История инквизиции - А. Мейкок

И, наконец, у нас есть свидетельство, записанное в сборнике судебных документов Бернаром из Ко, инквизитором Тулузским с 1244 по 1246 гоа. Речь идет о нескольких еретиках, которых допрашивал Бернар. Эти еретики были повторно привлечены к суду за ересь, а почти тридцать лет назад их примирил с Церковью не кто иной, как святой Доминик.

Все это замечательно суммировал Гуиро: «Сравнивая все эти документы с каноном Церковного собора в Вероне, обновленного в 1208 году Церковным собором Авиньона, по которому всех вероотступников, обвиненных в ереси епископами или их представителями, но которые упрямо продолжали придерживаться своих ошибочных взглядов, следовало передавать светским властям, можно прийти к выводу, что посредством передачи власти монахам-цистерцианцам, святой Доминик осуждал еретиков; сделав это, он медленно, но верно вел их к казни, если только, ведомый снисходительностью, он не вздумывал передать их в руки светских властей, бывших послушным орудием в руках Церкви. Без сомнения, он сам не произносил фатального приговора, однако во время судебного процесса он играл роль эксперта в ортодоксии или даже присяжного заседателя, который предлагал суду приговор «виновен» и который в то же время мог писать осужденному рекомендации по спасению».[76]

С другой стороны, следует помнить, что святой Доминик не уезжал из Лангедока до 1217 года и что он почти двадцать лет работал в том районе. Теперь весь raison d'etre – смысл существования – Альбигойской войны свелся к тому, что в Лангедоке светская власть стала всего лишь «послушным инструментом» Церкви. Сам де Монфор и близко не подошел к истинному завоеванию страны; он навсегда остался врагом, командующим оккупационной армией. Все время пребывания святого Доминика в Лангедоке – принудительная акция, направленная против еретиков, была безнадежно перепутана с военными и политическими делами, и ее неудача была обусловлена не только отсутствием железной дисциплины в войсках. Изредка проводилось что-то вроде заседаний присяжных, кого-то осматривали, осуждали и так далее. И, несмотря на близкие и дружеские отношения с де Монфором, святой Доминик не скрывал, что его больше интересует проповедническая деятельность и организация нового Ордена, чем военная борьба. О нем столько написано людьми, которые выставляли его президентом железного трибунала, созданного им самим, который сотрудничал с армией крестоносцев и постоянно подбивал войска устраивать массовые кровопролития, что об этом стоит поговорить отдельно. У нас нет прямого свидетельства того, что святой Доминик хоть раз осудил еретика, зато мы знаем, что многих из них он вернул в лоно Церкви.

Таким образом, становится ясно, почему, если мы правильно понимаем этот термин, святой Доминик не был основателем инквизиции. Точнее, он не был основателем того трибунала, доминиканского и францисканского, которому папы поручили искоренить ересь. В конце концов попытка искоренить ересь – одна из наиболее явственных функций священничества и епископата, а, значит, можно сказать, что инквизиция зародилась еще в годы апостолов. Обратить еретика в истинную веру – значит, помочь ему спасти душу; как стражник веры, Церковь имела право определять, что такое ересь, и выявлять еретиков. Без учета этого не существует, да и не может существовать юрисдикция. Важнейшая черта развитой инквизиции – я говорю о монашеском трибунале, Святой палате, в пик ее развития – это полное сотрудничество духовных и светских властей, причем представители первых на допросах играли роль экспертов, а последние оставляли за собой исключительное право принуждения.

Таким образом, становится очевидным, что когда Церковный собор в Туре в 1163 году и Латеранский церковный собор в 1179 году призвали к сотрудничеству со светскими властями, когда Папа Люциус III официально признал епископальную (как отдельную от монашеской) инквизицию, антиеретическая машина теоретически была готова, хотя практически она оставалась безжизненной. И во времена Альбигойской войны, которая, так сказать, оживила лангедокские светские власти, и во времена развития первой монашеской инквизиции – целой серии официальных папских жестов, передающих суд и процедуру расследования только что образованным Доминиканскому и Францисканскому орденам, которые напрямую подчинялись епископату. Невозможно привязать основание инквизиции к какой-то определенной дате, однако насколько мы понимаем этот термин, Святая палата ничем не выделялась, даже в неярко выраженной форме, до тех пор, пока со смерти святого Доминика не прошло десять лет.

