Слава не меркнет - Гарри Табачник

страны. [84]

Тучи над горизонтом

В подмосковном доме отдыха, в Марфине, собрались все, кто участвовал в испанских боях. Им было

дано совершенно определенное задание — обобщить боевой опыт. Ничто ценное не должно быть

упущено. Конечно, то, что было там, за Пиренеями, будет лишь эпизодом в той войне, что предстоит. И

все это понимают. Но пристальное изучение испанского опыта подскажет многое. Смушкевич — частый

гость в Марфине. Приезжая, он обязательно привозил с собой кого-нибудь из тех, кто только что вернулся

«оттуда».

— Вот еще пополнение, — говорил он, входя и представляя приехавшего с ним в этот раз Александра

Осипенко. — Он нам обо всех новостях расскажет. У них там уже «Мессершмитт-109» летает. Ну, тебе

слово, — обратился он к Осипенко.

Тот рассказал, что появление «мессера» заставило наши «СБ» летать с прикрытием. Раньше-то оно было

ни к чему. За нашим бомбардировщиком не мог угнаться ни один из истребителей противника.

— Ну вот, видите? — заметил Смушкевич. — Надо учесть и это. Мы разрабатываем уставы и

наставления. Они должны быть самыми передовыми. В них должно войти все самое новое.

Летчики знали, что он разбирается во всех деталях воздушного боя, и потому старались быть предельно

точны в своих формулировках.

А он ночами засиживался за чтением их предложений. Правил, переделывал, дописывал, добиваясь

наибольшей ясности и четкости.

Но опыт Испании требовал не только теоретического осмысления. [85]

К этому времени относится возникновение среди летчиков и конструкторов двух точек зрения на самолет, которому была уготована очень важная роль. Самолет этот — штурмовик. И вот о том, каким ему быть, велись довольно резкие споры. Одни утверждали, что необходим маневренный, сильно вооруженный

самолет. Они встречали в штыки любые попытки прикрыть броней машину, так как это утяжеляло ее, снижало скорость и маневренность. Смушкевичу же его боевой опыт подсказывал, что машина, которая

могла бы смело атаковать наземного противника, должна иметь достаточное вооружение и надежное

прикрытие. На одном совещании, где присутствовали члены правительства, он высказал свою точку

зрения. Его поддержали. Ильюшин получил задание сконструировать самолет, способный действовать на

низких высотах, хорошо вооруженный и бронированный.

В те годы на командные посты в авиации пришли совсем молодые люди. Кое у кого это вызывало

недовольство. Поговаривали о том, что Смушкевич окружает себя «испанцами», чтобы упрочить свое

положение.

Однажды, встретившись с ним, его старый друг Александр Туржанский напрямик спросил:

— Яша, почему всех командиров назначают из «испанцев»?

— А кого назначать? — в свою очередь спросил Смушкевич. Он знал, что не один Туржанский об этом

спрашивает. И ответил спокойно: — Потому, что они свою преданность делу кровью доказали.

Из «испанцев» Смушкевич создает специальные группы. Они разъезжаются по частям для передачи

своего боевого опыта. [86]

В авиацию приходит новая техника. Один из новых самолетов, «Р-10», сконструированный профессором

Харьковского авиационного института Неманом, получил в подарок и заместитель начальника ВВС.

Накануне 1 Мая вместе с главным штурманом ВВС Г. Прокофьевым Смушкевич приехал на центральный

аэродром.

— Интересно, как она в воздухе? — подходя к новой машине, проговорил Яков Владимирович. — Что, если попробовать?

— Пожалуй, лучше после парада, а то через час соберутся командиры... — предложил Гавриил

Михайлович.

— Ну ты иди, я догоню. Один кружочек только...

Смушкевич круто развернулся над лесом. Выбросил шасси и пошел на посадку. Еще не очень привычный

гул нового самолета становился ближе и ближе. И вдруг тишина... Неожиданная, непонятная, пугающая.

А через секунду ее прорезал вой санитарных машин. Они неслись туда, где дымилась груда развалин.

В палату Боткинской больницы Бася Соломоновна попала лишь в 11 часов вечера.

Машина с трудом пробиралась по запруженным гуляющими в этот предпраздничный вечер московским

улицам. Наконец она вырвалась на простор Ленинградского шоссе и через несколько минут остановилась

возле больничного подъезда. Встретивший ее профессор Фридланд ничего не сказал и только попросил:

— Пожалуйста, потише...

Узнать его было невозможно. Он лежал укутанный бинтами. Лишь пробившиеся сквозь них особенно

черные на их фоне волосы убеждали, что это [87] он. Она провела по ним рукой. От ее прикосновения он

очнулся и, с трудом поднимая опухшие веки, спросил:

— Как ты сюда попала? Иди домой... Все будет в порядке...

Врачи, осмотревшие Смушкевича сразу после того, как он был доставлен в больницу, не могли сказать

ничего определенного. Переломанные во многих местах бедра ног делали надежды на спасение

ничтожными. Но и их надо было использовать. И борьба началась...

Утром он опять пришел в сознание. Увидев стоящих у кровати начальника ВВС Локтионова, адъютанта

наркома Хмельницкого и своего испанского товарища генерала-танкиста Павлова, спросил:

— Ну как дела? Как прошел парад?

— Все в порядке, Яша, — с трудом сдерживая слезы, сказал Локтионов. — Мы ждем тебя. Ты обязан

бороться так же, как воевал. И не сдаваться... Слышишь?.. Не сдаваться. Это приказ, Яша. Боевой приказ.

— Не сдамся, — прошептал он.

Больницу осаждали летчики. Останавливали врачей, сестер. Вопрос один: «Как Батя?» — так после

Испании теперь называли Якова Владимировича.

Однако в палату никого не пускали. Там кроме врачей и сестер находилась лишь Бася Соломоновна. Но

однажды, когда она осталась одна, в палате появились двое новых врачей. Она уже привыкла к врачам и

вначале не обратила на вновь вошедших внимания. Когда же взглянула на них, то увидела знакомые лица: перед ней стояли смоленский товарищ мужа Минин и Чкалов.

— Бася Соломоновна, мы на минуточку, — прошептал Чкалов. — Только поглядим своими глазами, [88]

что жив. А то ребята думают, что их обманывают...

Пять дней шла жестокая схватка со смертью, уже, казалось, заключившей Смушкевича в свои объятия.

На шестой день смерть отступила.

— Мотор у него... — указывая на сердце и затем покачав седой головой, проговорил известный хирург

Мондрыка. — С таким можно бороться.

Однако консилиум врачей заявил, что для спасения жизни его надо немедленно оперировать. И

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});