Игры скучающих купидонов - Татьяна Геннадьевна Абалова

личность на самом деле реальна, и я в своей идентификации не обозналась.

– Тут такое дело, Ключева… – начал Босс. Да, именно так, с большой буквы. Тон официальный, взгляд немигающий. Мне даже стало как–то неуютно. – Я нашел твой «Любарум». Мария Степановна успела шепнуть умирающим голосом, когда ее увозила скорая.

– Где?

Я пожалела, что сняла маску. Кирилл Петрович с пристрастием изучал мое лицо, и я не успела сделать покер–фейс.

– В кабинете у Светланы, – он криво улыбнулся и достал из кармана пиджака две бутылочки снотворного.

– Где третья? – выдохнула я. Неужели старая карга взяла ее себе?

– У одного из покупателей, который вчера чуть ли не силой заставил отдать ему «Любарум». «Вах! Он все–таки приходил!» – чуть не воскликнула я вслух, испытывая кардинально противоречивые чувства: радость от того, что наши с Галкой предположения верны – мой покупатель не может обойтись без «Любарума», и глубокую печаль, что упустила значимый момент. Все из–за Марь Степановны!

Следующие слова босса вывели меня из состояния чувственной прострации:

– Признавайся, Ключева, кого еще ты подсадила на этот незаконный седативный препарат? Я проверил, ни в одном фармацевтическом справочнике «Любарум» не значится.

– Кирилл Петрович, – я подыскивала нужные слова. Ненавижу оправдываться. Тем более, когда для размышления появилась более важная информация. – Вопрос по поводу снотворного лучше задать Светлане Сергеевне. Это она оставила коробку с «Любарумом» на кассе, а я всего лишь разобрала ее и, не найдя наименования средства в накладной, отложила в тот шкафчик, где мы храним спирт.

– М–да? – Его пальцы опять исполнили тарантеллу на полированной доске прилавка. Светлану Сергеевну, если уж она отправилась в Москву для новой пластической операции, беспокоить не посмеет даже муж. Сам признался, когда замахивался на меня костылем. Да и приходившая в обеденное время баба Зоя успела поделиться, что хозяйка «Пилюль» ни за что не покажется перед своим молодым супругом, будет сидеть в московской квартире, пока не вернет себе сияющий вид. «Видать, к Новому году готовится», – такое заключение сделала уборщица, закинув в рот кусок сахара. Чай с рафинадом вприкуску делал ее разговорчивой.

– А откуда тот посетитель знал, что в нашей аптеке есть «Любарум»? – Кирилл Петрович склонил голову на бок. Должно быть любовался, как быстро мое лицо меняет цвет.

Подловил–таки.

– Я ему продала, – опустила голову. – Не знаю, как так вышло. Наверное, от усталости. Он пришел перед самым закрытием…

– И по какой цене продала? Если в накладной «Любарума» нет, значит и стоимость ты знать не могла.

– Не могла. Кирилл Петрович, но ведь и вы не знали, но вчера один пузырек продали?

– Ключева, если тебя схватят за ворот и тряханут как следует, ты сможешь отказать? – Кирилл Петрович засунул палец за узел галстука и потянул его. – Все нервы вымотал. Дай и все. Кошка, видите ли, разбила его бутылку, а он именно без этого снотворного жить не может. Я даже полицию грозился вызвать…

– И почему не вызвали?

Кирюсик посмотрел на меня как на дуру.

– Киса моя, ты соображаешь, что говоришь? Какая полиция без Светланы? Собственноручно набросить на свою шею удавку?

– Вот и я этому посетителю не смогла отказать.

– Думаешь, он один и тот же?

Я кивнула. Мы вздохнули одновременно.

– Черт, знать бы во что вляпались, – Кирюсик поднялся. – Вдруг наркота?

– О чем вы, Кирилл Петрович? Обычная настойка на травах, – я открыла один из пузырьков, понюхала. – Здесь, наверное, и валерьянка есть, раз кошка посетителя на нее среагировала. Видите, написано «применять при бессоннице, ночных страхах, тревожных состояниях».

