Подводные земледельцы - Александр Беляев

— Однако ты боялась замочиться, отсыреть, замёрзнуть, — сказал он. — Тут тебе будет лучше, чем в китайской фанзе. Ну скажи, старуха, не плохо?

— Грех с вами! — неопределённо ответила Марфа Захаровна. — А окно-то зачем? — вдруг заинтересовалась она, поднимая занавеску. — Тьма-то какая!.. Нет, тут не то, что на земле. Ночь вечная! Затоскуешь без солнышка.

— Эту ночь мы сейчас в день превратить можем, — ответил Конобеев. — Сейчас, вишь ты, железный ставень закрыт, а вот мы откроем его да свету пустим… — Конобеев повернул рычажок и выключатель. Железный засов отодвинулся, яркий свет осветил пространство за стеклом, и Марфа Захаровна увидала рыб, подплывших к стеклу. Через несколько минут их собралось множество.

— Однако целая уха! — сказал Конобеев. — Если скучно станет, в окошко погляди, что делается.

— А что тут делается? Всё одно. Рыбы и рыбы.

— Однако ты приглядись и увидишь, что и тут разное бывает. По рыбам ты многое узнаешь: ночь или день, утро или вечер, солнце над головой или тучи, тихая погода или буря. Я уже насквозь всю эту премудрость узнал. Вот тут и будешь жить со мной. А теперь пойдём, покажу тебе кухню и твою помощницу.

Конобеев открыл деревянную и железную двери и провёл Марфу Захаровну в коридор с железными ставнями. После тёплой и сухой избы здесь чувствовался холодок и как будто тянуло сыростью. Марфа Захаровна поёжилась.

— Небось не отсыреешь. Вот и пришли, — сказал Конобеев. Они вошли под крышу большого центрального купола, где помещались столовая, библиотека-читальня, машинное отделение и кухня. Ещё пара дверей, и они в столовой. Здесь их приветствовал Ванюшка.

— А вот и кухня, — сказал Конобеев, открывая деревянную дверь.

Пунь, увидав входящую Марфу Захаровну, отвесила ей низкий поклон. Она охотно пала бы ниц на землю, чтобы показать глубокое почтение, но Ванюшка отучил её от этой «азиатской рабской церемонии», как он говорил. Смуглое лицо Пунь сморщилось в улыбке. Она сказала нараспев:

— Мама халасо! — Этими словами Пунь выражала своё удовольствие по поводу того, что в подводном жилище появилась ещё одна женщина.

Марфа Захаровна привыкла к подводному жилищу скорее, чем ожидал Конобеев. Она, как практическая женщина, быстро оценила все выгоды и удобства нового жилища. Только к одному она никак не могла привыкнуть — к «электрическому чаю». Ей недоставало самовара. В конце концов Гузик должен был приделать электрическую грелку к её самовару. Правда, самовар вскипал не от углей, как это полагалось, но, вскипев, он ничем не отличался от настоящего «православного» самовара. И ещё одно огорчало старуху это то, что на берегу осталась собака Хунгуз, к которой она привыкла.

— Лает небось сердешный день и ночь, — говорила она и не обманывалась в своих предположениях.

Когда, несколько дней спустя, Конобеев вышел на берег, он застал там Хунгуза, похудевшего от тоски Пёс, вероятно, оплакивал свою хозяйку, безвременно погибшую в волнах океана. Увидав Конобеева, Хунгуз завизжал от радости и стал лизать мокрые руки старика. Конобеева растрогала эта ласка. Он ничего не сказал жене о встрече с Хунгузом, чтобы не расстроить её, но встретив Гузика, заявил: «Однако надо и Хунгуза взять сюда. Пропадёт с тоски пёс. Жалко. Тварь тоже чувствует».

— Как же мы доставим его сюда? Разве что в большом водолазном костюме. — Лицо Гузика вдруг сделалось грустным. Оно всегда казалось таким, когда молодой учёный задумывался. Конобеев посмотрел на Гузика и, вздохнув, отошёл. Не до собаки, видно, Гузику. У него дела поважнее.

