Палач в нетерпении - Светлана Алешина

— Тоже мне, работа, — презрительно фыркнула мама. — Весь день торчала в салоне, потом поздно вечером явилась домой, пропахшая дорогими духами и вином, ничего не сказала, только сообщила, что надо бы над всем подумать, плюхнулась в кровать и тут же глубоко «задумалась» на всю ночь!

— А я думаю во сне, — безмятежно улыбнулась я.

— Господи, какая противная девочка! — возмутилась мама. — Ума не приложу, в кого ты такая!

— Ма, ну какая дочь могла вырасти у женщины, распевающей по утрам шедевры «Ляписа-Трубецкого»? — спросила я.

— Какого Ляписа? — недоуменно вытаращилась на меня мама. — И при чем тут Трубецкой? Ты еще корнета Оболенского сюда приплети…

— Скорее уж поручика Ржевского, — хмыкнула я. — Кто вчера распевал во все горло «Мне ль с моей красотой бояться одиночества»?

Я поднялась с кровати.

— Ладно уж, безжалостная мать, — проворчала я. — Пойду я на эту дурацкую работу, распутывать тот ужасный клубок, который умудрился напутать Лариков! Хотя я бы предпочла оставить его наедине с созданной проблемой. Пусть себе продолжает играть в Перри Мейсона! А я бы посмотрела на него. Но это все бесплодные мечтания. У нас четкое разделение труда — Лариков запутывает, Александра Сергеевна распутывает…

Я вышла на кухню.

— Завтракать, конечно, не будешь? — спросила мама.

Я вздохнула.

— Нет, не буду, — согласилась я. — Лучше я немного попозже объем Ларикова. После вчерашнего надо же ему нанести вред, так хоть этот!

— Сашка! Нельзя так плохо относиться к собственному начальнику!

Я уже оделась и стояла на выходе. Обернувшись, я улыбнулась, послала мамочке воздушный поцелуй и сказала:

— Да что ты, ма! Я его обожаю! Честное слово!

* * *

Пока я шла к своему «обожаемому» начальнику, моя голова трещала от мыслей. Правда, очень скоро все мои размышления растворились в бессмысленной песенке.

«Синенькая юбочка, ленточка в косе…»

«Черт, — выругалась я. — Надо же, как прилипает!»

Твердо решив справиться с этой напастью в виде Любочки, я начала талдычить стихотворение Вийона.

«От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь играя… Кто не знает Любочку…»

Я даже остановилась от возмущения.

Мой Франсуа с его высоким «штилем» сдавался перед напором Любочки?! Ну нет!

Я попробовала опять, с настойчивостью, достойной восхищения, сражаться с напастью.

— «Куда бы ни пошел — везде мой дом!» — вслух пробормотала я. И завершила фразу совершенно неожиданно: — Кто не знает Любочку — Любу знают все…

— Вы о чем? — спросил меня пожилой джентльмен в усах. — Вы мне?

Ах, я и забыла, что еду в автобусе!

— Нет, это я про себя, — смутилась я. Сейчас все будут думать, что я сумасшедшая девица.

Хотя — если разобраться, они правы. Ну сумасшедшая! Ну, девица… От правды не спрячешься…

Автобус фыркнул, явно издеваясь над моими умозаключениями, и остановился, выплюнув меня, такую вот девицу, из своего душного чрева. Надо будет подумать на тему того, как, каждый раз выходя из транспорта, мы как бы заново переживаем рождение.

Так как думать мне было о чем, я все-таки оставила в покое эту сложную философскую проблему.

Я поднялась на наш этаж и замерла с ключом в руках.

Из-за двери доносился громкий голос Лады.

— Надо же, — удивленно пробормотала я, посмотрев на часы. — Она прибежала раньше меня… Неужели именно ей есть в чем признаться?

* * *

— …и все смотрели на меня! — доносился из комнаты ее голос. — Думаете, я этого не заметила, да? А вот и приметила! Все эти многозначительные ухмылки и шепоток такой омерзительный!

Я тихо, на цыпочках, прошла в комнату, где Лариков прятал Татьяну.

— Привет! — прошептала я. — Кофе тебе принести?

— Нет, — шепотом отозвалась Таня и, прижав палец к губам, попросила: — Давай послушаем… Так интересно узнать, какой видят тебя люди.

Голос Лады доносился сюда как из приемника. С ее басом запросто можно рвануть в агитаторы. Слышно будет по всему городу. «Вступайте в либерально-демократическую партию!»

— Вы что, всерьез думаете, что именно я ее доставала какими-то письмами?

— Успокойтесь, никто так не думает, — проговорил Ларчик.

