Последний долг - Пэппер Винтерс

подыграть. Ни Джетро, чтобы спасти.

В этой тонкой брезентовой палатке только Дэниель, Кат и я.

Снаружи гремели барабаны, изредка раздавались возгласы и какие-то заклинания, брошенные в воздух. Они поднимались вверх и растворялись в ночном небе. Ещё ни разу я не боролась сама с собой так сильно и так жестоко. Никогда ещё граница между правильным и неправильным не была так сильно размыта. И я как никогда хотела сдаться, столкнувшись лицом к лицу с наступающей погибелью.

Секс.

Его они хотят.

И то, что они дали мне, заставляло тоже желать секса. Безумно желать. Отвратительно сильно.

Но я не могу.

Не могу забыть. И не забуду.

Тело будто жило своей жизнью, разрываясь на две половины, дрожа и требуя безоговорочной капитуляции.

Кат подошёл ближе, коснувшись шершавыми ладонями моих щёк. Кожа вспыхнула от его прикосновения, и я возненавидела себя за это, придвинувшись ближе и сосредоточившись на его губах, жаре, исходящем от него, и запахе костра.

Слегка усмехнувшись, он погладил пальцем мою нижнюю губу.

Сколько же сил у меня ушло, чтобы сдержаться и не облизать его.

— Всё ещё сопротивляешься, крошка Уивер. Я предлагаю сдаться.

Ни за что!

Он поцеловал меня, подталкивая капитулировать, и я застонала. Кат больше не играл ни в какие древние обряды, будь они не ладны. Он играл в совершенно другую игру. Подлец казался моложе, мягче… и так схож со своим старшим сыном, что это вызвало во мне замешательство, вплоть до головокружения, будто обрушивая приступ вертиго.

Он не Джетро.

Не Джетро!

Я могла отдаться музыке и танцу. Я могла стать одной из племени, но могла это сделать только на время, пока скакала в бешеном ритме вокруг костра. Но теперь, теперь я буду контролировать себя. Пойду против своего тела, даже если будет больно, и взять они меня смогут только против воли.

Если они изнасилуют меня, прежней я не стану.

Но если я отдамся добровольно… Да лучше умереть тысячу раз на гильотине.

— Тебе нужны подробности, Нила? — Кат провёл носом вдоль моей скулы, вдыхая запах. — Ты знаешь, что случилось с нашим родоначальником. Его трахали с часу ночи до часа дня. Его пустили «по кругу», и не было никаких правил и ограничений о том, что можно сделать, или чего нельзя, с его телом. Его просто отдали за долги.

Я тяжело сглотнула.

Ужасная участь, выпавшая на долю его родственника, только укрепила мою решимость.

— Нет, не нужно. Я помню. — Отстранилась я.

Джетро…

Господи, как бы я хотела, чтобы он был здесь.

Кестрел…

Он так спас меня тогда. Оставался верным и честным, и таким самоотверженным. И в тот момент я его тоже желала.

И я бы хотела, чтобы он был сейчас здесь.

Наркотик делал меня похотливым животным и заставлял хотеть любого до тех пор, пока мне было хорошо. Заставлял стремиться к непрерывному высвобождению.

— Чем бы вы меня не опоили, я не поддамся, — сжав кулаки, продолжила упорствовать.

И проследив взглядом, как Кат сжал через штаны свой напряжённый член, услышала в ответ:

— Ты уверена?

Животные примитивные желания перевешивали мою человеческую сущность. Я больна. Больна! Больна, раз хотела этого убийцу. Человека, который, словно овцу, зарезал мою мать. Человека, что убил любовь моей жизни и его брата — своих сыновей.

Нет!

И вдруг накатила ясность, позволившая выстоять.

— Отстаньте! Уходите! — закричала я. — Не хочу. Мне не понравится! Не важно, что вы сделаете, я не приму этого. Хотите, чтобы я отдалась добровольно? Хотите, чтобы я любила вас так же, как люблю вашего сына? Но я не люблю вас. И никогда не буду. Вы просто больной ублюдок, который заслуживает сдохнуть, как собака.

После моего маленького нервного срыва, под пологом палатки опустилась тишина.

— Ну, блядь, Уивер, — проведя по лицу ладонью, сказал, Дэниель. — Ты добилась своего.

Кат не проронил ни слова, но удовольствие на его лице моментально сменилось гневом. Он набросился на меня, схватив за волосы, запрокидывая назад мою голову.

— Любишь, говоришь? А, может, вернее будет сказать любила, дорогая? Он ведь мёртв.

Вот чёрт!

Правда таилась там, в глубине моих глаз, и я старательно укрыла её скорбью.

Взгляд Ката встретился с моим, ища сокрытое.

— Ты сильная, отдаю тебе должное. Сильнее, чем твоя мать. Хочешь, расскажу, как она умоляла трахнуть её? Как необузданна была? Как призналась, что любит и умрёт счастливой после той ночи, что мы провели вместе?

Ложь. Всё до последнего слова.

От его колкостей уже не было больно, словно сердце обрастало мозолью, которая только становилась толще с каждым разом.

— Я не верю. — Кат сильнее дёрнул меня, и бриллианты на шее сдавили горло.

— Думаешь переиграть нас? Не получится. Как только я коснусь твоей мокрой киски, ты будешь кричать: «Ещё, ещё». — Он отпустил, и я отшатнулась.

Кат подошёл к маленькому столику, на котором стоял графинчик с коньяком. Его белая рубашка, почти прозрачная от пота после церемонии, прилипла к долговязому телу. Он налил выпивки и повернулся. Кожа его покрылась испариной, а глаза, казалось, болезненно воспалены.

Хоть бы он заболел. Подцепил бы какую-нибудь заразу и умер.

Подняв бокал, он провозгласил тост:

— За Третий Долг, Нила. — Сделав большой глоток, отбросил стакан и шагнул ближе. Затем потянулся к карману и извлёк оттуда монету стоимостью в один фунт. — Орёл или решка, Дэн?

В груди заклокотало.

Страшно засосало под ложечкой.

Возбуждение боролось с ненавистью, уговаривая поддаться мнимой эйфории. Но я не пойду на поводу и не польщусь на обман.

Я убью тебя, Кат Хоук. Убью.

— Ох, чёрт, — почесав затылок, ответил Хоук-младший. — Ну-у… Орёл. Пусть выпадет королева.

Кат подбросил монету, почти сразу поймав её, и, со шлепком положив её на тыльную сторону другой руки, раскрыл, разочарованно выругавшись:

— Вот блядь.