Черная корона - Галина Романова

Одна девушка, с которой Калинкин всего месяц как расстался, так и заявила ему, собирая свои вещи с полок его старого шкафа:

— Хороший ты парень, Дима. Очень хороший! Но уж больно беден. Может, и не особенно беден в общепринятом понимании, но недостаточно обеспечен для меня!

И ушла со своей сумкой, поставив жирный крест на их отношениях и оставив в его душе еще один жирный отвратительный шрам.

— Не там ищешь, Калинкин! — подшучивали над ним коллеги по работе. — Не там и не тех…

А он настырно хотел именно тех! Тех, чьи ноги, грудь, осанка не оставляли равнодушными ни один мужской взгляд, чья кожа под пальцами казалась бархатом, а лицо не требовало ежедневной косметической ретуши.

Они даже в печали, слезах и бинтах бывали прекрасными. И бледность казалась не синюшной, а аристократически прозрачной. И отвратительный больничный запах не мог заглушить головокружительного аромата молодого холеного тела. Трогать ее хотелось, прижимать к себе и жалеть еще, а не…

А не отправлять в сумасшедший дом только потому, что она вдруг начала мешать кому-то.

Калинкин вертел в руках упаковку опротивевших до тошноты пельменей, пытаясь прочесть состав и определить его полезность, но буквы на прозрачном полиэтилене корчились и не желали складываться в слова. Он вздохнул и швырнул килограммовую упаковку в корзину. Какая разница, чего в них напихали производители, все они на один вкус. Сейчас бы домашних пельмешков отведать! Тех, что лепила его матушка. И навернуть тарелочку с домашней сметаной или с топленым маслом. А потом выйти на улицу и топориком помахать, складывая готовые дрова поленницей возле сарая.

Калинкин вздохнул с горечью.

Не получится, как бы ни хотелось. Езды до отчего дома четыре с половиной тысячи километров. Кто же его отпустит? И до отпуска еще ой как долго. Да и разве поехал бы он к матери, случись отпуск завтра? Вряд ли. Поскакал бы в туристическое агентство тут же, чтобы выбрать маршрут подоступнее и помоднее.

Вспомнив о матери, Калинкин окончательно расстроился. Сколько звал ее к себе, сколько уговаривал, все бесполезно. Не может, видите ли, она от земли оторваться! Яблони побросать сил у нее нет. И десять огородных соток беспризорными жалко оставить. Зачахнет, говорит, мгновенно без земли в городе. Зачахнет и умрет. А ему, говорит, девушка скоро найдется, она, дескать, и скрасит его одиночество.

Девушка не находилась, хоть умри. Та самая, единственная, которая даже после смерти его все смотрела бы в окно и ждала.

Так было у его матери с отцом, а у него вот все никак не получалось. Он уж и надеяться устал, и знакомиться сил уже просто не стало. Что ни красотка, то с претензиями…

— Здравствуйте, Дима. — Возле подъезда толпились пожилые женщины, оживленно обсуждая новых жильцов, въехавших неделю назад. — Отработали?

Любопытной была его соседка по лестничной клетке — тетя Шура Бабкина. Любопытной была до такой степени, что Калинкин порой, выходя из своей квартиры и заслышав, как тетя Шура поднимается к себе, бегом мчался на лестничную площадку этажом выше и ждал там до тех пор, пока она не скроется в своей однокомнатной конуре. И мало ему было ее любопытства, так она в довесок второй год сватала ему свою внучку — студентку педагогического института.

Девицу звали так же, как и бабку, но она предпочитала называться Александрой. Была она невысокого роста и сама вся крохотная какая-то. Маленькие ладошки, маленькие ступни, крохотные грудки. Глазищи только были огромными и рот еще. Полный, яркий. И манящим бы наверняка показался на каком-нибудь другом лице. Александре же эти губы не шли, равно как и грива темно-русых волос, которые она никогда не убирала в хвост, предпочитая носить распущенными.

Девушка не понравилась Калинкину с первого взгляда. Еще тогда, когда, сунув ему в руку свою крохотную ладошку, с надменным достоинством представилась. Со второго взгляда он стал ее ненавидеть и старательно избегать. Так же, как и ее бабку. А совсем недавно…

Калинкин тогда девчонку едва не задушил. Его девушка, помнится, день как его покинула. Он взял отгул и в глубокой печали валялся в гостиной на диване перед телевизором. И тут звонок.

Отвратительная Шурка номер два — так он называл про себя вздорную внучку своей соседки — смотрела на него со странной блуждающей ухмылкой на полных губах, заявившись к нему якобы за солью почти голышом.

Всей одежды на ней было — узенькие шорты, короткая майка и резиновые шлепанцы на босу ногу.

— Если скажешь, что соли нет, — не поверю, — ухмыльнулась она еще более странно и поперла с лестничной клетки буром на него.

