Хищный. Наглый. Холостой (СИ) - Ланская Алина

Я в последний раз бросила взгляд на раскрытый рюкзак. Вроде ничего не забыла, хотя наверняка в деревне понадобится что-то такое, о чем я сейчас и подумать не могу. До сих пор не верится, что Новый год я буду встречать в полном одиночестве.

— Может, не надо, а? — Диля сидела на диване, скрестив ноги по-турецки, и с несчастным видом смотрела то на меня, то на мой темно-бордовый рюкзак. — Кать, а давай я с тобой поеду? Ну пожалуйста!

— Нет, Диляр. — Я подошла к подруге и села рядом, крепко обняла ее за плечи и выдала классическую для таких случаев фразу: — Мне нужно побыть одной и все обдумать.

— Кать! Завтра 31 декабря! Праздник на носу, твой любимый, кстати! Нет, одну я тебя в эту глушь не пущу. Да и Пашка с ума сойдет, когда узнает, что ты не поедешь со всеми.

От напоминания о Кальянове больно заныло в груди. Мы поссорились. Очень сильно, всего второй раз в жизни.

— Никому не говори, где я, Диль. Баринову я сама позвоню и скажу, что не приеду. Он не сильно расстроится.

Савва предложил всей нашей группе отметить Новый год на даче его родителей под Москвой. Самые нетерпеливые, типа Олеськи Лурии, еще утром отправились в хоромы нашего «золотого мальчика». Пашка тоже хотел сегодня ехать, может, уже там…

— Кать, мне жаль, что вы поссорились с Пашей. — Диля выглядела такой несчастной, что мне стало жаль ее больше, чем себя. — Но это же глупо! Вы любите друг друга!

— Иногда мне кажется, что мы слишком разные и хотим от жизни разного… И когда закончим учебу, тут же разбежимся кто куда.

— С чего ты так решила? — Диля вдруг напряглась, даже взгляд перестал быть таким несчастным.

— Ему нравится то, что недоступно. Он хочет быть как Баринов, пытается ему во всем подражать, но это другой мир, и Пашка в нем чужой. Но никак не может этого понять. А я терпеть не могу вашего Викинга и всю его шелуху вокруг. У меня отчим точь-в-точь как Саввушка.

— Но поссорились вы с Пашкой не из-за этого, — возразила подруга.

— Нет, но не желай он угодить Савве, ничего бы не случилось!

Юсупова молчала, не зная, что возразить. Оправдать Пашу она не пыталась.

На прошлой неделе мама разбирала старую дачу, которую решили купить наши соседи по поселку. Мы редко приезжали в тот дом, мама не любила воспоминаний о папе, после его смерти она очень торопилась забыть обо всем и начать новую жизнь. Я была очень маленькой тогда и многого не понимала, лишь когда повзрослела, осознала, что она не оставила мне никаких воспоминаний. Словно у меня и не было никогда отца.

Но на даче оставалась одна вещь, которую точно покупал папа, — тяжелые напольные часы. Мама собиралась их выбросить. И выкинула бы, если бы я не упросила их отдать мне. До электрички она меня довезла на машине, а вот дальше… дальше на вокзале меня должен был встретить Паша…

— Он не хотел тебя подводить, — тихо проговорила Диля, выдернув меня из болезненных воспоминаний о том, как я сама тащила двадцатикилограммовый антиквариат, а потом еще искала такси в лютый мороз. Кальянов даже на звонки не отвечал.

— Не хотел, но подвел. Просто забыл, потому что всю ночь протусил с Бариновым в клубе. Диль, я чувствую, что на самом деле не нужна ему!

— Полный бред! Он тебя очень любит. Он мне сам об этом сказал.

В груди чуточку потеплело.

— Не хочу веселиться со всеми. — Я уткнулась лицом в плечо подруги. — К тому же, знаешь, этот дом — последнее, что осталось от папы, после праздников мама закроет сделку, так что…

Повисла долгая пауза. Я закрыла, наконец, свой рюкзак и вытащила его в прихожую. Такси скоро приедет, и если я не опоздаю на электричку, то вечером уже буду в доме.

Сидя в машине, набрала Баринову — Савва не отвечал, и я с радостью что-то буркнула на автоответчик, лишь бы не перезванивать. И чего он возится с нами со всеми? За полтора года должен был уже наиграться.

