Собака, которая не хотела быть просто собакой - Фарли Моуэт

Когда в течение целых пяти дней после того, как "Лысуха" покинула нас, от паромщиков не поступило ни одного доклада, мы начали слегка волноваться. Затем в пятницу ночью человек с ближайшего к городу парома (примерно в пятнадцати милях) позвонил в газету в состоянии сильного возбуждения, чтобы сообщить, что какой-то объект, неразличимый из-за темноты, налетел на него как раз перед полуночью, ткнулся в паромный трос и снова исчез под звуки банджо, вой собаки и потоки ужасного моряцкого сквернословия.

Болельщики догадались, что таинственным объектом была "Лысуха", но репортер, которого на рассвете отправили на указанный участок реки, не смог обнаружить никаких следов этого судна. Он проехал дальше вниз по течению и наконец встретил семью украинцев, живших над рекой. Фермер не знал английского, а жена его говорила по-английски очень плохо, но она сделала все, что могла, теми средствами, какими располагала.

Она призналась, что в то утро определенно видела что-то, -- тут она замолкла и перекрестилась. То, что она видела, выглядело как огромный гроб слишком яркого цвета, который, по-видимому, не был рассчитан на обыкновенное человеческое тело. Когда она увидела этот предмет в первый раз, его тянули через широкую илистую отмель-тут она вновь перекрестилась -- лошадь и собака. Их сопровождали две голые пританцовывавшие фигуры, которые могли бы быть и человеческими, но больше походили на бисов. "На водяных чертей", -добавила она после некоторого размышления. Она не видела, что случилось с гробом потом. Того, что она видела, ей было вполне достаточно, и она поспешила назад в свой домик, чтобы помолиться перед семейной иконой.

Репортер спустился к реке и там в мягком иле обнаружил следы, оставленные процессией: две цепочки следов босых ног, глубокую борозду, оставленную килем лодки, цепочки собачьих и лошадиных следов. Следы извивались по бару на протяжении двух миль и затем исчезали у кромки воды, годной для плавания. Исчезали все следы -- и следы лошади тоже. Репортер возвратился в Саскатун со своим рассказом, но, когда он докладывал нам об увиденном, выражение его глаз было странным.

О том, что же все-таки произошло в течение тех пяти дней, когда "Лысуха" исчезла из поля зрения, бортовой журнал моего папы сообщает очень мало. Журнал содержит только очень краткие, а порой загадочные записи вроде следующих:

Воскр. 12.40. Снова погружаемся. Черт... Воскр. 22.00. Шпаклевка вся кончилась. Пробуем ил. Не годится... Ср. 16.00. Э. стрелял в утку на обед, промахнулся, попал в корову... Черт! Четв. 23.30. Руль исчез запад. Черт возьми! Пятн. 12.00. Благодарение богу за лошадь.

Но тем не менее вот что они нам рассказали по возвращении домой.

Папа и Эрон увидели Саскатун в последний раз, пребывая в дружелюбном и бодром настроении духа. Это настроение сохранялось на протяжении трех миль, когда "Лысуха" продвигалась достаточно хорошо, так как до того, как они пошли ко дну, им пришлось приставать к берегу только четыре раза. Во время каждой из стоянок было необходимо разгружать "Лысуху" и переворачивать ее, чтобы вылить воду. Эрон каждый раз уверял, что в дальнейшем этого не потребуется.

-- Швы скоро забухнут, -- говорил он папе. -- Подожди, пока она некоторое время побудет на плаву.

По мере того как время шло, дружелюбное настроение таяло.

-- Она, конечно, забухнет, -- горько заметил папа, когда они разгружали "Лысуху" в двенадцатый раз. -- Но до этого она всосет в себя всю эту чертову реку -- вот что она сделает.

Ко времени, когда они расположились на ночлег, позади осталось расстояние в шесть миль, а "Лысуха" потеряла то малое количество шпаклевки, которое еще оставалось в ее корпусе. В ту ночь ее команда часто просыпалась.

В понедельник не составило никакого труда не пускать воду в лодку, так как воды не было -- только непрерывный песчаный бар. Это был для путешественников сухопутный день: "Лысуху" пришлось тащить целые две мили, и они едва справились с этой задачей к закату. Три последующих дня были похожи один на другой. От песка у Матта начала стираться кожа между пальцами. Поскольку Эрон и папа бесчисленное количество раз скользили и падали в речную грязь, когда старались продвинуть "Лысуху" хоть немного дальше, то они в конце концов совсем отказались от одежды и вернулись в природное состояние.