Он поначалу принялся пятиться, но потом нашелся и ответил ей в тон:

— Если скажешь, что ты и в самом деле за солью, — не поверю. Чего надо?

— Хм-мм… — Она уже успела сбросить шлепанцы в его прихожей и ходила теперь, вытягивая маленькие стройные ножки, по его гостиной. — Соль в самом деле нужна. Бабуля все запасы пустила на какое-то народное снадобье от ревматизма. Сунулась заправить салат, а там пусто. Но если тебе хочется думать, что мне нужен был предлог для того, чтобы увидеться с тобой, думай!

— А хотелось увидеться?

Разговор был глупым и ненужным. Калинкина упорно манило снова на диван, на подушку, которой за минувшие сутки досталось, с такой силой он бил по ней кулаками и кусал в бессильной злобе за наволочку. Хотелось снова уставиться в телевизор, с вялым оживлением отслеживая футбольный матч. И хотелось еще забыть хотя бы на один вечер обо всех женщинах сразу. Включая голоногую внучку любопытной соседки.

И чего приперлась, спрашивается? Соль ей нужна, как же! Торговая палатка за углом их дома. Надень портки, накинь куртку — и вперед. Нет же, к нему пришла.

— Увидеться? С тобой? — Огромные глазищи серого, как слежавшаяся пыль, цвета уставились на Калинкина в немом изумлении. — А с какой стати мне хотеть с тобой видеться, Дим? Только из-за того, что ты нравишься моей бабуле и кажешься ей очень положительным героем?

— А тебе не кажусь? — Он вдруг начал заводиться.

— Мне? Нет, конечно! — фыркнула она и рассмеялась.

— Да? Надо же! — с фальшивой радостью подхватил Калинкин, становясь спиной к окну, чтобы Шурка номер два случайно не обнаружила в его глазах неожиданной обиды. — А кем же я тебе кажусь, если не секрет?

— Не секрет, знаешь.

Она дернула узкими плечиками и совершенно без зазрения совести тут же принялась его хаять в его же квартире. Вроде и ничего оскорбительного не было в ее словах, а задело сильно. И неделю потом еще размышлял и все к себе приглядывался: в самом ли деле он распускает хвост перед всеми красотками? И так ли уж иллюзорен тот мир, который он для себя придумал? А высокомерия он, которое внучка его соседки сочла наносным и ненастоящим, и вовсе в себе не разглядел. Все придумала, мерзавка!

Соли он ей дал и поспешил выставить из квартиры. И прятался потом от обеих еще пару недель, боясь столкнуться нос к носу. Теперешнее приветствие тети Шуры было первым после визита ее внучки в его дом.

— Да, отработал, — буркнул Калинкин себе под нос и поспешил в подъезд.

Но прыткая тетка догнала его уже на третьем этаже. Тут же сунула ему в руки корзинку с продуктами, попросив донести до двери, и, уж конечно же, не упустила случая вспомнить об Александре.

— Защитилась девочка моя, Дима, представляете! На «отлично»! Все экзамены, диплом, все на «пять с плюсом». Умница какая!

— Да, молодец, — промямлил Калинкин, сморщившись.

Он бы теперь через три ступеньки перемахивал, да возможности такой не было. Тетя Шура цепко держала его под локоток, мотивируя необходимость данного действа застарелым ревматизмом. Он бы мог ей, конечно, припомнить ее скоростной подъем, который она совершила только что с рекордными показателями, но поостерегся. Сейчас доведет ее до двери, отдаст корзинку, скроется за своей дверью и тут же забудет и про тетю Шуру, и про внучку Шуру.

— В аспирантуре предложили остаться, а она отказалась, — опечалилась тетя Шура, но как-то без особой горечи.

Калинкина это с чего-то насторожило, и уже через минуту он едва не застонал вслух, поняв, что предчувствие его не обмануло.

— Она ведь параллельно еще и в юридическом обучалась. Я не говорила? — Тетя Шура с его помощью благополучно добралась до своей двери, но отпускать его локоток не желала. — Не говорила? Надо же! А она ведь два образования высших получила, Александра моя! Ну такая умница, ну такая умница… Работать вот теперь пойдет по специальности. Завтра первый день у нее рабочий. Вы уж там ее не обижайте, Дмитрий Иванович. Уж помогите на первых порах.

— Я??? — Корзинка едва не вывалилась из его ослабевшей вмиг руки. — А я тут при чем?! Я же не в школе работаю и…

— А я не сказала, что она не в школу пошла работать?! Ай, худая моя голова! — Старая бестия притворно удивилась. — Она же не учительницей пошла, а к вам в милицию, Дмитрий Иванович. И к вам в отдел попросилась. А ее уважили. Племянник мой в вашем управлении начальником каким-то, он и помог. Так что вы уж не обижайте Сашеньку мою, когда советом каким помогите. Когда, может, до дома проводите, работаете ведь допоздна.