– Да читал я, – махнул он рукой. – Конопля тоже трава.

– И вот так просто Светлана Сергеевна оставила бы настойку на кассе? Инструкции не знаете? Да и потом, я сама пила «Любарум» И не раз.

– И что? – Кирилл Петрович опять сел и, не скрываясь, всмотрелся в мои зрачки. – Чувствуешь зависимость?

– Никакой. Сны красочные снятся, это да.

Он с сомнением повертел пузырек в руках. Осторожно понюхал. Пожал плечами.

Закрутив крышку, положил «Любарум» в карман.

– С собой возьму. Отнесу в нашу лабораторию. Пусть посмотрят. Так сколько, ты говоришь, было бутылок?

– Пять. Одну продала, из второй себе капала, пока нечаянно не опрокинула.

Когда Кирилл Петрович ушел, по его приказу убрала последний «Любарум» в сейф: «Пусть полежит, пока не выяснится, что за гадость попала к нам в руки».

И никакая не гадость…

Прислушалась к себе. Вдруг меня мучает непреодолимая тяга глотнуть пять капель?

Нет. Тяги глотнуть не было. Ощущалась тяга увидеть своего Короля Халифовича Чингачгука. Если это и есть проявление наркотика, то я – наркоманка.

– Динь–дилинь!

Народ опять потянулся.

Вернувшись домой, с полчаса стояла под душем. Я так устала от волнений, что не могла есть. Сил думать о «Любаруме» и вчерашнем посетителе, который довел Кирюсика до того, что тот отдал ему снотворное, лишь бы не связываться, тоже не нашлось. Какой смысл гадать «он – не он», если прямого ответа я так и не получу. Все слишком туманно, слишком зыбко. Связывать приходящего во снах мужчину, настойчивого покупателя и Замкова–младшего, все равно что гадать по кофейной гуще. Никаких доказательств, одни фантазии.

Хочу забыться. Не думать о том, что найдут наши химики в образцах «Любарума».

«Применять при бессоннице, ночных страхах, тревожных состояниях», – гласила надпись на его бутылочке. Тревожное состояние – вот то, что сейчас творится со мной. Если лаборатория выявит что–либо запрещенное, мне светит срок.

Не мешало бы выпить чего–нибудь.

Последнюю бутылку «Мартини» мы с Галкой приговорили еще месяц назад, от шампанского не осталось и следа.

Я побрела на кухню. Заглянула в холодильник, пошарила в шкафах.

Наткнулась на домашнюю аптечку. Порылась в лекарствах, уронила градусник. Хорошо, что он электронный.

Перцовый пластырь, капли в нос, шприцы и пипетки…

Сапожник без сапог. Даже простой валерьянки нет.

«Роза в этом травяном сборе лишняя», – прозвучал в голове голос Веры Романовны, и я, осененная идеей, поплелась в коридор. Высушенные цветы лежали там же, где я их бросила.

Трудно сосчитать, сколько раз я кричала «дура», «идиотка», «не, ну эти американки такие тупые», когда смотрела очередной ужастик, где героиня шла с фонариком наперевес в темный подвал, где затаился маньяк, ухлопавший уже третью подряд подругу, или на цыпочках кралась посмотреть, что так противно скрипит в заброшенной психиатрической клинике, а то и высовывалась из надежного укрытия, чтобы встретиться взглядом со сбрендившим клоуном, который зловеще произносит «ку–ку» прежде чем ткнуть в нее ножом.

И что я сделала сразу, как только поужинала и почистила зубы? Положила у подушки засушенный букетик, причем вместе с тем самым бутоном розы, который меня буквально уговаривали не оставлять в композиции с успокоительными травами.

«Да что может случиться? Это всего лишь лилипутская розочка, которая плюс ко всему очень приятно пахнет».

Чтобы насладиться ее ароматом, смешанным с неярким запахом остальных цветов, я повернулась на бок и поднесла букет к лицу.

Мир моментально почернел.

Я же говорю, дура. Хоть и