В доме было тепло — спасибо соседу дяде Мише, которому я позвонила еще утром. Именно его сын и собирался купить нашу дачу, расширить, так сказать, семейные владения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я написала маме и Диле, что я на месте и со мной все в порядке. От Пашки ни звонка, ни одного сообщения. Мы не разговаривали уже три дня, и первый делать шаг он точно не собирается.

На улице началась метель, я дико устала с дороги, хотелось спать, но мысли крутились вокруг Кальянова, наших с ним отношений. А может, это все? Конец? Нам было хорошо вместе. Пашка — очень добрый и легкий в общении, у него мягкий характер, с ним всегда можно расслабиться и поныть ему в плечо. Рядом с ним просто хотелось улыбаться.

Хотелось… Пашка обаял меня сразу, что называется, на контрасте. Рядом с нами всегда вертелся Баринов — саркастичный, задиристый и высокомерный. Он жутко меня напрягал, заставлял все время быть в тонусе, тянул куда-то вверх, а я не хотела соответствовать таким, как он. Еще он беззастенчиво пользовался своей мужской притягательностью. И это выбешивало. Пашка стал моим защитным оберегом.

Но что-то изменилось в последний месяц: он будто отдалился от меня, появились какие-то новые друзья, с которыми он зависает без меня, но всегда с Бариновым. Мы почти перестали проводить время только вдвоем.

Я не заметила, как заснула. Усталость и нервозность в последние дни заставили проспать до десяти утра. Так долго я давно не спала!

Я еще нежилась под теплым одеялом, когда услышала за окном мужские голоса. Сначала подумала, что это лишь продолжение сна: ночью снилось, что мы деремся с Бариновым, а Пашка пытается нас разнять.

— …Да нисколько ты не должен. — Я разобрала слова дяди Миши и тут же села на кровати, окончательно проснувшись. — Хорошо, что ты приехал, а то чего вздумала — девка молодая, и одной Новый год встречать. Ты проходи к дому да постучи погромче: спит, небось.

— Спасибо, дядь Миш, — раздался бархатный голос Саввы Баринова, и я мигом вскочила на пол, лихорадочно пытаясь натянуть на себя теплые штаны. — Сейчас разбужу.

Вот как? Ну как он тут оказался? Я еще спускалась по лестнице со второго этажа, когда в дверь бесцеремонно затарабанили.

— Дымова, вставай! — В голосе «золотого мальчика» не было ни капли обходительности. — Мы едем ко мне.

— Пошел к черту, Баринов! — Я застыла на лестнице, не зная, что делать. — Да как ты вообще меня нашел?! Ты зачем…

— Дверь открой, — оборвал меня Савва. — Я тут от холода окочурюсь скоро!

— Да неужели? — Я еще раздумывала, открывать или нет.

— Катянь! — Он уже не колотил в дверь, а жалобно так скреб пальцами по холодному дереву. — Ты хочешь, чтобы я замерз на твоем пороге? Столько потом хлопот с трупом, да еще под самый Новый год…

Я резко дернула замок, а потом изо всей силы рванула дверь на себя. И тут же чуть не грохнулась на пол под весом Баринова.

— Ай! — Через секунду я уже стряхивала с рук и груди снег. — Ты как тут отказался? Дверь закрой, холодно!

Он дышал морозом, на густых светлых бровях сверкал иней, а в глазах застыли голубые льдинки.

— Ты похож на злого Деда Мороза, который отказался взрослеть, Баринов.

Я смотрела на Савву и в душе улыбалась. Это же сколько он отмотал, чтобы сюда добраться! За мной приехал, сумасшедший. А может…

— У тебя есть чем согреться, Дымова? — спросил он и, не разуваясь, потопал по коридору. — Кофе есть хотя бы?

Через пять минут я уже отпаивала замерзшего Баринова сладким чаем, а он как ни в чем не бывало болтал про то, как застрял метрах в трехстах от нашей улицы.

— Тебе помог дядя Миша? — Я невольно залюбовалась блаженной улыбкой на заросшем щетиной лице. — Ты как меня нашел? И, главное, зачем? И… Кальянов знает?

Улыбка мигом слетела с его лица, глаза хищно сощурились.

— Я не отчитываюсь перед ним, если ты не знала. И мне не нужно его разрешения, чтобы быть здесь. Собирайся и поехали.

— Никуда не поеду. — Я зевнула, прикрыв рот ладонью. — Дилька сдала? Да уже неважно. Я хочу побыть одна, Савва, имею право. И, если честно, я уже устала от твоих вечеринок. Так что…