А может, еще и эта тема так сблизила Марию с Кареном? Не исключено, что они – сообщники по попытке отравить старика. Может, недаром муж так запаниковал, когда я спросила в лоб, не у него ли яд?..

Тут я услышала, как во двор въехала машина: Карен вернулся.

Мотор затих, хлопнули дверцы, до меня донеслась какая-то фраза, сказанная мужем, но слова скомкало расстояние. Мария в ответ рассмеялась. Ее кокетливый смех вызвал у меня спазмы в желудке. Я отвернулась к стенке и притворилась спящей.

Через несколько минут в спальню вошел Карен. Очевидно, поверив, что я сплю, он немного повозился в комнате, а затем тихонько вышел.

Я открыла глаза и повернулась: исчез портфель Карена с бумагами. Все понятно. Муж опять пошел в кабинет работать и вести переговоры – стационарный телефон на даче есть только там.

Наверное, снова будет пытаться продать фирму или искать, где срочно взять кредит. Как сказал Городецкий? Карен в тупике. Это только агония перед неминуемым банкротством.

И ведь ни словом мне об этом не обмолвился! Может, надеется, что все еще обойдется? Но разве муж и жена не должны делиться друг с другом всеми своими заботами и проблемами?

А с чего я это взяла? Да, у мамы с папой было, думаю, именно так. Я не очень много о них помню, но они остались в моей памяти светлой, веселой, любящей парой. Однако они ушли из жизни совсем еще молодыми, и я не успела научиться у них таким отношениям. А всю остальную жизнь перед моими глазами был лишь пример Деда, домашнего тирана, и Ба, его почти бессловесной спутницы. Может, большинство людей живут именно так, как Дед с Ба или как мы с Кареном, а мои родители были лишь исключением из правил?

Я вздыхаю, понимая, что решимость бросить мужа снова начинает во мне слабеть. Ну кому я нужна в свои двадцать семь лет! Андрюшке? На него совершенно нельзя положиться! Он точно не сможет стать мне опорой. А больше у меня никого нет на целом свете. Лишь тетка родная отыскалась, да и та оказалась стервой…

Тут я вспоминаю про извлеченную из тайника тетрадь. Я ведь так и не успела как следует рассмотреть находку! Ее ли хотела забрать Мария? И если да, то зачем?

Я беру с тумбочки спрятанную под книгой толстую тетрадь – если мне не изменяет память, в таких было по девяносто шесть листов. Обложка ее вся потертая и потрескавшаяся. Я открываю ее и вижу на первой странице надпись аккуратным девичьим почерком: «Дневник Виноградовой Марии». Вокруг нарисованы цветными карандашами какие-то цветочки и завитушки.

Первый мой порыв – закрыть тетрадь. Все-таки дневник – это очень личная вещь. Читать чужие дневники просто непорядочно. Но уже в следующее мгновение я вспоминаю о том, как грубо и цинично вторглась Мария Виноградова в мою личную жизнь, пытаясь увести моего собственного мужа. Она-то не думала при этом ни о каких приличиях! Ну а на войне все средства хороши, вспомнила я старую поговорку.

Успокоив свою совесть такими рассуждениями, я перевернула страницу и начала чтение…

Следующие несколько часов я провела, изучая развернувшуюся передо мной житейскую повесть, описанную бесхитростным, порой наивным языком сначала девочки-старшеклассницы, а потом юной девушки.

Это был рассказ ребенка, которого холила и баловала мать, но держал в ежовых рукавицах отец. За строчками чувствовалось, что Маша хоть и боялась отца, но по-своему его любила. Она восхищалась тем, что он – герой войны, генерал армии. Продукт своей эпохи и советского образования, Маша Виноградова, конечно, гордилась, что ее отец защищал Родину (именно так, с большой буквы, Маша писала это слово). А еще она гордилась своим старшим братом Витей: умницей, комсоргом, отличником, спортсменом.

Сама девочка училась средне: с тройки на четверку, очень увлекалась чтением романтической прозы и поэзии, часто переписывала в свой дневник целые куски из любимых произведений.

Окончив школу, Маша подала документы в МГУ на филологический факультет. Зачитываясь Дюма, Гюго, Бальзаком, Мериме, Стендалем, она мечтала учиться на отделении романо-германской филологии. Ее туда приняли. Разумеется, с ее далеко не блестящим аттестатом помогли лишь связи отца. Семнадцатилетняя Маша описала в дневнике, как она, узнав об этом, устроила родителям сцену и даже заикнулась о том, что не будет учиться, раз она нечестно «заняла чье-то место». Тогда Маша в первый раз отведала отцовского ремня. Это было тем более унизительно для семнадцатилетней девушки, так как до этого ее хоть и распекали на все лады и всячески наказывали, но никогда не били.

Поплакав в подушку, Маша все-таки начала учебу в университете. Ей понравилось. Училась она с удовольствием. Так прошло два года. Сдав экзамены после второго курса, Маша, поддавшись уговорам матери, решила провести остаток лета на генеральской даче вместе с родителями.

Генерал переехал на дачу не только с семьей и домработницей, но и с симпатичным молодым офицером, которого он то ли в шутку, то ли всерьез называл «своим адъютантом».

Это был лейтенант Николай Степанов. Он целыми днями просиживал в дедовом кабинете за столом, заваленным книгами, и что-то все писал, писал.

Встречались они с Машей сперва только во время семейных трапез или мельком на лестнице. При встрече Маша отчаянно краснела и из-под ресниц кидала застенчивые взгляды на молодого офицера – уж очень он был красив, и так ладно сидела на нем форма! Николай тоже все чаще, когда никто не видел, провожал стройную фигурку белокурой девушки задумчивым взглядом.

Постепенно они начали обмениваться при встрече дежурными фразами, потом их разговоры стали длиннее, интереснее. Маша наконец осмелела и спросила, чем именно занимается Николай, что он целыми днями пишет, потому что когда она попыталась спросить об этом отца, тот лишь рявкнул: «Не твоего ума дело». Зато Николай на вопрос Маши честно сказал, что он пишет для генерала кандидатскую диссертацию для последующей защиты ее в Военной академии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});