Но Конобеев ошибся. Гузик как раз думал о собаке.

«А в самом деле, — думал он, — почему бы не сконструировать водолазный костюм для собаки? Сделать такой аппарат, в котором она смогла бы не только прийти сюда, но и бегать по дну моря!»

Гузик отправился на берег, подозвал Хунгуза, измерил объём его шеи, головы и длину морды и вновь нырнул в океан.

Через пару дней он вышел из лаборатории с собачьим скафандром и небольшим «ранцем» в руках.

— Макар Иванович! Идёмте на берег за Хунгузом, — сказал он, подмигнув Конобееву. Старик посмотрел на скафандр, похожий на голову допотопного животного, понял всё и начал быстро собираться в дорогу.

Гузику и Конобееву не без труда удалось надеть на голову собаки скафандр и привязать к спине аппарат, вырабатывающий кислород. Хунгуз отчаянно мотал головой и старался лапами снять с себя мешавший ему скафандр. У него, вероятно, было такое же чувство, как у сказочной лисы, которая не могла вынуть голову из горшка. Правда, Хунгуз мог видеть сквозь большие очки, но аппарат на спине мешал ему. Хунгуз начал кататься по земле, пытался стряхнуть с себя тяжесть, но аппарат держался крепко.

— Однако довольно ему колобродить, — сказал Конобеев и, подхватив собаку на руки, направился с нею к воде. Хунгуз отчаянно забился, когда вода коснулась его лап Конобееву пришлось порядочно принажать на бока собаки, чтобы она не вырвалась и не убежала обратно на берег.

Погрузились в воду. Солнце стояло над головой, и под водою было довольно светло. Хунгуз всё ещё бился в руках Конобеева. Они медленно подвигались вперёд. На песчаной подводной отмели, хорошо отражавшей свет солнца, Гузик остановил Конобеева и попросил спустить собаку Гузику надо было посмотреть, как собака будет ходить по дну Хунгузу трудно было надеть на все четыре лапы обувь с грузом, чтобы предупредить всплывание наверх. И поэтому Гузик, оставив лапы Хунгуза свободными, положил груз в аппарат, помещавшийся на спине Хунгуз, получив свободу, пробежал несколько шагов и вдруг, свалившись на сторону, начал всплывать, перебирая лапами. Тяжесть была недостаточна, и, кроме того, положенная на спину, она не обеспечивала такой устойчивости, какую давали свинцовые подошвы.

Гузик недовольно крякнул, выпустив пузыри изо рта, и схватил Хунгуза, всплывшего уже на высоту человеческого роста. Конобеев был так удивлён неожиданным взлётом собаки вверх, что стоял неподвижно, расставив руки.

У Гузика в сумочке, на всякий случай, уже были заготовлены «калоши» для Хунгуза. Учёный передал собаку Конобееву и начал тут же, под водой, привязывать к каждой ноге Хунгуза по мешочку со свинцовыми пластинками. Окончив эту работу, Гузик вынул часть тяжестей из аппарата, помещавшегося на спине собаки, и спустил её на песок. Хунгуз стоял, мотая в недоумении головой. И вдруг около самого его носа проплыла довольно большая рыба и, словно вызывая на игру, начала удаляться. Хунгуз не мог видеть ни одного предмета, удалявшегося от него, чтобы не погнаться за ним, будь это заяц, автомобиль или человек. И Хунгуз побежал за рыбой, устремив вперёд морду. Охотничий инстинкт был разбужен, и пёс сразу забыл всю необычайность обстановки и своего положения. Правда, бег Хунгуза был далеко не таким быстрым, как на земле. Но всё же меньший объём и горизонтальное положение тела давали ему возможность двигаться с гораздо большей быстротой, чем людям. И не успели Конобеев и Гузик сообразить, что случилось, как Хунгуз уже скрылся в зарослях водорослей. Этого ещё не хватало! Опыт удался в большей степени, чем того хотел Гузик.