Они делали все новые и новые открытия в отношении своего судна и его оснащения, и почти все эти открытия были обескураживающими. Так, было обнаружено, что в гигантской груде припасов, брошенных в Саскатуне, осталось горючее для кухонной плитки, патроны к дробовому ружью, но не к винтовке двадцать второго калибра (увы, бедная невинная корова!), топор и, что самое грустное, три бутылки ямайского рома. Они обнаружили, что большая часть их продуктов несъедобна из-за длительного пребывания в сточной воде, а пропитанные водой одеяла -- тоже в антисанитарном состоянии. Все этикетки на банках с консервами смыло, и выяснилось, что в двух ящиках со сверкающими, но безымянными банками, в которых они предполагали найти свинину с бобами, на самом деле были собачьи консервы для Матта.

Меня не удивляет, что бортовой журнал сообщал о тех днях так мало. Меня удивляет лишь то, что "Лысуха" вообще продолжала свое путешествие... Но... она продолжала его. И в четверг вечером ее команда была вознаграждена: наконец-то удалось добраться до относительно судоходных вод. К тому времени уже начало смеркаться, но ни помощник капитана, ни шкипер (они оба стали угрюмыми и необщительными) не желал первым предложить сделать привал, а Матт не участвовал в решении этого вопроса.

Они столкнули "Лысуху" с последнего песчаного бара и поплыли вниз по реке навстречу тьме. В полночь они наткнулись на трос от парома и потеряли руль.

Эта потеря не была настолько серьезной, как им показалось сперва, так как еще до рассвета они снова сели на мель -- и им снова пришлось мученически тащиться через илистые банки, причем буксирные тросы впивались в их голые плечи, а "Лысуха" упрямо скребла килем по дну.

Мореплаватели сделали короткую остановку, чтобы приготовить жалкий завтрак, когда мой папа, случайно взглянув на высокий берег, увидел лошадь. Его осенила мысль, и он вскочил на ноги, громко крича от радости. Он перестал кричать только после того, как, отмахав пять миль по знойной прерии, чтобы найти хозяина лошади и договориться с ним об ее временном найме, усталый вернулся на берег реки к "Лысухе". Эрон встретил его с неуместной веселостью и важным сообщением.

-- Ангус, я нашел это! -- закричал он и поднял вверх одну из драгоценных бутылок, которые считались потерянными.

Это был поворотный момент в их путешествии.

К полудню славная лошадь протащила "Лысуху" через двухмильпые отмели до чистой воды. Эрон позволил лошади пройти по воде еще немного, чтобы "Лысуха" всплыла. Он собирался остановить животное и отвязать буксирный трос, когда папу озарила еще одна гениальная мысль.

-- Зачем останавливать ее сейчас? -- спросил папа.

Эрон посмотрел на своего помощника с возросшей любовью и передал бутылку.

-- Ей-богу, Ангус, -- сказал он, -- для библиотекаря у тебя вполне приличные мозги.

Так "Лысуха" двинулась дальше с двигателем в одну лошадиную силу, а поскольку глубина реки редко бывала больше чем три фута, то странная обязанность не доставляла лошади больших хлопот. Когда же она попадала в глубокую яму, то просто плыла до тех пор, пока снова не ступала на дно. Если вода мелела, уступая место очередному песчаному бару, пассажиры "Лысухи" спрыгивали на берег и помогали лошади тащить лодку.

Использование плавающей лошади явилось блестящим образчиком импровизации. Одного этого было бы вполне достаточно, чтобы доставить путешественников до озера Виннипег, где они определенно утонули бы, не случись на их пути наводнения.

Когда в субботу после полудня начался дождь, папа и Эрон подвели "Лысуху" к берегу, вытащили на отмель, накрыли большим куском просмоленной парусины и заползли в образовавшийся шатер, чтобы переждать ливень. Лошадь отпустили попастись на высоком берегу, в то время как двое мужчин и собака уютно отдыхали в своем укрытии, уплетая консервы для собак, сдобренные солидными порциями красного рома.

Дождь усилился. Началось одно из устрашающих явлений, характерных для засушливых канадских прерий. В облаках как будто прорвало плотину. Менее чем за три часа на затвердевшую от солнца почву прерий в районе Саскатуна выпало три дюйма осадков, а это было больше, чем все осадки за предыдущие три месяца. Почва не могла впитать всю дождевую влагу, и узкие глубокие ущелья, ведущие в долину реки Саскачеван, начали сердито реветь ливневыми потоками. Уровень воды в реке быстро поднимался, река пожелтела и впала в бешенство.

Первый приступ наводнения докатился до "Лысухи" примерно в пять часов вечера. Команда не успела выкарабкаться из укрытия, лодка оказалась на середине потока и неслась вниз по реке с ужасающей скоростью. Лишенная руля, при наличии только одного оставшегося весла команда "Лысухи" была беспомощной. (Несколькими днями раньше Эрон использовал второе весло, чтобы подвесить над костром ведро с водой для чая, а затем отошел в сторонку посидеть, поразмыслить и о весле, чае и костре, конечно, забыл.) Дождь все еще лил. Ошеломленные даже коротким созерцанием разбушевавшейся реки, мужчины благоразумно укрылись под своим брезентовым пологом и стали по очереди прикладываться к бутылке с ромом.