Три закона. Закон первый – Выживание - Елена Пост-Нова

краской.

— Раз ты не выдерживаешь даже такого — вряд ли тебе стоит с этим связываться.

— Я не сказал, что чего-то не выдержал! К тому же все решения уже приняты!

— Ладно, тебе лучше знать, — и отец склонился над газетой.

Мама с умилением вздохнула над нами обоими. Я же, проглотив остатки воды, попёрся к себе самым решительным шагом.

— Посиди ещё, ребёнок! — попросила мама, явно разочарованная отсутствием рассказов о моём вчерашнем дне.

— Мне надо хотя бы одеться! — проорал я уже на лестнице.

А-а-а, как же я зол!! Меня просто бесит!.. Чёртова одежда бесит — расшвыряю её по комнате! И вот это самое ещё!.. Что же именно?.. Что-то ведь адски меня злит…

Раскалённое железо тщеславия окунулось в ледяную воду разума.

Так. Кажется, на меня давят не только будущие коллеги.

Чувствуя накатывающее бессилие, я упал на кровать. Да что же это такое? Мне хотелось спросить у отца совета, а он просто применил ко мне один из своих мотивационных методов, которыми пинает своих подчинённых на пути к целям… Почему со мной нельзя поговорить по-человечески, почему я должен быть машиной для достижения результатов?

Скорей бы уже приехал Мичлав…

Поймав себя на этой мысли, я понял, что мне хотелось бы опять влиться в поток его устойчиво приподнятого настроения и грубоватых шуточек. Гипертимия Мичлава выглядит гораздо приятнее управленческих привычек отца…

Поэтому звонок в дверь обрадовал меня. Даже несмотря на все сомнения, связанные с правильностью принятого решения.

До отъезда в рейд ещё целых три недели. За это время я постараюсь всё разъяснить для себя как можно подробнее — и про предстоящую работу, и про личность работодателя. И если что — сам Глава Ассоциации дал мне разрешение отказаться.

Имея в голове данные мысли, на передовую я вышел со сдвинутыми бровями, настроенный серьёзно.

Трио взрослых встретило моё появление внезапным молчанием. Сразу стало так неприятно — будто они разговаривали о чём-то, чего мне слушать не надо. Нет-нет, это мне только кажется, хватит психовать.

— А вот и ты, братец, — Мичлав шагнул мимо родителей и, схватив мою протянутую руку, тут же перехватил её за плечо, — иди сюда, я с тобой уже сроднился. Я уже почти сроднился с вашим сыном, господа!

Мама смущённо поправила локон причёски и пожала плечиком.

— Он у нас ещё не сын.

— Но это вполне вероятно, — отец смотрел на меня как на дело рук своих.

— Так вы действительно хотите, чтобы я стал мужчиной? — я немного удивился.

— Как решишь ты! Мы не будем насиловать твою волю!

— Это буду делать я, парень, — заверил охотник, заглядывая себе под крыло, где я попросту терялся в его габаритах. — Ну что, чёрт возьми? Мы отчаливаем, остальным желаю удачно взорвать рабочие места! Парня верну вечером — истрёпанным до последней кишки, но целым.

Я с надеждой и страхом выглянул из-под его локтя — но родители ничуть не обиделись и даже не возмутились таким грубым и бесцеремонным словцам! Они, стоя в обнимочку, помахали нам с порога, а я опять, как вчера в школе, почувствовал себя угоняемым невольником. Как он это делает?! Весь боевой настрой вмиг улетучился, и я вновь испугался…

Солнце разгоняло румянец по молочному небу, ручка двери была холодной и мокрой от утреннего конденсата. Позавидовав окружающей тишине и спокойствию в домах соседей, я залез в машину, в уже разогретый запах антикора. Мичлав, бодрый и крепкий, как вымытое радиоактивное яблоко, бухнулся рядом, тут же стянул куртку, обнажая здоровые плечи.

— Ну что, готов? — вопросил он.

И сразу немного озадачился.

— Ты чего, малыш?

Я уклончиво помотал головой.

— Выкладывай давай, — отвлёкшись, чтобы завести мотор и нажать на газ, охотник опять покосился на меня.

Кажется, он действительно хотел бы знать… В отличие от обоих моих родителей. И заметил, что что-то не так даже сквозь мою стандартную заученную мину.

— Что, сомнения появились?

Я мялся — отвечать фразами вежливости не хотелось.

— Разговор со Стариком не пошёл на пользу? — тут он имел в виду Главу Ассоциации.

— Вовсе нет, разговор как разговор!..

— То-то ты мне говорить про него не хочешь, — Мичлав хмыкнул, глядя на дорогу. — Ну ладно, вообще-то я знаю, что он тебе напихал в башку. Ну так а что другое, если не этот разговор?

— Просто… Естественный переход от воодушевления к сомнению, наверное…

— Ах, во-от как. Парень, знаешь, кто обрыдается, если ты вдруг передумаешь? Я! Видишь, от твоего вида уже не по себе. Не дай мне опозориться, а?

Я невольно улыбнулся. Мичлав, будто ждал, обнажил все тридцать три зуба.

— Едем, малыш?

— Едем-едем…

— Отли-ично.

Машина вырулила на знакомый путь — в широкий, отлаженный автомобильный поток, не уменьшающийся даже в прохладном свете розового шестичасового солнца.

— В школе, кстати, всё улажено, — вспомнил Мичлав данный нюанс, — можешь не беспокоиться. А наставник твой, знаешь ли… суров…

Он качнул головой, и недобро дёрнулась желвака под чёрной щетиной.

— Наставник Демен? — изумился я до глубины души.

— Демен.

Недоброта, помстившаяся мне в первые секунды, тут же исчезла. Охотник расслабленно смотрел в застланный ковром из автомобилей горизонт. Покинув жилой район, можно было более не волноваться об управлении машиной — все двигались с постоянной, максимально допустимой скоростью, и никто не стремился прибавить газа. Время от времени основная линия теряла какое-то количество участников — когда мимо проносился очередной район. Оттуда же к ней присоединялась новая партия колёс. Бесконечная Артерия работала гладко и красиво.

— Нет, — посомневавшись, сказал я, — Демен очень лояльный человек. И прекрасный преподаватель!

— Хм. Да он, похоже, ревнует, парень!

— Да?..

— Само собой! — эта мысль развеселила Мичлава. — Теперь-то у тебя другой наставник. Хороших учеников не слишком хочется терять, а?

— Господин Мичлав, ну вы…

— Просто Мичлав! Не забывай, малыш.

— Простите, да — Мичлав. Вы уж очень меня захваливаете.

— А тебе и приятно, — он хмыкнул. — Ну ладно! Не смущайся. Это я не просто так распаляюсь.

Не просто так? А зачем?

— Тебе сейчас предстоит полнейшее медобследование, братец. Покруче чем ты когда-либо проходил в своей жизни — ни одного угла внутри не останется для себя! Наизнанку вывернут! Вот и хочется тебя, беднягу… ну, приободрить перед казнью, что ли.

Я невольно поёжился. Но от такого благого намерения почувствовал даже признательность. Уж в чём я реально сейчас нуждался, так это в ободрении.

— Давай отвлечёмся, малыш, — не глядя саданув мне по плечу (видимо, у него это стандартный жест, придётся привыкать), он с неизменной улыбкой устроился в кресле поудобнее, будто и не вёл машину на трассовой скорости: — Поговорим о том,