Горечь испытаний - Олесь Бенюх

- Мне надо перекинуться парой слов с хозяином, - словно извиняясь, сказал Ковэр Маркетти. - Зато оставляю вас во власти чар нашей благоухающей апеннинской розы. Ева, мне как всегда - с анчоусами, - и, улыбнувшись, Ковэр исчез.

- А вам тоже с анчоусами? - Ева с профессиональной внимательностью разглядывала Ричарда.

_ А что бы вы пожелали съесть сами, если бы были голодны, как мать Ромула? - по-итальянски спросил он.

- Вы итальянец? - деланно удивилась она, хотя сразу же догадалась об этом.

- Си, синьорина, - слегка поклонился он.

- Тогда тоже с анчоусами, - девушка улыбнулась Маркетти широко раскрытыми черными глазами, вишневые губы зазывно блестели в неярком свете дешевых ламп-фонариков. "Хороша, клянусь Франсиском Ассизским - хороша!" млел Дик. "Еще один голодранец в ухажеры метит, - мысленно фыркнула она. Конечно, Рокфеллер с Ковэром не заявится. Все нищие красавцы".

- Сейчас ваша пицца пожалует - прямо с плиты! - и она исчезла на кухне. Маркетти думал о том, как это в сущности невероятно, и вместе с тем естественно, что в бедных, именно в бедных многодетных семьях его соплеменников появляются на свет божий девочки неземной красоты. Как они расцветают в пятнадцать лет, увядают в двадцать, высыхают или раздаются вширь в тридцать. Ему хотелось пить и есть. несколько раз он оглянулся на дверь, за которой исчезли и Альберто, и Ковэр, и Ева. Однажды его глаза встретились с глазами неопрятного старика, который неторопливо ел свою пиццу за соседним столиком. Маркетти и в голову не могло прийти, что за ним наблюдают люди Ларссона. Ах, хороша Ева. Он, кажется, отдал бы год жизни за то, чтобы на одну-единственную ночь стать ее Адамом!

Внезапно появился Альберто. Он устало улыбался, в руках у него не было подноса с вином. Ричард тоже заулыбался, но насторожился.

- Где же "кьянти"? И где мой друг?

- Они оба вас ждут, - шепнул ему на ухо Альберто. - Следуйте за мной.

И громко добавил: "Ваш друг позвонил куда-то и срочно укатил. Вам просил передать вот это". Маркетти развернул розовый бланк счета пиццерии. Он был пустой, и Ричард сунул его в карман пиджака. Альберто быстро провел его через кухню. Вскоре они оказались в небольшой комнате, где стояло всего два стола. Один из них был накрыт. За ним сидел Ковэр. На другом стоял старенький "чейнджер".

- Не хватает музыки, - словно очнулся от глубокого раздумья Ковэр, когда пицца и вино были поданы и Альберто, пожелав им славного аппетита, удалился. - Музыка! За волшебными аккордами Моцарта я готов идти через снега и пески.

Невысокого роста, худой, он был подвижен, быстр. Однако его движения были не резкими, а скорее плавными. Он достал из яркой обложки с портретом великого немецкого музыканта новенький черный диск, положил его на вертушку, включил проигрыватель. Раздались какие-то тягучие, чавкающие, хрюкающие звуки, они повторялись и повторялись. Сквозь них прорывалось шипение и щелканье. Через минуту Ричард понял, что это не дефекты студийной работы, а специальная запись, создающая эффект "плывущих" звуков. Ковэр выпил бокал вина и с удовольствием принялся за пиццу. "Ай да пицца! Ай да Альберто! У нас в Вашингтоне нет ничего похожего". "Отменная пицца, ничего не скажешь", - согласился Маркетти.

- Чувствуется мастер. Профессионал, - продолжал Ковэр. И вдруг: - Вот вы себя профессионалом считаете?

Маркетти несколько дольше, чем нужно было, цедил вино маленькими глотками из стакана.

- Разумеется, - продолжал негромко Ковэр. - Но какой же профессионал приведет за собой на встречу "хвост"? А вы привели. Хорошо, что у меня память на фото отменная. Я видел это лицо - и недавно - в одной частной фототеке. Ну ладно, его сейчас пустят по ложным следам. Это, в конце-концов, деталь. Хуже, что под угрозой целое. Вы, Ричард Маркетти, взяты под подозрение не только людьми Парсела, что само по себе уже не просто плох, а скандально, отчаянно плохо. Вы наследили так неловко, что вас подозревает служба Кеннеди. Вы понимаете, что это такое?

Теперь Дик, поставив свой фужер, уныло молчал. Наконец он выдавил из себя: "Вы это точно знаете?". Ковэр ничего не ответил. Похлопав Маркетти по спине, он сочувственно произнес: "Только не скисай. Это совсем последнее дело. Подкрепись". Вернону Ковэру было ничуть не жаль этого смазливого итальянца. "Задание у него было не из самых легких, конечно, - думал Ковэр, глядя, как через силу ест и пьет Маркетти. Легко сказать - следить за настроением, связями, намерениями самого Джерри Парсела. Но уж если взялся - а он взялся! - то будь мудрее змеи, быстрее антилопы, сильнее тигра. Спокойнее всего было бы убрать этого Маркетти куда-нибудь в Африку или даже в его Италию. Но это уже будет третий провал, третья неудача моих сотрудников за последние полгода. А шеф не любит неудачников. Да и кто их любит... нет, это не годится. Тогда остается один выход - сделать так, чтобы Маркетти сам "подставился" под Парсела. В таком случае он будет "жертвой" обстоятельств, а это совсем другое дело".