— Да, конечно, никто не думает! — взревела Лада, как подстреленный вепрь. — Никто не думает, но только все в этом уверены! Лада ведь интриганка, Лада обижена — только хотите правду знать? Мне на эту вашу кокотку с непомерным самомнением наплевать! Пусть воображает себя звездой, мне не жалко! Я эти письма не писала! Не писала, вы слышите?

В ее голосе явно прозвучали пронзительные ноты, показывающие, что наша Лада близка к истерике.

— О господи, — вздохнула я. — Придется все-таки искать валерианку…

Найдя нужный мне ящичек с «красным крестом» под шкафом и раскрыв его, я начала перебирать содержимое.

— Ваша, кстати, невинная жертва та еще штучка! — надрывалась в соседней комнате Лада. — Вы хотя бы поинтересовались, сколько она поменяла мужиков? А этот ее Никитич? Вы что, считаете, можно полюбить такого сморчка?

Я аж рот открыла. Таня вздрогнула и побледнела.

— Вот ведь в чем дело! В том, что он нашей Танечке сгодился для того, чтобы двигаться дальше по лесенке, ведущей вверх! Ей бы кто угодно сгодился — и ничего! Даже черт лысый ей бы подошел! Беспринципная она, как и ее братишка любимый! А вы знаете, что этот самый братишка не поймешь кто? То ли женщина, то ли мужик? У него с гипофизом проблемы и детей быть не может!

Та-ак… Сейчас валерианка будет нужна и Татьяне.

— Господи, что она несет? — пробормотала она. — Что она несет?!

— Сейчас выдам вам всем валерианки, — деловито пообещала я, продолжая раскапывать какие-то бумаги, неизвестно как появившиеся в этом ящичке, прикидывающемся «аптечкой».

О, тут было все! Фотографии людей, рваные брошюрки из серии «Тайны и загадки Вселенной», даже водительские права на неизвестного мне Юрия Варенова — только валерианки не было!

Я рассерженно двинула ящик обратно и посмотрела на Таню. Она стояла, сцепив руки, и с мрачной ненавистью смотрела на стену, из-за которой доносились разоблачительные речи.

— Сейчас, спрошу у босса, куда он прячет валерианку, — решила я и вышла из комнаты.

Открыла дверь в кабинет я на самом интересном месте.

Лада плакала, причем ее крупные плечи тряслись так, что угрожали землетрясением, а Лариков стоял над ней и растерянно поглаживал ее рукой по голове.

Я кашлянула, чтобы они все-таки не были чересчур потрясены внезапностью моего появления. Лариков поднял на меня глаза и сказал:

— Привет, Саша. Что-то ты сегодня задержалась.

В его голосе не было укора. Просто констатация факта и немножечко детской обиды — судя по всему, Лада уже давно была тут, и он вымотался совершенно.

«Ну так поделом, — мстительно подумала я. — После этих глупых трюков с резиновой «подружкой» того ли еще следует ожидать от сегодняшнего дня? Он же сам мечтал, что все только и будут заниматься тем, что бегать к нам с показаниями!

Вот и началось то, о чем он вчера так мечтал».

Впрочем, я склонна к жалости. Поэтому я извинилась и спокойно села на свое рабочее место, стараясь не обращать внимания на бесконечно удивленный взор Лады.

— Это… — пробормотала она, указывая на меня. — Это же сестра Никитича?

— Саша? — спросил Лариков. — О нет! Что вы! Это моя помощница, Александра Сергеевна Данич. Вы нас простите за тот маленький спектакль, что мы вчера устроили.

«Ох, знала бы эта бедняжка еще про один спектакль, который вы вчера устроили, — подумала я, видя, как несчастная справляется с потрясением, — она бы тебя просто убила, миленький мой Ларчик!»

— Ах вот как, — пробормотала Лада, с видимым трудом переваривая информацию. — Значит, Никитичу вы верите. Он ведь все знал?

— Ну конечно, хотя ваш Никитич ничуть не в более выгодном положении, — поспешно заверил Ларчик. — Он входит в число подозреваемых.

Это Ладу успокоило. Даже валерианка потеряла актуальность. Скажи человеку вовремя приятное, и он уже пришел в себя, даже если только что ему угрожала смертельная опасность!

— Я все-таки прошу вас снять с меня подозрения, — неожиданно по-детски попросила она. — Потому что я очень впечатлительная. И мне кажется, что все на меня смотрят и думают: вот она, эта гадина, которая забрасывала Таньку письмами! И теперь, когда Таня покончила с собой, эти взгляды еще и убийственные.

— Никто так не думает…

— Думают, думают, — вздохнула Лада. — Что я, наш гадюшник не знаю, что ли?

— Один человек уж точно не думает, — встряла я в разговор. — Тот, который писал.

— Вот и найдите его.

— Ну как же мы это сделаем без вашей помощи? — обаятельно улыбнулась я. — Вы сами знаете, что в вашей компании нельзя ничего понять. Вот, например, эта фотография…