Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я помню, это случилось на масленой 1848 года. Я был утром в итальянской опере, как вдруг, словно электрическая искра, всю публику проткала весть: министерство Гизо пало. Какоето неясное, но жуткое чувство внезапно овладело всеми… И вот, вслед за возникновением движения во Франции, произошло соответствующее движение и у нас: учрежден был негласный комитет для рассмотрения злокозненностей русской литературы. Затем, в марте, я написал повесть, а в мае уже был зачислен в штат Вятского губернского правления. Все это, конечно, сделалось не так быстро, как во Франции, но зато основательно и прочно, потому что я вновь возвратился в Петербург лишь через семь с половиной лет, когда не только французская республика сделалась достоянием истории, но и у нас мундирные фраки уже были заменены мундирными полукафтанами» [49].
Так рассказывал сам Салтыков спустя тридцать с лишним лет после всех этих великих и малых событий конца сороковых годов. Само собою разумеется, что не случись Февральской революции во Франции, то, быть может, в России не было бы обращено внимания на «злокозненные» повести Салтыкова, тем более, что они так или иначе прошли уже через цензуру и что таким образом ответственность за появление их падала прежде всего на цензоров. Но как раз в то время (27 февраля 1848 г.) был учрежден под председательством кн. Меншикова временный секретный комитет, так и прозванный «меншиковским», для верховного надзора за цензурой. Комитет этот обратил внимание на «Запутанное дело» Салтыкова немедленно же вслед за появлением этой повести в мартовской книжке «Отечественных Записок». В заседании от 29 марта 1848 г. комитет подробно остановился на разборе повести Салтыкова, изложил ее содержание и особенно подчеркнул место о «волках» и аллегорические жесты Беобахтера, намекающие на гильотину. Однако никаких мер воздействия ни против журнала, ни против автора учинять еще, повидимому, не предполагалось; комитет лишь обратил «самое строгое внимание цензуры» на журнал «Отечественные Записки», за которым цензуре поручалось иметь особенное наблюдение [50].
Эти официальные данные дополняет рассказ академика К. С. Веселовского, нуждающийся, однако, в некоторых поправках. По рассказу этому на повесть «Запутанное дело» обратил в конце марта внимание член меншиковского комитета статссекретарь Дегай. Главное внимание комитета было обращено на предсмертный «сон» Мичулина о социальной пирамиде; комитет решил, что «в этом сне нельзя не видеть дерзкого умысла — изобразить в аллегорической форме Россию»… После этого рассмотрение повести Салтыкова и было внесено на заседание комитета от 29 марта 1848 года [51]. Мы уже знакомы с протоколом этого заседания, но в нем как раз ничего нет о «пирамиде», а особенно инкриминируются Салтыкову два другие места его повести; поэтому рассказ К. С. Веселовского нуждается в некотором исправлении. Но главным образом надо подчеркнуть тот факт, что судьбу Салтыкова решил вовсе не «меншиковский», а основанный на его месте пресловутый «бутурлинский» комитет. Комитет этот, официально именуемый «Комитет 2 апреля 1848 года», был учрежден под председательством Бутурлина «для высшего надзора в нравственном и политическом отношении за духом и направлением печатаемых в России произведений»; к нему перешли все дела его предшественника, «меншиковского» комитета, и был начат целый ряд новых дел о злокозненных произведениях русской литературы [52].
О повестях Салтыкова было сообщено военному министру кн. Чернышеву, так как именно в канцелярии этого министерства служил в то время, как мы знаем, Салтыков. В это же самое время чиновником особых поручений в чине действительного статского советника при военном министре состоял знаменитый в те годы писатель Нестор Кукольник, которому министр и поручил составить доклад о повестях Салтыкова. «Заклятый враг натуральной школы, Н. Кукольник, — говорит в известных уже нам воспоминаниях о Салтыкове А. Скабичевский, — представил доклад министру в таком роде, что гр. Чернышев только ужаснулся, что такой опасный человек, как Салтыков, служит в его министерстве». К сожалению, доклад этот не дошел до нас, хотя и сохранились писанные рукою Кукольника отношения военного министерства к шефу жандармов гр. А. Орлову и министру внутренних дел А. Перовскому [53]. Но и независимо от доклада Кукольника дело Салтыкова в это время было уже решено в «бутурлинском комитете» и в пресловутом III Отделении собственной его императорского величества канцелярии, которое тогда играло роль департамента полиции и охранного отделения.