- Как у тебя, между прочим, отношения с миссис Парсел?

- Думаю, неплохие, - осторожно сказал Маркетти. - А что?

- Сейчас необходимо отвлечь от тебя внимание людей Парсела, я имею в виду - от твоего задания. Сделать это можно, пустив их по ложному следу.

- При чем тут Рейчел... миссис Парсел?

- Мы уже как-то говорили с тобой, Дик, - Ковэр взял Маркетти за плечо, другой рукой осторожно повернул к себе его лицо. Сквозь прядь вьющихся сивых волос на итальянца смотрели маленькие острые бледно-голубые глаза: - Рейчел Парсел должна быть твоей союзницей. Мне ли, старому человеку, говорить тебе, красавцу в соку, как это делается?

- Я уделяю ей все признаки внимания, какие возможны в рамках приличий, - отведя глаза в сторону, проговорил Дик.

- Ты говоришь о каких-то рамках приличий! - Ковэр всплеснул рукамиРечь идет о карьере всей твоей жизни, а ты - "рамки приличий"!

- Я боюсь, что может произойти что-то непоправимое, удрученно вымолвил Дик. - Боюсь панически.

- Дик Маркетти, Дик Маркетти, - с укором повторил Ковэр, - ты закончил нашу школу. Потом ты закончил школу телохранителей в Джорджии. Мы проверяли тебя в деле. И никогда, даже в самой критической ситуации, ты не проявил и тени трусости. Что же случилось сейчас? И из-за чего весь разговор? Из-за того, чтобы лечь в постель с молодой, интересной, доброй, богатой бабой и заручиться ее покровительством на будущее, на всякий случай?

Маркетти молчал. "Как у него все складно получается пришел, увидел, победил, - думал он, глядя пальцами соломку на бутылке. Я Рейчел вроде бы жизнь спас. Она со мной мила, учтива - и только. Да на ее месте любая вела бы себя так же. Джерри есть Джерри. Ковэру очень хочется ударить Парсела побольнее, и чужими руками. Парсел тоже кому-то мешает. Кажется, калифорнийской группировке. неужели все мы, все до единого, кому-то мешаем. Но тогда нужны ли мы в этом мире?".

- Она беременна, - глухо сказал он. Ковэр легонько толкнул Маркетти в грудь, сально улыбнулся. "Этот макаронник еще, не дай Бог, "расколется" если люди Парсела прижмут его поплотнее. Лучше, жестче нужно отбирать к нам людей. Как он юлит, как извивается. Противно, что это мой сотрудник".

- Я попробую, - проговорил, наконец, Ричард Маркетти. Я попробую...

Глава двадцать первая СОН ДИКА МАРКЕТТИ

Ему снилось, что отец привел его, четырехлетнего, в зоопарк. И хотя он точно знал, что в то время они не только не жили, но и не бывали в Риме, ему почему-то казалось, что это римский зоопарк. был ранний летний праздничный вечер. Веселые, нарядные люди громко переговаривались, ели сладости, мороженое,еще что-то, аппетитно шуршавшее в разноцветных целлофановых пакетиках. Все спешили к загонам со слонами - слониха Джильда только что родила слоненка.

Дика вели за руки мать и отец. Они тоже уговаривали его посмотреть на новорожденного слоненка-сына. Но Дик упрямился, плакал, он тянул их к вольеру с жирафами. Когда они, наконец, пришли туда, два взрослых жирафа медленно подошли к сетке. Вопреки протестам матери, отец поднял его на руках вверх. Один из жирафов степенно перегнулся через сетку, обнюхал теплыми ноздрями лицо Дика и лизнул прямо в нос шершавым языком. Дик достал из кармана отцовского пиджака пачку вафель"Они старые, плохие", отговаривал его отец. Но Дик не послушал его. Вскрыв пачку, отдал все вафли жирафу. Он с жадностью съел лакомство. И вдруг закачался на своих длинных ногах и рухнул в траву. Голова его оказалась рядом с сеткой, и Дик увидел, как редкие крупные слезы выкатывались из большого глаза и исчезали в траве. Он испугался и тоже заплакал. Оглянулся. Понял, что он совсем один у вольера - ни родителей, ни смотрителя, никого. И заплакал громче прежнего.

Он побежал - по пустынной дорожке зоопарка, по безлюдной улице, мимо пустых скверов, стоявших у тротуаров машин, автобусов. Раза два ему встречались фонтаны, из которых мощными струями била вода. Но шум этой падающей воды не успокаивал среди тишины и безлюдья, а пугал еще больше.