Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

тебя видеть и так растерялась, а ты так внезапно…

— Алла! — вдруг громко прошептал он, и я сразу замолчала. — Алла, ты что — действительно была рада меня видеть?

— Ну конечно! — воскликнула я.

— Правда? — широко улыбнулся он. — А я почему-то подумал, что… Я бы ни за что не ушел, если бы понял, что ты мне обрадовалась!

— Как я могла тебе не обрадоваться! Я о тебе так часто вспоминаю — и вот ты наконец явился, словно по волшебству. Причем уже второй раз… Кстати, а здесь-то ты какими судьбами?

— Ты не поверишь, — теперь Нестор улыбался смущенно. — Я, видишь ли, уже неделю тут околачиваюсь… Каждое утро…

— То есть как? — все не понимала я. — Как это? Зачем?

— А ты не догадываешься? — тихо рассмеялся он. — Я прихожу сюда ради тебя. Смотрю на тебя издалека, когда ты выходишь из дома. Все время порываюсь к тебе подойти, но никак не могу решиться. Может, так бы и не решился, если бы ты сегодня сама меня не заметила.

Я смотрела на него во все глаза:

— Нестор, ты серьезно? Или разыгрываешь? Ты каждый день приходишь сюда, чтобы на меня посмотреть? Но что тебе мешало подойти ко мне? Я не понимаю…

— Я думаю, ты понимаешь, — тихо промолвил он, отводя глаза в сторону. Но через мгновенье его взгляд вновь встретился с моим, и Нестор быстро произнес: — Алла, я люблю тебя. По-прежнему. Извини.

Сначала я как будто онемела. Кажется, только через полминуты ко мне вернулся дар речи.

— Нестор, — заговорила я, усиленно подбирая слова. — Во-первых, тебе не за что извиняться. Если уж на то пошло, извиняться должна я, — прошептала я еле слышно и снова возвысила голос: — Во-вторых, я сейчас сознаю… то есть давно сознаю… В общем, ты можешь не поверить, но у меня к тебе тоже есть чувства… К сожалению, они проснулись у меня слишком поздно.

— Насколько поздно? — как завороженный спросил Нестор.

— Я не знаю, — растерялась я. — С одной стороны, сравнительно недавно, а с другой — так уже и давно…

— Нет, я не об этом, — перебил он. — Я хотел спросить: непоправимо поздно?

— В каком смысле? — осеклась я.

— Ты ведь, кажется, замужем за У., — поморщившись, пояснил Нестор.

— Нет, — я, сконфузившись, замотала головой. — То есть мы живем вместе, но не расписаны.

— И детей нет?

— И детей нет, — подтвердила я.

— Но ты, наверно, хотела бы…

— Я хотела бы бросить У.! — решительно перебила я.

Я ожидала, что Нестор обрадуется, услышав мое признание, но он даже не изменился в лице. Лишь с грустью произнес:

— Честно говоря, я был уверен, что ты его уже давным-давно оставила.

2.4.62

Опять я сравнительно долго ничего сюда не записывала, но просто было не до того. А сейчас наконец выдалась свободная минутка.

Перечитала свою последнюю запись и увидела, что почему-то оборвала ее на полуслове. Ну да ладно, просто опишу вкратце, что случилось дальше в тот самый день и последующие дни.

А случилось то, что мы с Нестором стали регулярно видеться. Почти каждый день. И еще мы теперь любовники. Нестор, правда, не одобряет этого слова, но мне оно не кажется чем-то таким уж неправильным. Все зависит от того, какой смысл в него вкладывать. А я вкладываю такой, что мы с Нестором любим друг друга — и, разумеется, не ограничиваемся лишь платонической любовью. Вот и все.

Я помогла Нестору найти комнату (до этого он ночевал чуть ли не на вокзалах) и заплатила за нее. Он хотел было сразу устроиться куда-то грузчиком, чтобы вернуть мне долг, но я сказала, чтобы он с возвратом не торопился.

— Думаю, ты найдешь в городе нормальную работу, — убежденно сказала я. — В Москве масса возможностей… Кстати, откуда ты сейчас приехал?

— Все оттуда же, — ответил он. — Мой родной город, помнишь?

— Ах да, Копейск! — воскликнула я.

— Ничего себе, — поразился Нестор. — Я сомневался, что ты его помнишь.

— Конечно, помню. Я помню все, что связано с тобой. Так ты именно там и жил все это время — в Копейске? И кем же ты там работал?

— Кем придется, — неохотно признался он. — В том числе и грузчиком, кстати сказать.

— Но теперь с прошлым покончено, — бодро отозвалась я.

— Со всем покончено, — тихо сказал Нестор и глубоко вздохнул.

— Не надо так говорить, — покачала я головой. — Жизнь только начинается.

— Не для меня, — упорствовал он.

— Но почему?!

— Потому что во мне не осталось ничего живого, — медленно промолвил Нестор. И добавил: — Кроме любви к тебе.

У меня выступили слезы.

— Но что же случилось? Нестор, милый, что?

— Мы об этом уже говорили, — тяжело посмотрел он на меня. — Ты выбрала У.

— Да, и я очень раскаиваюсь в своем выборе! Но теперь-то мы вместе. И я брошу его немедленно, сегодня же, слышишь?

— Ни в коем случае, — неожиданно заявил он.

— Как? — поразилась я. — Ты этого не хочешь?

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Но с ним мне плохо!

— Видимо, не так плохо, раз ты жила с ним все эти годы.

— Нестор, с У. покончено, — вздохнула я. — Мне не было хорошо. Все эти годы я только мучилась — сама не знаю зачем. Может, боялась себе сознаться, что… выбрала не того, кого надо… Но теперь мы с тобой вместе — и оставаться с ним окончательно бессмысленно!

— Но мы вместе ненадолго, — пробормотал Нестор.

— Что это значит, милый? Почему ты так говоришь?!

— Потому что я больше не могу… Не могу жить. Не могу и не хочу.

— Даже несмотря на то, что мы теперь… вдвоем? — невольно вырвалось у меня.

Он посмотрел на меня взглядом, полным любви:

— Наша любовь лучшее, что со мной случилось за всю жизнь. И теперь я смогу умереть с легким сердцем.

— Умереть?! — почти закричала я. — Господи, Нестор, я ничего не понимаю! Объясни, пожалуйста, а то я сейчас с ума сойду!

— Алла, — совершенно спокойно сказал он и погладил меня по щеке, — ты все понимаешь. И если даже сейчас не понимаешь, то потом поймешь.

10.4.62

Предыдущую запись я вновь оборвала на полуслове, но просто обстоятельства так сложились. Внезапно пришлось отвлечься от дневника. Не стану писать, в связи с чем.

И вот только сегодня я наконец снова добралась до дневника. Вообще-то, предыдущая запись завершилась довольно правильно. Я закончила на том, что Нестор сказал мне, что я обязательно пойму его. И теперь — спустя неделю — я действительно поняла. Я, конечно, долго упорствовала, противодействовала, пыталась как-то повернуть вспять радикальный пессимизм Нестора. Но в конце концов