Салтыков был немедленно «по высочайшему повелению» уволен со службы и арестован 20 апреля 1848 года. Через два дня судьба его была решена: его ссылали в Вятку. Рапортом от 28 апреля 1848 г. петербургский комендант барон Зальц сообщал директору канцелярии военного министерства, генераладъютанту Анненкову, бывшему непосредственному начальнику Салтыкова, что последний «имеет быть сдан сего числа в 9 часов вечера штабскапитану, Спб. жандармского дивизиона Рашкевичу для сопровождения в Вятку» [54]. Этот жандармский капитан вез с собою также и секретное «отношение за № 777 от 28 апреля 1848 года I экспедиции III Отделения собственной его императорского величества канцелярии» к вятскому губернатору А. И. Середе, сообщающее, что высочайше предписано«…служащего в канцелярии военного министерства титулярного советника Салтыкова, который в противность существующих узаконений, без дозволения и ведома начальства, помещал в периодических изданиях литературные свои произведения, обнаруживающие его вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западную Европу и ниспровергших власти и общественное спокойствие, — уволить из означенной канцелярии и отправить на службу тем же чином в Вятку»… На отношении этом (от графа Орлова) вятским губернатором Середою сделана пометка о получении бумаги и «препровожденного» при ней Салтыкова — 7 мая 1848 года [55]. С этого дня началось вятское житие Салтыкова.
В те патриархальные времена можно было и быть сосланным в глухой губернский город, и в то же время служить в нем, занимая ответственные места при особе самого губернатора. Так было десятилетием раньше в той же Вятке с сосланным туда Герценом, так случилось теперь и с Салтыковым. В Вятку он был сослан под «особый надзор» губернатора, и последний, через несколько дней после доставления Салтыкова жандармом, предписывал отношением за № 481 от 11 мая 1848 г. вятскому полицеймейстеру: «…предписываю вам иметь лично за титулярным советником Салтыковым непосредственный строгий надзор и доставлять мне ежемесячно об образе жизни и поведении его подробные и верные сведения» [56]. А на другой день после этого начато было в то же время официальное «дело об определении титулярного советника Салтыкова на службу» [57]; 3 июля он и был определен канцелярским чиновником Вятского губернского правления, о чем вскоре и было распубликовано в официальной части «Вятских Губернских Ведомостей: „Определен отправленный по высочайшему повелению в г. Вятку на службу, служивший в канцелярии военного министерства, титулярный советник Салтыков, в штат губернского правления по канцелярии присутствия канцелярских чиновников“ [58].
Таким образом Салтыков должен был снова начинать с первых ступеней лестницы прохождение своей чиновничьей карьеры. Впрочем, на этот раз по лестнице этой он стал итти быстрыми шагами. Прошло всего лишь два месяца со времени начала вятской службы Салтыкова, как губернатор уже представил его к должности своего старшего чиновника особых поручений; еще через два месяца представление это было утверждено министерством внутренних дел [59], и находившийся под особым надзором губернатора и полиции Салтыков занял одно из ближайших мест при особе этого самого губернатора.
Начались годы служебных скитаний Салтыкова по глухим местам и городишкам Вятской губернии, — скитаний, которые впоследствии дали ему так много материала для литературных произведений и в первую очередь, конечно, для появившихся почти десятилетием позднее „Губернских очерков“. Интересно следить по отделу „приехавших и выбывших“, который велся в местных губернских ведомостях, как часто Салтыков уезжал в служебные командировки и какие места Вятской губернии объехал он. „Приехал из Котельнича чиновник Салтыков“ (4 марта 1849 г.). „Выехал в г. Кай старш. чин. особ. пор. вят. гражд. губ. Салтыков“ (13 декабря 1849 г.). „Приехал из Кая старш. чин. особ. пор. вят. гражд. губ. Салтыкова (17 декабря 1849 г.). „Приехал из Уржума старший чиновник особых поручений Салтыков“ (14 июня 1850 г.) — вот что тоидело встречаем мы, перелистывая „Вятские Губернские Ведомости“ за годы пребывания Салтыкова в этом глухом краю [60]. О том, что наблюдал в этих своих служебных странствиях молодой чиновник, какие впечатления западали в его душу — вся читающая Россия узнала из „Губернских очерков“ десятилетней позднее. Сам же он неоднократно вспоминал впоследствии об этих годах своего странствия, вспоминал в целом ряде своих произведений.
- В разброд - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- Материалы для характеристики современной русской литературы - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- На распутьи. - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин - Константин Арсеньев - Критика
- Энциклопедия ума, или Словарь избранных мыслей авторов всех народов и всех веков. - Михаил Салтыков-Щедрин - Критика
- Весна - Николай Добролюбов - Критика
- Типы Гоголя в современной обстановке. – «Служащий», рассказ г. Елпатьевского - Ангел Богданович - Критика
- Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина - Коллектив авторов - Критика
- Утро. Литературный сборник - Николай Добролюбов - Критика
- Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов - Леонид Громов - Критика