Возвращение римского права

Большой скачок вперед в XII веке сопровождался возрождением римского права.

Еще в 1040 году Ансельм Люкка возродил академический интерес к коду Юстиниана, так что к концу следующего века римское право формировало основу курса права в университете Болоньи. Множество детских глупостей Салической правды и разнообразных англо-саксонских компиляций постепенно вышли из употребления. Старинная варварская привычка решать споры испытанием огнем, водой, раскаленными докрасна плужными лемехами и тому подобными вещами была запрещена папскими законами. В отношении к ереси это явление представляет чрезвычайную важность, потому что это добродетельное возрождение римского права положило начало сложной законодательной системе, которая была принята во всех странах средневекового христианского мира.

Код Юстиниана содержал около шестидесяти актов, направленных против ереси. Он также признавал сжигание еретиков, что, таким образом, оправдывало периодические вспышки народного гнева, часто случавшиеся в XI и XII веках.[77] В 1209 году пантеизм некого Амори де Бейна, мастера искусств и лектора нескольких парижских школ, был осужден Церковным собором; множество его последователей, отказавшихся отречься от него, были переданы светскому суду Филиппа Августа. Короля в то время в городе не было. Вернувшись, он приказал отправить на костер десятерых зачинщиков, а остальные были приговорены к пожизненному заключению. Кости самого Амори были выкопаны из могилы и выброшены за пределы кладбища. Подобная акция еще не была узаконена, а потому должна была вызвать настороженность. Тем временем ненависть народа к ереси на севере оставалась такой же сильной, как и всегда; восемь катаров были сожжены людьми в Труа в 1200 году, один человек – в Невре в 1201 году, несколько – в Брезн-сюр-Весле в 1204 и еще один – в Труа в 1220 году.

Сейчас невозможно определить, в какой степени суверены Филиппа Августа и Педро Арагонского были подвержены влиянию ранних христианских императоров в отношении к еретикам. Знаменитый кодекс Грациана, составленный около 1140 года, предписывал только штраф и ссылку. В 1163 году Церковный собор Тура объявил, что все еретики будут отлучаться от Церкви и призвал светских принцев сажать их в тюрьму и конфисковывать их имущество. В 1179 году Латеранский церковный собор подтвердил эти меры, приравняв еретиков к бандитам и разбойникам, и объявил их врагами общества. В 1184 году Люциус III, возглавляя Церковный собор в Вероне, издал указ о том, чтобы все еретики отлучались от Церкви и передавались в руки светским властям, дабы те применяли к ним заслуженное наказание.[78] Действуя совместно с Церковью, император Фридрих Барбаросса объявил их вне закона; еретики наказывались ссылкой, конфискацией имущества и потерей всех гражданских прав. Наконец, в письме к магистратам Витербо, написанном в 1199 году, Иннокентий III объявил, что еретикам запрещается держать любое общественное заведение, быть членами городского совета, представать перед судами в качестве свидетелей, составлять завещания и получать наследство. Латеранский церковный собор в 1215 году включил эти законы в каноны Церкви.

«Этот кодекс, – говорит Люшер, – кажущийся нам таким безжалостным, на самом деле в те времена был серьезным шагом к улучшению отношения к еретикам. Потому что некоторые его законы предотвращали вспышки народного гнева, из-за которых страдали не только признанные еретики, но также и подозреваемые в ереси».[79]

До этого времени ни в одном из официальных документов – светских или церковных – не упоминается смертная казнь как наказание за ересь.

Развитие антиеретического законодательства

Пока Альбигойская война шла к своему безуспешному концу (о том, что он будет безуспешным, можно было, без сомнения, сказать после битвы при Мюре), во всей империи уверенно и неумолимо развивалось антиеретическое законодательство, чему способствовали объединенные усилия Фридриха II и римского папы Григория IX. В 1220 году император издал закон, который, в соответствии с постановлением Латеранского церковного собора приговаривал еретиков к ссылке, конфискации имущества и потере гражданства. Проводится важное сравнение ереси с государственной изменой – важное, потому что, по римскому праву государственная измена всегда каралась смертной казнью.